— В школе она была моей лучшей подругой. Вплоть до начала войны недели не проходило, чтобы мы не виделись. У нее отличный послужной список. Но в конце войны ее заслуги не были оценены, и ей пришлось пережить трудное время. Года два назад принцесса решила вызвать ее в Берлин, чтобы улучшить условия ее жизни. Организация дала ей деньги, чтобы она могла практиковать в Вильмерсдорфе. Это в десяти минутах отсюда. Она компетентный врач, у нее большой опыт работы с детьми и женщинами. Она очень преуспела в последнее время. Свой первый визит она обещала сделать Энн.Часы в холле пробили десять, когда к подъезду подкатила машина доктора Гейнц. Берта выбежала навстречу. С балкона Джой видела, как обнялись женщины и, поднимаясь по лестнице, о чем-то серьезно разговаривали.Открыв дверь спальной, чтобы поздороваться с доктором, Джой окинула взглядом ее полную, но стройную фигуру в отлично сшитом сером костюме. Джой понравился ее самоуверенный вид, проницательные, холодные голубые глаза на широком молодом лице в ореоле модной прически подозрительно светлых волос.Последовало крепкое рукопожатие ее сильной руки. И Джой обратила внимание на то, что она особенно усердно терла руки, прежде чем осматривать Энн. Она села на стул возле кровати.— Так вот какая она, эта маленькая Энн, — сказала она, взяв ручку Энн и похлопав по ней. Пальцы ее скользнули на пульс. Другой рукой она подхватила кенгуру, сказав шутливо:— Что это за смешное создание?Энн отняла кенгуру, крепко прижала ее к себе.— Это моя кенгуруша! И она не смешная. Она хорошая.— So? — Доктор подняла свои тщательно подрисованные брови. — Но ее нельзя брать с собой в постель.Выхватив игрушку из детских ручек, она положила ее на край постели, откуда кенгуру скатилась и с шумом упала на пол.Энн вскочила, горько рыдая.— Она ушибла мою кенгурушу!Подняв игрушку, Джой пыталась успокоить Энн:— Все в порядке, дорогая. Посмотри-ка.Доктор, сдерживая свое нетерпение, слегка постукивала ногой в элегантной туфельке. Когда дело с кенгуру было улажено, она мягко сказала:— Ну, а теперь, Энн, открой рот.Энн плотно сжала губы, отвернув лицо.— Ну, прошу тебя, Энн, дорогая, — уговаривала Джой, стоя в ногах кровати. — Покажи горлышко доктору. Она хорошая и хочет, чтобы ты выздоровела.— Она нехорошая! Она ушибла мою кенгурушку.Доктор Гейнц посмотрела на Джой и чуть насмешливо улыбнулась. Улыбка не коснулась ее глаз ледяной голубизны.Держа лопаточку наготове, она сказала голосом, столь же холодным, как и ее глаза:— Посмотри на доктора, дорогая Энн.Энн медленно обернулась и посмотрела на нее, как зачарованная. Послушно открыла рот.Отложив в сторону лампочку и лопатку, доктор Гейнц нажала своими белыми сильными пальцами на гланды девочки.— Вы сделали мне больно! — возмущенно завопила Энн, схватившись за горло.Доктор Гейнц встала.— Берта сказала мне, что девочку и раньше мучили гланды. Я выпишу рецепт на лекарство, которое снимет температуру, и полоскание для горла. Ничего опасного, но гланды нужно удалить.— Не дам ей вырезать гланды! Она делает мне больно! — разрыдалась Энн.— Ну, ты же большая девочка, моя дорогая, — утешала ее Джой. — И не надо плакать, доктор хочет, чтобы ты поправилась.Доктор Гейнц вышла из комнаты, не взглянув на девочку. Джой поцеловала дочку, водворила на место кенгуру и пошла в гостиную. Доктор Гейнц сидела за секретером, выписывая рецепты.— Я должна извиниться, — сказала Джой. — Девочка больна и капризничает. Обычно она ведет себя хорошо, ведь правда, Берта?— Да, — неубедительным тоном ответила Берта.Заметив, что женщины переглянулись, Джой сказала в оправдание:— Ей нет еще шести с половиной лет.— Понимаю, понимаю! — согласилась доктор Гейнц. — Но в будущем, я думаю, лучше, если при осмотре ребенка вас не будет в комнате. Без матери дети ведут себя спокойнее. И меньше хлопот для меня.Джой чуть не сказала вслух: «Речь идет не о том, чтобы избавить вас от хлопот. На то вы и врач». А про себя подумала: «И она воображает: вот еще одна глупая мамаша! Пусть думает что хочет, а я не позволю осматривать моего ребенка в мое отсутствие».Доктор Гейнц, тщательно вымыв руки в ванной комнате, вышла, вытирая их как-то особенно усердно.— Воспалительный процесс должен разрешиться через несколько дней. Пусть хоть месяц отдохнет после болезни, прежде чем мы приступим к операции. — Она открыла свой блокнот. — Предлагаю назначить операцию на первую неделю октября.Джой помедлила.— Я должна посоветоваться с мужем.— Я уверена, Штефан согласится с любым вашим решением, — вмешалась Берта.— Итак, на пятое октября? — Доктор Гейнц вынула карандаш, чтобы сделать запись в блокноте.— Извините, доктор, все же я не могу решить окончательно. Если гланды не будут беспокоить ребенка, я отложу операцию. Жаль отравлять последние месяцы нашего пребывания здесь.Доктор Гейнц вложила карандашик обратно в блокнот.— Я забыла, что вы уезжаете. Но все же посоветуйтесь с мужем, и мы поговорим завтра, когда я приеду навестить ребенка.И снова Джой почувствовала крепкое, уверенное рукопожатие и поймала себя на том, что она невольно рассыпалась перед ней в благодарности. Дверь осталась открытой, и Джой услышала, как, спускаясь по лестнице, Гейнц сказала холодным, отчетливым голосом: «Ja! Das Kind ist verwohnt!» И ее грудной смех раскатистым эхом прокатился вверх по лестнице.Скорее из любопытства, чем из беспокойства, Джой поинтересовалась узнать, что означал этот докторский комментарий. Она раскрыла словарь на букве «V» и пробежала глазами колонку слов. «Verwohnen — „баловать“, „потакать“. „Избалованный ребенок“. Как бы не так! С возмущением она бросила словарь на стол и пошла в комнату Энн. Глава XV Десять дней спустя весь дом был поднят на ноги: накануне из Бонна позвонил Хорст, сообщив, что приезжает и привозит с собой полковника Кэри.— Слава богу, Энн лучше, — сказала Джой Стивену утром в день их приезда. — Но что творится внизу! Настоящий сумасшедший дом.— Пусть тогда Энн сидит у себя наверху. А что, доктор будет?— Нет. Я ей сказала, если понадобится, позвоню.— Что до меня, я не рвусь увидеть эту госпожу. Я ничего не имею против нее, но она мне не нравится.— Энн она тоже не нравится, не понравилась она и мне и кенгуруше, в этом у нас полное единодушие.Они в нерешительности смотрели друг на друга. Болезнь Энн несколько сблизила их, но разлад стал еще чувствительнее, не находя выхода в бурных вспышках.Из коридора доносился громкий голос Берты, отдававшей приказания горничным.— Почему в доме такая суматоха? — спросила Джой.— Секрет, о котором не позже чем часов через пять раструбит вся мировая пресса. Сегодня днем будет подписано соглашение и корпорация полковника получит право реализовать патенты фон Мюллера в Соединенных Штатах и в Южной Америке.Не вникая в суть дела и стараясь навести Стивена на разговор о профессоре и Брунгильде, Джой рассеянно спросила:— А что, это принесет большой доход?— Материальная сторона тут не имеет большого значения, но, как сказала бы моя дражайшая сестрица, важен принцип.Подмигнув понимающе, он закрыл за собой дверь, и Джой особенно остро почувствовала себя одинокой.Вздохнув, она пошла писать письма.
Обед, данный в честь полковника Уэйна Кэри, удался на славу. Полковник уверял, что цыпленок Мариленд и пирог с голубикой не приготовили бы лучше и дома.«В этом можно не сомневаться, — подумала Джой про себя. — Берта умеет принять». По взволнованным же лицам горничных и Шарлотты, подававшей Энн обед, было ясно, что кухня представляла собою поле сражения в миниатюре.Стол ломился от изобилия. Перед каждым прибором выстроился ряд сверкающих гранями хрустальных бокалов; полковник поздравил хозяина с отличным выбором вин. Он явно был знатоком. Полковник и Хорст соревновались в провозглашении тостов и по этому случаю каждый раз выпивали по объемистому бокалу вина. Семейство фон Мюллеров, казалось, готово было согласиться с мнением полковника, что обеденный стол должен служить не только для трапезы, но и для приятной беседы. Немецкий язык полковник знал не лучше Джой, и переводчиком был Хорст, который доносил своеобразие его речи и его остроты с таким юмором, что рассмешил даже отца. Впервые Джой услышала грохочущий хохот отца, смеявшегося над остротами полковника.Когда они перешли пить кофе с ликерами в гостиную, разговор еще более оживился. Тон задавали Хорст и полковник Кэри. К удивлению Джой, отец попросил ее помузицировать, с гордостью глядя на нее поверх поднятого фужера для коньяка. Волнуясь, она села за рояль. Но волноваться ей не стоило: слушатели были вообще непритязательны, к тому же под хмельком, а стало быть, и чрезвычайно любезные. Когда она кончила, Хорст попросил еще что-нибудь сыграть, и это ее очень удивило. Он стоял, облокотившись о рояль, с бокалом шампанского в руке, смущая ее своими восхищенными, дерзкими взглядами.Послышался звонок, горничная, неслышно подойдя к Джой, шепнула, что ее спрашивают. Джой, крайне удивленная, извинилась и вышла из комнаты. В приемной, рядом с холлом, Джой увидела Луэллу и Тео.Она постаралась скрыть смущение. Ведь она не у себя дома. Неужели она их пригласила?— Надеюсь, мы не испортили вам вечер? Ведь мы ввалились без приглашения, — сказала Луэлла. — Мы проходили мимо, вот и заглянули на огонек…Хорст вывел Джой из затруднительного положения. Войдя в комнату, он воскликнул:— Э-э! Да это мой старый друг, капитан Дейборн!Обворожительная Луэлла привела Хорста в отличное настроение, и он проводил их в гостиную, как своих личных друзей. Джой пошла за ними, радуясь, что Хорст снял с ее плеч неожиданную заботу.Положив руку на плечо Тео и поддерживая Луэллу под локоть, Хорст представил их. Тео, как всегда, был скромен, Луэлла — ослепительна в черном с глубоким вырезом платье для коктейля, шелестевшем при каждом ее движении; волосы ее были высоко уложены на голове, на плечи небрежно накинут горностаевый палантин.Взглянув в другой конец комнаты, Джой уловила на лице полковника Кэри выражение, отнюдь не восторженное. Это выражение исчезло, как только Луэлла подошла к нему.— О боже, полковник! Как я рада встретить вас здесь!Он мгновенно принял светский тон, и только одна Джой поняла, что появление Луэллы отравило ему удачный во всех отношениях вечер.Тео сел на диванчик рядом со Стивеном и его матерью, а Луэлла завела оживленный разговор с Хорстом, его отцом и полковником. Берта хлопотала, как гостеприимная хозяйка, желавшая, чтобы новоприбывшие чувствовали себя хорошо в их доме.Взглянув на нее, Луэлла сказала:— По-моему, мы с вами где-то встречались?Берта, в платье, напоминавшем ночное небо, усыпанное бриллиантами, пришла в восторг от того, что с ней вступили в разговор.— Когда вы вошли, у меня тоже мелькнула такая мысль. Вас трудно забыть.— Как и вас! Но все же где могли мы с вами встречаться? — лицо Луэллы просияло. — Ах, вспоминаю! На этом потрясающем приеме у Prinzessin, как бишь ее зовут, в Дюссельдорфе… Ах да, там был еще мой отец и Макглои!— Да, да! Теперь и я вспомнила. Это было в то время, когда я помогала нашей дорогой принцессе в организации…— О-о! Так это были вы? — В голосе Луэллы послышалось нечто такое, что заставило Джой сердито посмотреть на нее. Но, Берта, чувствуя себя в центре внимания, не заметила ее иронии.— И вы все еще помогаете дорогой Prinzessin?На сей раз Берта обратила внимание на тон, каким был задан вопрос, и, сделав вид, что не расслышала, срочно позвала Гесса.Хорст увивался вокруг Луэллы, как пчела вокруг жимолости.Освободившись от забот о своих гостях, Джой села на диванчик рядом с Гансом, который с самого начала обеда не произнес ни слова. Он смотрел на Луэллу как зачарованный.— Настоящая Нефертити, сошедшая на землю, — сказал он чуть ли не с благоговением. — И какой вкус! Черное с белым, и пламя волос! Другая испортила бы все драгоценностями.Ганс следил за оживленным разговором. Услышав раскатистый хохот отца, которому Хорст переводил остроумные реплики Луэллы, он заметил своим обычным тоном:— Кажется, она встряхнет старика.Джой, оживившись после шампанского, выпитого больше обычного, подшучивала над Гансом:— Видите ли, они не знают, что играют с динамитом. Не могу представить, чтобы Луэлла, поговорив минут пять, не подложила бы какой-нибудь взрывчатки.— Ну, это нашему семейству ничего, кроме пользы, не принесет.Почувствовав в его словах иронию, Джой вопросительно взглянула на Ганса.— Уж не считаете ли вы меня чересчур безобидной?— Не безобидной, но чересчур доброй.Джой поймала взгляд матери, брошенный на Хорста. В ее глазах промелькнуло беспокойство, но тут же все свое внимание она сосредоточила на Тео и Стивене.Хорст, расточая свои чары, превзошел самого себя. Он приказал принести еще шампанского, и начались тосты:— За здоровье обворожительной мисс Луэллы! Вы позволите называть вас мисс Луэлла? Это гораздо интимнее, и я могу мечтать…— Называйте как хотите. Но, мечтая, помните: я с удовольствием сплю в супружеской постели с моим законным мужем.— Ну что же, выпьем за ваше счастье! За ваше и Тео, счастливейшего человека на свете.— Положим, на этот счет мнения расходятся. Ну, ничего, продолжайте. Доброе пожелание еще никому не приносило вреда.И снова в бокалах пенилось шампанское. Хорст был прекрасным хозяином. После пожелания счастья был провозглашен тост — причем все встали — «за германо-американскую дружбу!»Луэлла поставила бокал.— Здесь присутствует американка, — сказала она. — Я могу поручиться, что она сохранит навечно дружбу к вам, но только как можно скорее отпустите Тео домой. Я хочу осесть на месте и обзавестись семьей.Хорст расхохотался.— Мне нравятся американские девушки за их откровенность, — обратился он к полковнику Кэри. — Но я боюсь, мисс Луэлла, что именно этой-то вашей просьбы мы выполнить не можем. Как и вам, нам нужен ваш Тео.— О нет! Вам он так не нужен. Для меня он незаменим. Незаменим он и для исследовательской работы в университете. Ну, а вы… Найдется много любителей заняться научными изысканиями более совершенного способа взлететь в воздух и нас увлечь за собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34