А тот, кто уцелел, окончательно развращен. Когда пришли вы, союзники, мы надеялись, что вы поможете нам избавиться от нашего растления. Но вы, преследуя свои цели, все больше и больше содействовали этому растлению.Мы должны бороться со злом именно здесь! Должны бороться со злом, не упуская времени! Такие люди, как вы, могут помочь нам. Вернувшись домой, вы во что бы то ни стало должны рассказать всю правду. В память моего отца прошу вас об этом.Взоры их встретились, и Джой поняла, что годы, прожитые бездумно, неумолимой громадой встают за ее спиной и что юность навсегда ушла от нее.— Клянусь! — сказала она, и это слово как-то странно прозвучало в ее устах. Ни разу за тридцать один год своей жизни она не давала иной клятвы, кроме клятвы верности мужу, священность которой она не чувствовала до настоящего времени.И теперь обе эти клятвы, слившись воедино, скрепили своей печатью ее духовную зрелость.Джой через стол подтолкнула пачки банкнотов к Брунгильде.— Вы должны взять эти деньги. Если не для себя, то для вашего дела.— Благодарю вас. Отец поблагодарил бы вас. И еще многие, многие сказали бы вам спасибо. Не сочтите меня чересчур оперативной, но я должна сейчас же послать Бруно в банк положить деньги на счет Союза жертв фашизма. Мы не можем рисковать этими деньгами.Взяв банкноты, она вышла из комнаты.Оставшись одна в темной комнате с окном, заколоченным доскою, Джой представила себе весь ужас жизни в этом полуразрушенном домике. Чтобы как-то отвлечься, она стала рассматривать целую серию снимков, приколотых к стене. Лысый мужчина, лицо как будто знакомое. Женщина, выходящая из автомобиля. Джой подошла ближе, внимательно всмотрелась, мелькнуло подозрение.За ее плечом заговорила Брунгильда.— Это последние экспонаты из нашей галереи преступников. Ими мы особенно гордимся. Вот эта женщина, она очень осторожна. Одна наша девушка потратила целые месяцы, чтобы получить этот снимок. Это ассистент доктора Оберхойзера, Лена Нейберт. Она стерилизовала меня в Равенсбруке. В те дни у нее были темные волосы.— По-моему, я где-то ее видела, — сказала Джой, когда Брунгильда поднесла к фотографии лампочку. — О нет! Не может быть! — воскликнула Джой.— Что — не может быть?— Она так похожа на женщину врача, которую пригласила моя невестка к Энн.— Очень возможно. Она практикует в Вильмерсдорфе, поблизости от особняка фон Мюллеров, и носит фамилию мужа. Он был эсэсовским офицером в лагере.— Но Берта говорила, что она очень опытный детский врач! — От недоверия голос ее прозвучал на высокой ноте.— С какой точки зрения на это посмотреть. В Равенсбруке восемьсот пятьдесят детей погибло от ее руки и от рук ее соучастниц. Немногие врачи, выпущенные из тюрьмы, могут похвалиться таким опытом, как Лена Гейнц и Герта Оберхойзер.Джой надела пальто, взяла сумочку.— Прошлой ночью мне казалось, что я узнала самое худшее, что хуже уже не может быть, а теперь вот это!— Не знаю, может ли быть еще хуже. Но самое главное, что вашего мужа не коснулось растление. А раз так, можно и жизнь строить.В дверях Брунгильда схватила Джой за руку, и, повинуясь какому-то порыву, они поцеловались и так замерли, обнявшись, словно в это короткое мгновение распалась связь времен и пространств, которые скоро должны навсегда разъединить их.Джой побежала по тропинке через пустырь, где сквозь сетку проливного дождя вырисовывались очертания зданий, разрушенных бомбардировкой. Глава XIX Первое, что Джой увидела, был «фольксваген» доктора Гейнц, стоявший у подъезда. Торопливо взбегая по ступенькам, она услышала крики Энн. Джой сильно нажала кнопку звонка, проклиная дом, в котором нет английских замков.Дверь открыла перепуганная Герда. Крики оглашали весь дом. Не слушая Герду, которая пыталась что-то сказать, Джой пронеслась мимо нее, шагая через ступеньку.И пока Джой бежала по коридору, крики перешли в истерические рыдания. Настежь распахнув дверь комнаты, она остановилась как вкопанная.Посреди комнаты стоял Стивен, крепко прижимая прильнувшую к нему Энн. Его лицо пылало от гнева.Берта что-то возбужденно выкрикивала, показывая ему палец, на котором остался след острых зубок и проступали капельки крови. Позади Берты, небрежно облокотившись о спинку кровати, стояла доктор Гейнц.— С какой стати… — начала было Джой.Услышав ее голос, Стивен обернулся.— С какой стати вздумалось тебе уйти, когда ты знала, что придет доктор? — сердито сказал он.Джой даже рот открыла от удивления:— Что-о?— Ребенок чуть с ума не сошел от страха.— А что вы скажете на это? — Берта ткнула руку чуть ли не в лицо Джой. — Маленькая дикарка укусила меня.Не испытывая ни малейшего сочувствия к пострадавшей, Джой взглянула на ее пухлую руку.— Вы, верно, причинили ей боль.— Причинила ей боль? Да я только хотела помочь доктору осмотреть ребенка, а она убежала, как сумасшедшая, и спряталась под кровать. А когда я хотела ее оттуда вытащить, она укусила меня за палец.— Зачем же ты ушла, зная, что будет доктор? — настойчиво повторил Стивен.— Кто тебе сказал, что я знала?— Я cказала. — Берта казалась олицетворением справедливости. — Вы не станете отрицать, что доктор Гейнц в прошлый раз пообещала приехать ровно через две недели, чтобы еще раз осмотреть Энн?Доктор склонила головку, причесанную по последней моде.— Я отлично помню, что я обещала позвонить доктору Гейнц, если нам понадобятся ее услуги, но я не позвонила. В моей стране не принято, чтобы врачи навязывали свои услуги пациентам, когда их об этом не просят.Глазки у доктора сузились, и сквозь эти щелочки просвечивал лед. Берта, сделав вид, что не слышала отповеди Джой, продолжала словоизлияния.— В этом доме вы в грош никого не ставите. Вы, кажется, вообразили, что мы все должны плясать под вашу дудочку. Это вовсе не признак хорошего воспитания. Ведь вы отлично знали, что доктор Гейнц согласилась уделить частицу своего драгоценного времени вашему ребенку, почему же вы не остались дома, чтобы принять врача? Если уж вам так не терпелось побегать по магазинам с вашей приятельницей, вульгарной американкой, надо было сказать, и нашлась бы надежная женщина, которая выполнила бы вместо вас ваш материнский долг.— А почему ты не позвала меня? — спросил ее Стивен.— Говоря откровенно, я думала, что тебя нет дома. Как я могла предположить, что ты в такой ранний час сидишь у матери, тем более что вечером она так расстроилась поведением этой ужасной женщины. — И Берта бросила на Джой испепеляющий взгляд. — Ведь на родине твоей жены все женские обязанности ложатся на мужчин, и это считается в порядке вещей. Вот я и подумала, что ты нянчишься с Энн. И что же, вместо тебя я застаю там своего сына. Ему нужно заниматься, а он проводит время с Энн в роли няньки! Я выпроводила его из комнаты, ну разве я могла знать, что эта негодница поведет себя, как дикий звереныш.— Вы лжете!Сбросив с себя пальто, Джой стала снимать перчатки. Глаза ее так сверкнули, что Берта отшатнулась.Доктор Гейнц выпрямилась. Когда она заговорила, голос ее был холоден, как и ее голубые, точно льдинки, глаза.— Я не допущу, чтобы меня называли лгуньей. И если подобные неучтивости повторятся, я откажусь делать операцию.— Какую операцию? — в тон ей спросила Джой, медленно направляясь к Гейнц, которая сразу как-то сникла и отступила на один шаг. Она кинула на Берту умоляющий взгляд, призывая ее на помощь. С напускным достоинством Берта произнесла:— Положение становится настолько неприятным, что мне остается только извиниться перед доктором Гейнц и предложить ей уйти отсюда вместе со мной.— О нет! Подождите! — Джой стояла лицом к лицу перед двумя солидными женщинами, и Стивену она показалась такой хрупкой, как веточка ивы, которую они могли сломать. Он с удивлением наблюдал за ней, даже Энн перестала плакать и, открыв рот, с любопытством смотрела на мать.— Должна сказать, я никогда бы не позволила вам оперировать Энн, будь вы даже единственным доктором на свете. Я никому не позволю производить эксперименты над моим ребенком.Доктор Гейнц побелела как полотно, вцепившись в плечо Берты, от ее заносчивости не осталось и следа.— Как смеете вы… — Берта замахнулась, чтобы ударить Джой.— Не смеешь! — прикрикнул на нее Стивен. — Она тебе не Юлиана.У Берты вырвалось словцо, незнакомое Джой. Затем она повторила:— Как смеете вы говорить…Джой подошла к ней вплотную.— Как посмели вы привести к моему ребенку убийцу? Как смели вы подумать, что я разрешу дотронуться до моего ребенка этой твари? Ведь она была приговорена к двадцати годам тюрьмы за преступления, совершенные в Равенсбруке! Вы такая же дрянь, как и она!Она услышала, как ахнул Стивен, уголком глаза увидела, как он положил Энн в постель. В одно мгновение он очутился возле нее, когда она замахнулась на отпрянувшую от нее Гейнц.— Что касается вас, фрау Лена Нейберт, я отказываюсь называть вас врачом — вы убийца, вы уничтожили тысячи людей, вы грязная, запятнанная кровью садистка, вы гнусная тварь! Вам не место среди врачей, даже на бойне вам не место. Вон отсюда!— Так это правда, Берта? — спросил Стивен.— Отказываюсь отвечать на подобную клеветническую чепуху. — И Берта хотела пройти мимо него, но он схватил ее за кисть руки и притянул к себе.Они стояли лицом к лицу, глядя друг другу в глаза.— Фу! — Он отшвырнул ее от себя, она захныкала, потирая сжатую до синяка руку. — По твоему лицу вижу, что это правда. А теперь вон отсюда обе! Я не ручаюсь за себя, хоть вы и женщины.Они выскочили из комнаты, как перепуганные овцы. Оказавшись за дверью, Гейнц пришла в себя, и ее лицо исказилось от ярости.— Я привлеку вас к суду за оскорбление! — громко сказала она и повторила это по-немецки. Джой, провожавшая ее до дверей, крикнула ей вслед:— Пожалуйста! С превеликим удовольствием разоблачу вас и ваши преступления перед всем миром.Шарлотта подозрительно быстро пришла от матери.— Фрау приглашает мисс Анну выпить с ней молоко.Энн, уже вполне придя в себя, помчалась доложить о разгроме своих врагов.Джой, закрыв дверь, упала в изнеможении на диван. Стивен стоял перед ней совершенно ошеломленный.— Где и когда ты об этом узнала?— Сегодня утром от Брунгильды.— Кто такая Брунгильда?— Дочь профессора.— Не знал, что ты знакома с его дочерью.Джой устало вздохнула.— Я тебе солгала.— Что-о?— Узнав, что профессор болен, я пошла его навестить. А ты думал, что я бегаю по магазинам с Луэллой. Он был при смерти; он попросил меня поиграть, и я осталась. В ту ночь он умер.— А сегодня ты опять была там?— Да.— Зачем?— Мне показалось, что Брунгильда что-то знает о твоей семье. А возможно, и о тебе.— Обо мне?— Не о тебе лично. Она была на принудительных работах в Освенциме на фабрике твоего отца.Стивен круто повернулся, подошел к окну. Когда он опять посмотрел на нее, на его лице была написана мука, как и в прошлую ночь.Он склонился над ней.— Клянусь жизнью наших детей, Джой, я не знал, что мы докатились до этого, — хриплым голосом сказал он.— Верю тебе. Пусть и докатились, это не имеет значения: прошлое предано забвению как для меня, так и для тебя.— А эта Гейнц? — помолчав, спросил он.— Она была врачом вместе с Оберхойзер и еще одной женщиной в Равенсбруке. Туда была отправлена «для экспериментов» Брунгильда. Когда-нибудь я расскажу тебе об этом.Усталость уносила ее на своей волне.Стивен сел рядом с ней, обнял ее, прижался губами к ее волосам.— Прости меня, дорогая. У меня сложилось о тебе ложное представление.— Мы не поняли друг друга.Он поцеловал ее, и она почувствовала, что их настоящая любовь только начинается.А там, внизу, по дорожке сада, взметая гравий, отъезжал «фольксваген» доктора Гейнц.Стивен подбежал к окну:— Уехала вместе с Бертой.Они стояли молча, вдыхая запах дождя и свежевспаханной земли, куда садовник пересаживал цветущие астры.Какой покой! Ни единого звука, кроме шелеста опавших листьев под метлой дочки садовника.С трудом заставила она себя окунуться в путаницу настоящего. И когда он сказал: «Что же нам делать?» — непроизвольно ответила: «Уехать как можно скорее».— А моя мать?Покой? Покой того полуденного часа, когда они скользили по стеклянной поверхности моря, в самом сердце циклона, зная, что вот-вот, еще несколько часов, и стихия забушует со всей своей неистовой силой и вовлечет их в свой вихревой смерч.Подобен первому дуновению ветерка был вопрос Стивена: «А моя мать?» И подобно молнии, расколовшей от горизонта до зенита зловещее небо в тот давний вечер, озарение сошло на Джой.— Возьмем ее с собой.Прозвенел гонг, мягко и благозвучно приглашая к обеду, как будто нынешний день был, как и всякий другой день, обычным в доме фон Мюллеров.Но все же, когда они сходили вниз по лестнице, направляясь в столовую, казалось, особняк фон Мюллеров затаил дыхание.Тиканье дедовских часов в прихожей казалось необычно громким. Горничные бесшумно порхали, уголком глаз наблюдая за каждым членом семьи. Еще бесшумнее двигался Гесс, и маска безразличия на его лице казалась еще бесстрастнее.Отец, как всегда, сидел во главе стола, как всегда, сказал: «Mahlzeit», так ведь повелось говорить. «Mahlzeit», — ответила Джой, словно в мире не существовало нерешенных вопросов, кроме пожелания хорошего аппетита человеку, у которого и без того отличный аппетит.И пусть он заметил незанятый стул Берты и пустое кресло матери и место Хорста, он и виду не подал. И, как всегда, священнодействовал за трапезой.Джой взглянула на Ганса, сидевшего напротив нее. Как всегда, у него замкнутое лицо. Затем бросила искоса взгляд на Стивена. Он сидел по левую руку отца и, как всегда, почтительно ухаживал за ним.Отодвинув тарелку, к которой она и не прикоснулась, Джой посмотрела на отца и втайне позавидовала выдержке старика. И глазом ведь не моргнул, голосом не выдал, что мир, который он с такой тщательностью создавал, рушится вокруг него, за камнем камень, что подрываются основы его честолюбивых желаний, что все, о чем он мечтал, ускользает у него из рук. Зов крови остался без ответа.Сама того не желая, она невольно любовалась стариком. Потерять все и не показать виду, что страдаешь по утрате, это тоже было мужество!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34