Я даже и мечтать не мог, что мы сможем раздобыть столько их деловых записей.
– Спасибо, что дал мне поучаствовать, Чарли.
– Это была твоя затея.
– Интересно, как дела у Фишмена? – спросил я, вздрагивая от острой боли в желудке и ощущая, как внутри образуется пузырь. Я проглотил две таблетки.
– Лохматый звонил туда полчаса назад, но мало что выяснил. Но знаешь, что я тебе скажу? Готов поспорить, что Реду Скалотте придется подыскивать нового бухгалтера и делового советника. Спорю на что угодно, но после всего этого Фишмен не сможет складывать даже двузначные числа.
– Что ж, может, все и к лучшему.
– К лучшему? Это еще мягко сказано. Впервые за многие годы у меня появилось чувство, что, может быть, и есть справедливость на свете, и хотя они наваливают на тебя кучу дерьма, размазывают его тебе по морде и плюют на сами законы, так вот, впервые у меня появилось чувство, что к этому делу приложилась и другая рука, и эта рука воздала нам по справедливости. Как будто рука самого Бога спихнула его вниз по лестнице.
– Рука Бога, говоришь? Гм. Ладно, еще увидимся, Чарли. Держись, старина.
– Пока, Бампер, – отозвался Чарли Бронски. Лицо его сияло, глаза прищурились, между растянутых в улыбке губ виднелся сломанный зуб. Когда я вошел в раздевалку, она была пуста, и, лишь усевшись на скамейку и начав развязывать шнурки на ботинках, я неожиданно осознал, насколько я весь изранен и измучен. Порезы от стекла – это ерунда. Болело плечо, на которое я упал, сорвавшись в переулок, болели руки и спина от висения на пожарной лестнице, когда я никак не мог проделать то, что обязан сделать любой молодой полицейский – подтянуть свою задницу на шесть футов вверх. Ладони были ободраны и исцарапаны железной перекладиной лестницы и от попыток уцепиться за бетонную стену и подтянуться наверх. Даже задница у меня болела, где-то внутри, от ударов в обитую сталью дверь, от которой я отскакивал, словно теннисный мячик, вернее, в моем случае, словно пухлый медицинский тампон. Я очень, очень устал.
За пятнадцать минут я переоделся в спортивный пиджак и брюки, причесался, насколько мне это удалось, – это всего лишь означало приведение в относительный порядок того спутанного клубка проволоки на голове, что у меня еще остался, – сунул ноги в туфли и выехал со стоянки на своем форде. Боль от газов ушла, несварение кончилось. Потом я снова представил себе Аарона Фишмена, его скрюченное тело, разбитую голову, загнувшуюся под маленькое тельце и громоздящуюся сверху большую картонную коробку, но тут же прекратил эту чушь. Нет, сказал я себе, нет, тебе не удастся потревожить мой сон, потому что абсолютно ничего не значит, что именно я заставил тебя упасть. Я был всего лишь инструментом некой силы в этом мире, которая в нужное время воздает по заслугам почти каждому человеку, хорошему или плохому, богатому или бедному, и обычно делает это в тот момент, когда человек менее всего способен это вынести.

14

Было уже темно, и весенняя ночь, и прохладный ветерок, и даже смог – все было мне приятно. Я опустил стекла, чтобы впустить в машину воздух, и выскочил на Голливудское шоссе, подумав о том, как приятно будет провести время в «Абд гареме» в компании веселых арабов.
Для ночи четверга Голливуд смотрелся весьма неплохо, бульвары Сансет и Голливуд были забиты машинами, в которых сидела в основном молодежь, буквально захватывающая по ночам Голливуд. Городок уже утерял свой прежний истинный блеск и славу сороковых и начала пятидесятых годов. Теперь это город подростков, и, за исключением миллиона хиппи, гомиков и различных служащих, вы больше никого не увидите на Стрипе и его главных окрестностях. И именно по этой причине он стал весьма угнетающим. Клубы превратились в стриптиз-хаусы и психоделические заведения, но все еще осталось несколько мест, куда можно пойти, и несколько мест, где можно отлично поесть.
С Яссером Хафизом и остальными я познакомился лет десять-двенадцать назад, когда у меня был участок на Мейн-стрит. Как-то около двух часов ночи я заметил кидалу, заводящего парня через черный ход в отель «Марлоу», гнусную дыру на Мейн-стрит, которой пользовались проститутки, гомики и кидалы. Я был один, потому что мой партнер, жалкая пародия на копа по имени Сид Бэкон, в это время валялся в номере отеля, задавая жару некоей круглозадой наемной танцовщице, с которой он в то время крутил шашни. Он должен был вернуться ко мне на участок в половине второго, но так и не появился.
В ту ночь я торопливо обошел отель кругом, зашел по другой лестнице через главный вход и спрятался за пустой стойкой дежурного, а когда кидала и его жертва зашагали сюда через холл, запрыгнул в небольшой шкаф неподалеку от стойки. Я сделал это как раз вовремя, потому что два партнера кидалы вышли из комнаты, находящейся по ту сторону холла, – вторую по коридору.
Они пошептались, один из них спустился по лестнице главного входа наблюдать за улицей. Второй зашел за стойку, включил лампу и притворился, будто читает прихваченную с собой газету. Все они были, конечно же, негры. «Кидать дурака» всегда было негритянским жульничеством, но позднее я видел и белых кидал, использовавших тот же трюк.
– Послушай, брат, – сказал кидала, подошедший вместе с жертвой. Я чуть-чуть приоткрыл дверцу и увидел «дурака» – хорошо одетого молодого парня, сильно пьяного. Он стоял, покачиваясь и тщетно пытаясь зачесать назад спадающие на глаза густые черные волосы. Он где-то потерял галстук, а его белая рубашка вся была заляпана пятнами от спиртного и застегнута не на все пуговицы.
– Чего хошь, приятель? – спросил клерк за стойкой, откладывая газету.
– Алиса сегодня у себя? – спросил первый, действуя как сводник. Он был самый крупный из двоих мошенников, парень с очень темной кожей, высокий и довольно молодой.
– Да, сегодня она прямо дышит огнем, – сказал второй. Он тоже был молод. – У нее еще не побывал ни один мужик, а эта сучка просто нимфоманьяк!
– Верно, – подтвердил сводник. – Верно.
– Пошли, я готов, – сказал «дурак», и я уловил его ближневосточный акцент.
– Погоди минутку, мужик, – сказал его компаньон. – Эта б... кошечка что надо, но знаешь, мужик, она еще та воровка. Оставь лучше бумажник у дежурного.
– Да, я положу его в сейф, – подтвердил скучающий на вид парень за стойкой. – Никогда не знаешь, на какую сумму эта б... сможет тебя уговорить расколоться после ночи, а потом еще и обчистит тебя, когда ты заснешь.
– Верно, брат, – поддакнул сводник.
Парень пожал плечами, достал бумажник и положил его на стойку.
– Оставь лучше заодно часы с кольцом, – предупредил клерк.
– Спасибо, – кивнул парень и последовал совету клерка, который достал из-под стойки конверт и сложил в него все ценности.
– Ну, дашь мне мои пять долларов? – спросил сводник. – И дай еще клерку пятерку для Алисы и три доллара за номер.
– Хорошо, – сказал «дурак» и отсчитал для них неуверенными пальцами тринадцать долларов.
– Теперь иди в номер 237, – сказал клерк, указывая в сторону номера, откуда они с партнером недавно вышли. – Я пока позвоню Алисе, и она будет у тебя минут через пять. А ты, детка, держись, потому что она работает, как паровая дрель.
Парнишка нервно улыбнулся, неуверенными шагами пересек холл, открыл дверь номера и исчез внутри.
– Готово, приятель? – ухмыльнулся клерк.
– Пошли, – сказал большой и захихикал, когда клерк выключил лампу.
Я вылез из шкафа незаметно для них и теперь стоял за стойкой, направив револьвер в правый глаз клерка.
– Не желаете ли номер на ночь, джентльмены? – поинтересовался я. – Наши апартаменты не назовешь роскошными, но зато в них чисто, и мы можем предоставить две очень скромные кормежки в день.
Сводник опомнился первым и теперь пытался решить, то ли убежать, то ли попытаться рискнуть. Кидалы обычно не носят с собой огнестрельное оружие, но зачастую у них в кармане лежит нож или какая-нибудь самодельная дубинка. Я нацелился в его правый глаз, чтобы дать отдых его встревоженному мозгу.
– Замри или назови своего наследника, – сказал я.
– Эй, офицер, в чем дело-то? – спросил клерк, широко улыбаясь и демонстрируя многочисленные золотые зубы. – Откуда вы взялись?
– Спустился по дымоходу. А теперь топайте к стене и изобразите мне парящих орлов!
– Вот дерьмо-о! Просто свинство какое-то, мы же ничего не сделали, – сказал сводник.
– Дерьмо долбаное, – пробурчал клерк.
Это было еще в те дни, когда мы верили в эффективность обысков у стены, еще до того, как очень многие полицейские были застрелены или оглушены парнями, которые специально тренировались мгновенно выходить из этой позы с распростертыми по стене руками. Я отказался от нее за несколько дней до аналогичного решения Департамента и теперь кладу «горячих» подозреваемых на живот или ставлю на колени. Но в то время я еще пользовался обыском у стены.
– А ну, отведи ноги назад, клерк! – сказал я тому, что пониже. Он соображал получше большого и лишь совсем немного наклонился вперед, раздвинув ноги всего на пару дюймов. Я сильно ударил его пониже правого колена, он завопил и сделал то, что я ему велел. На этот вопль выбежал «дурак».
– Что-то случилось? – спросил полураздетый «дурак», пытаясь выглядеть по возможности трезвым.
– Если бы не я, тебя бы, скотину, обокрали, – сказал я. – Собери свои манатки и выходи сюда. – Он продолжал стоять, разинув рот. – Да одевайся же, болван! – заорал тут я, держа револьвер в левой руке и нацеливаясь им на стоящих у стенки кидал, а правой подготавливая наручники, чтобы сковать их вместе. Глаза мои буравили незадачливую жертву, который все стоял на месте и явно намеревался задавать свои идиотские вопросы. Я так и не увидел и не услышал третьего кидалу, крупного бугая, который, заслышав шум, поднялся с улицы по главной лестнице. Будь он опытный кидала, а не начинающий юнец, он давно бы бросил двоих остальных и смылся. Но, будучи неопытным, он остался верен своим партнерам, и как раз в тот момент, когда я собирался дать «дураку» пинка под зад, чтобы он быстрее пошевеливался, двести фунтов навалились мне на спину, и я оказался на полу, борясь со всеми тремя кидалами за свой револьвер и за свою жизнь.
– Хватай револьвер, Тайрон! – крикнул клерк молодому. – Главное, достань револьвер!
Сводник ругался и лупил меня по лицу, по голове, по шее, куда только мог добраться, а клерк обрабатывал мои ребра, которые я пытался прикрыть левой рукой. Все мои мысли были сосредоточены на кисти правой руки, сжимающей револьвер, который парень вырывал обеими сильными руками. Несколько секунд мы боролись молча, если не считать стонов, тяжелого дыхания и сдавленных проклятий всех нас четверых, и когда парнишка стал побеждать и почти вырвал у меня из руки револьвер, я услышал душераздирающий арабский боевой клич, и «дурак» врезал клерку по голове тяжелой металлической пепельницей.
Потом он начал вращать обеими руками, и я пригнулся, получив скользящий удар по плечу, заставивший меня взвыть, и от которого потом остался синяк с кулак размером. Четвертый или пятый оборот угодил своднику по глазам, и он тут же отвалился в сторону, улегся на пол и закрыл руками кровоточащее лицо, завывая так, словно ему отрезали яйца.
Тут перетрусил и парнишка, забормотал «Хорошо, хорошо, хорошо», поднял вверх руки и пополз на заднице со все еще поднятыми руками, пока не уперся спиной в стену.
Я весь дрожал, меня так мутило, что едва не вырвало, и я был готов пристрелить всех троих, да только клерк и сводник уже выглядели наполовину покойниками. Парнишка остался цел.
– Встань, – сказал я ему, и когда он подчинился, сунул револьвер в кобуру, вытащил дубинку и вмазал ему по левой ключице. Он начал орать и грязно ругаться и не умолкал до тех пор, пока его не увезли в больницу, чем заработал мое отвращение к себе. До этого момента я испытывал к нему определенное уважение за верность своим дружкам и достаточную храбрость, которую надо иметь, чтобы прыгнуть на копа с револьвером в руке. Но когда он не смог молча терпеть боль, он потерял мое уважение. Я решил, что этот младенец наверняка подаст на меня жалобу за грубое обращение или что-то в этом роде, но он этого не сделал.
– Что я могу сделать, сэр? – спросил «дурак», когда трое кидал кое-как поднялись на ноги. Я тоже пытался остаться на своих, прислонившись к стойке и держа их на прицеле. На этот раз я не спускал с них глаз.
– Спустись вниз, кинь десятицентовик в телефон-автомат и набери оператора, – прохрипел я, все еще не уверенный насчет степени его трезвости, хотя он едва не снес нам всем головы. – Попроси соединить с полицией и передай, что офицеру требуется помощь в отеле «Марлоу», угол Пятой и Мейн-стрит.
– Отель «Марлоу», – повторил парень. – Да, сэр.
Я так и не узнал, что именно он тогда сказал по телефону, но, должно быть, изложил все, как надо, потому что через три минуты мне на подмогу явились патрульные группы, полицейские в штатском, машины для перевозки уголовников и даже несколько детективов прямо из отдела. Полицейских набралось больше, чем жильцов в отеле, вся улица перед ним была уставлена радиофицированными машинами, а цепочка красных мигалок растянулась до самой Шестой улицы.
Парень оказался старшим сыном Яссера по имени Абд, тем самым, в честь которого был назван «Гарем», и как раз посте этого я с ними познакомился. Абд остался со мной той ночью на несколько часов, пока я писал все рапорты, и оказался весьма приятным парнем после того, как выпил дюжину чашек кофе и протрезвел. У него остались весьма туманные воспоминания обо всем происшедшем, и когда мы отправились в суд давать показания против кидал, он в конце концов в своих показаниях повторил то, что я ему рассказал о случившемся. Он совсем не помнил о том, как спас мне жизнь, и когда я после окончания смены отвез его той ночью домой в Голливуд в благодарность за то, что он для меня сделал, он привел меня в дом, разбудил отца, мать, дядю и троих братьев, представил меня и рассказал им, что я спас его, когда его хотели ограбить и убить три бандита.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41