Моррис Вест
Виселица на песке



Морис Вест
Виселица на песке

Глава 1

Все началось с письма, которое принесли в мой номер в среду, 13 июня, в начале первого. На конверте стоял адрес:
Австралия, Сидней, Сиднейский университет, исторический факультет, мистеру Ренну Ландигэну.
На лицевой стороне конверта стояла вычурная печать, в нижнем левом углу был обратный адрес на испанском языке. Марка была наклеена немного криво, но отпечатанный на машинке текст был четким и ясным.
Я запомнил эти подробности потому, что долго рассматривал письмо, не решаясь его распечатать.
В конце концов взял нож, аккуратно разрезал конверт, достал сложенный листок бумаги и, закурив, приступил к чтению.
Письмо было написано главным архивариусом города Акапулько, Мексика.
С присущей латинским языкам цветистостью фраз он писал о том, какой интерес вызвал мой запрос о своем желании доказать связь между испанскими мореплавателями XVIII века и новым континентом Терра Австралия Инкогнита. Подчеркнул, что ему приятно сотрудничать с таким высокообразованным джентльменом, как я, в таком важном вопросе исторического исследования.
Он сообщил, что в октябре 1732 года "Донна Люсия" отплыла из Акапулько с двадцатью сундуками золотых монет для колонии Его Католического Высочества на Филиппинских островах. "Донна Люсия" так и не появилась в Маниле. Официальные власти решили, что корабль попал в шторм и потерпел крушение или стал жертвой пиратов в Китайском море.
Архивариус хвалил оттиск с моей золотой монеты и сообщал, что они чеканились в те самые времена. Она действительно могла быть частью груза.
Он писал...
Остальное меня мало интересовало.
Я думал о маленьком островке недалеко от побережья Квинсленда, одном из сотен островов и атоллов, нанизанных как осколки нефрита на коралловую нитку Большого Барьерного рифа.
В форме вытянутого полумесяца, крутым берегом с одной стороны и тонким серпом белоснежного пляжа с другой. Зимой он был закрыт для туристов. Власти Квинсленда утверждали, что там нет судоходного прохода через рифы. Но я знал проход. Мы с Джанет прошли по нему и пришвартовались на пляже. Медное днище нашей яхты не получило ни одной царапины. Раскинув лагерь под большим деревом, мы обнаружили родник у подножья Западного мыса. Занимаясь подводной охотой во время прилива, Джанет нашла облепленный коралловыми наростами золотой дублон.
Когда наш медовый месяц подходил к концу, она умерла от менингита. Я остался один на один со своей работой младшего лектора, с полустершейся монетой, с воспоминаниями о золотой от загара девушке на белоснежном, залитом солнцем пляже.
Воспоминания о Джанет постепенно стирались, отзываясь в сердце тупой болью, которая время от времени перерастала в острые вспышки. В такие дни я запивал и искал удачу среди умников за покерным столом, в игре баккара, по воскресеньям спозаранку толкался среди конюхов на ипподроме.
Воспоминания о Джанет угасли, но всякий раз, когда я открывал стол, казалось что старая, отполированная до блеска монета горит как яркий день. Я потерял свою девушку, потерял навсегда, но у меня осталась мечта об испанском галеоне с сокровищами среди буйной растительности кораллов. Он был где-то там, у маленького острова, со сломанными шпангоутами, с палубой под наростами кораллов и водорослей, с сундуками в трюме, вокруг которых сновали радужные рыбки.
Я был историком и мог доказать, что корабль был там; по крайней мере, должен там быть.
Ключ к разгадке дал старик Энсон. Джордж Бэрон Энсон. В то время он еще не был адмиралом флота и первым лордом Адмиралтейства, тогда он караулил галеоны, которые каждый год направлялись из Акапулько в Манилу. Его парусник обрастал ракушками, трескались от жары бочонки с водой, люди умирали под тропическим солнцем от цинги, а Джордж Энсон все ждал и ждал свой счастливый случай.
Выйдя из Акапулько, старый испанец должен был искать северо-восточные пути на запад по экватору, а потом, после Ладронских островов, повернуть на север к Маниле... Но октябрь – слишком позднее время года для такого плавания.
Лето уходило к тропику Козерога, он забрал далеко на юг, и попал в зону ураганов. Они подхватили его корабль, закрутили и вынесли на запад к Большому Барьерному рифу. Истрепанные паруса, крен и возможная течь не позволяли ему лавировать в один прекрасный день или, вернее, ночь он должен был оказаться у внешнего рифа острова в виде вытянутого полумесяца.
Все могло быть именно так. Иначе откуда появился мой дублон, дразнивший меня из ящика письменного стола золотым блеском.
Раздался стук, и в дверь впорхнула маленькая блондинка из регистратуры с плетеным подносом в руках, заваленным конвертами с еженедельной зарплатой.
Она улыбалась, моргая длинными ресницами. Отодвинув поднос, чтобы я мог рассмотреть ее обтянутую свитером грудь, протянула мне деньги и пошутила:
– Сильно не кутите, мистер Ландигэн.
– Может, выберемся куда-нибудь вечерком вместе? – предложил я.
Она захихикала, молча взяла поднос и вышла, покачивая бедрами.
Открыв конверт, я высыпал содержимое на промокательную бумагу. Две пятерки, восемь банкнот по одному фунту, немного серебра – вся моя еженедельная стипендия младшего лектора по истории.
Если из этой суммы вычесть плату за гостиницу, на сигареты, проезд и фунт, который я занял у Дженкина, у меня оставалось достаточно, чтобы сыграть у Мэнни. Но этого было явно недостаточно для покупки острова, лодки, акваланга, припасов и других вещей, необходимых человеку для поисков затонувших сокровищ.
Но надежда была. На прошлой неделе я видел парня, который поставил пятерку, выиграл пять сотен, а потом превратил их в две тысячи. После чего Мэнни отправил его домой на такси в сопровождении одного из своих вышибал. Я видел все это своими собственными глазами. Может быть, и мне когда-нибудь повезет?..
Я бы обошелся без двух тысяч, мне хватило бы и одной. Пятьсот – за остров (власти Квинсленда не жмотились, ведь считалось, что на острове не было воды, бухты и судоходного прохода). Две сотни – за лодку (никаких яхт!). Сотня – за новый акваланг, и две сотни на все про все. Этого было больше чем достаточно. Я бы выпутался, если в выиграл тысячу у Мэнни...
Сложив письмо главного архивариуса Акапулько и убрав его в пиджак, я достал из ящика золотую монету. Повертев ее в руках, спрятал на счастье в жилетку. Потом отсчитал восемь фунтов десять шиллингов и запечатал их в конверт – это деньги на еду, жилье, трамвай и пачку сигарет в день, если продуюсь у Мэнни.
У младшего лектора по истории нет телефона, поэтому мне пришлось спуститься вниз и долго копаться в поисках мелочи.
– Чарли слушает, – лаконично сказал голос на другом конце провода.
– Это командир. Как дела?
– Как на прошлой неделе. Безоблачная ночь.
– Спасибо.
Я повесил трубку. "Безоблачная ночь" – означало, что Мэнни уплатил полиции и в его заведении не будет облавы. Это мой шанс выиграть тысячу.
Вы бы видели Мэнни Маникса! Тот еще парень. Его отец – ирландец, мать – итальянка, оба из Бруклина. Во время войны он был сержантом американской интендантской службы и отсиживался в глубоком тылу в Кинг Кроссе. После войны решил остаться в Сиднее. Сидней, по его мнению, был Нью-Йорком, уменьшенным до рентабельных размеров. Мэнни был готов разрабатывать его.
Он занимался рэкетом, тайной продажей спиртного, перепродажей ворованных автомобилей, контрабандой людей. Когда его доходы стали падать, он вывернулся, купив на отложенные в банке деньги несколько квартир и приличный ночной клуб. Содержал двух-трех классных девчонок в качестве декоративного оформления: Мэнни никогда не мешал любовь с бизнесом. Еще одна покупка – небольшой игорный зал, посетители которого исчезали до того, как в конце улицы появлялась полицейская патрульная машина.
Мэнни понимал – жизнь слишком хорошая штука, чтобы проводить ее за решеткой. Одевался он с иголочки, вкусно ел и ездил на длинном-предлинном кадиллаке. Несмотря на это, от него всегда несло запахом продажных женщин и грязных денег.
Он называет меня командиром. Как-то в порыве откровения я признался, что в последние годы войны плавал на люгере вокруг Трабриандских островов. Он всегда щупает мои мышцы, бьет по плечу и предлагает выпить. От последнего я никогда не отказываюсь. За рюмкой Мэнни любит рассказывать о себе – о деньгах и о себе, о девушках и о себе, о своих планах на будущее. Он улыбается одними губами, его взгляд мечется между стоящими у входа вышибалами, тесными группами вокруг столов и разносящими напитки официантами.
Если бы вы его знали!
Вы бы стали ненавидеть его так же, как я. Может быть, вы бы и не испытывали к нему такой ненависти. Ведь я пью за его счет, слушая бессмысленную болтовню, улыбаясь плоским шуткам и сохраняю за собой право проигрывать деньги в его заведении, терпеливо ожидая успеха в следующей игре.
Когда выиграю, следующего раза не будет. Получу деньги и сразу уеду на Зеленый остров с белым пляжем и золотым кладом, лежащим там, где кончаются рифы и начинается глубоководье.

* * *

13 июня, в среду, в девять часов вечера я взял такси, проехал мимо базы летающих лодок и остановился у знакомого дома, окруженного высокой стеной.
Чугунные ворота были закрыты, я позвонил. Из будки привратника появился человек, услышав пароль – "безоблачная ночь", он молча открыл боковую дверцу.
Я прошел по длинной дорожке из гравия к дому. Окна были закрыты ставнями, но главный вход открыт. В зале стояло несколько пар, выглядевших как участники вечеринки, по ковру прошел официант в белом фраке.
Кивнув швейцару поляку с печальными глазами, я передал ему пальто и поднялся в большую комнату с баром из черного стекла и огромными окнами, выходящими на гавань. Никто никогда не видел ее огней, потому что окна были постоянно закрыты.
Если вы ворочаете такими делами, как Мэнни, вам нужно отгородиться от луны, звезд и дующего с простора океана ветра, задернуть шторы, приглушить шелковый шелест отлива, включить музыку, наполнить комнаты смехом, щелканьем рулетки и перестуком жетонов, достать крепкие напитки, прокурить комнаты и создать хрупкую иллюзию дружбы и общности.
Если вы ворочаете такими делами, как Мэнни, вам нужны лакированные туфли, отутюженные как лезвие ножа черные брюки, серебристо-серый фрак с алой розой в петлице и темно-красный галстук цвета бургундского вина. При появлении гостя подмигнуть спрятавшейся в углу красавице и сказать:
– Привет, командир! Сколько лет, сколько зим?!
– Привет, Мэнни. Сколько лет, а денег все нет, – выдал я реплику с легкой улыбкой. Мэки засмеялся, взял меня под руку и посадил рядом со своей девчушкой. Постучал по стойке, подзывая бармена:
– Френк, порцию розового джина для командира. Командир, хочу тебя познакомить со своей подругой. Мисс Джун Долан. Джун, это командир Ландигэн. Дорогая, присмотри за ним. Ты же знаешь этих моряков.
Ее губы тронула легкая улыбка, долгий профессиональный взгляд на меня не выразил интереса. Маникс был уверен, что все будет именно так, иначе он никогда бы нас не познакомил.
– Может, повезет сегодня? – спросил он.
– Не более чем всегда, Мэнни. Если бы мне подвернулась удача, я бы не выпустил ее из рук.
– Как и все мы, – ответил Мэнни. – Послушай, командир, а что ты скажешь об этом?
Он сжал мягкие пальцы девицы и поднял ее руку, чтобы показать мне тяжелый золотой браслет, увешанный монетами.
– Купил сегодня. У моей малышки день рождения, и я подумал, что это как раз для нее. Стоит кучу денег, она этого стоит. Что скажешь, командир?
– Соответствует ее индивидуальности.
– Видишь, здесь еще есть свободные места. Если она будет хорошей девочкой и принесет мне удачу, на каждом звене этой цепочки будет болтаться монетка.
– Мэнни, я хочу пить, – промямлила девица.
Мэнни постучал по стойке, вынырнувший неизвестно откуда официант наполнил ее бокал. Она опустила руку и стала шарить в сумочке. Именно в этот момент в мою голову пришла дурацкая идея.
Я достал из кармана золотую монету и, подбросив ее в воздухе, положил на стойку бара.
– Кстати о монетах. Ты видел что-нибудь подобное?
В его настороженных глазах промелькнули искорки заинтересованности. Он внимательно осмотрел ее, царапая бриллиантовым кольцом.
– Золотая?
– Чистое золото. Мой талисман.
Быстро засунув монету обратно в карман, я с удовлетворением наблюдал за блеском его глаз.
– Командир, что это за монета?
– Испанская, восемнадцатого века. Длинная история!..
– Хорошо бы ее услышать.
Именно на это я и рассчитывал: Мэнни почуял золото и был готов потрясти мошной.
– Между прочим, – сказал я самым равнодушным голосом, – у меня есть предложение относительно данной монетки. Возможно оно тебя заинтересует.
Мэнни на мгновение закрыл глаза. В его голосе появился тусклый безразличный тембр мелкого лавочника.
– Ты же меня знаешь, командир. Я всегда за предложение, если оно безопасно и приносит выгоду. Поговорим?
Я покачал головой.
– Позже.
– Как хочешь, командир, – Мэнни повернулся спиной к бару и унылой девице с бесцветным голосом и проницательным профессиональным взглядом.
Через час и семь минут я вернулся в бар пустой, без пенни в кармане.

Глава 2

– По стаканчику, командир? – спросил Мэнни.
– Извини, не могу, беден как церковная крыса, – равнодушно ответил я.
Мэнни прищелкнул языком:
– Плохо, командир, плохо! Деньги как вода, приходят и уходят. По-моему, заведение должно поставить проигравшему выпивку. Садись.
– Нет, спасибо. Мысль неплохая, но я лучше пойду, – и я направился к двери, но Мэнни последовал за мной. Никогда не думал, что он так неохотно расстается с проигравшими.
– Командир!
– Да.
– Ты что-то говорил о предложении. Может быть, обсудим его в моем офисе?
Значит, он все-таки клюнул на наживку. Сердце бешено заколотилось в груди, во рту пересохло. Сцепив руки, чтобы остановить дрожь в пальцах, я ответил самым безразличным тоном:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18