Знакомый автомобиль узнают скорее, чем пешехода. Я влез в “ягуар”, подъехал к посольству, машину бросил прямо перед входом, в зоне, запрещенной для стоянки других машин, рядом с “хамбером импириал” посла, зашел в посольство, через десять минут вышел и быстро сбежал по ступенькам, оглядывая подъезды, окна и стоящие у тротуара машины.
Скорее бы они стреляли: мои нервы напряглись в тошнотворном ожидании смерти; я уже слышал выстрел, чувствовал, как пуля попала в меня, как захлебнулся кровью.
На улице все спокойно.
Я медленно поехал к парку “Лампини”, посматривая в зеркало заднего вида, не торопясь проезжать светофоры, предоставляя им возможность выстрелить в меня каждые пятнадцать метров.
На Рама IV много машин, и недалеко от Линк Роуд образовалась пробка. Стоит тяжелая жара. Лучи солнца скользят по фасадам домов.
Гул моторов действовал усыпляюще, солнечный свет, отражавшийся от ветрового стекла, гипнотизировал меня; улица походила на каньон, в котором розовато-лиловым туманом висели выхлопные газы. Пробка начала рассасываться, я переключился с первой на вторую скорость и поехал дальше в том же ряду. Вдруг я услышал рядом с собой звон разбитого стекла. Что-то блеснуло — я не понял что — но не пистолет.
Жизнь мне спас инстинкт самосохранения. Первые пары цианистого газа проникают в легкие, горло сжимает спазма, слезы застилают глаза, легкие требуют кислорода — я изо всех сил стараюсь не выпустить руль и не врезаться во что-нибудь. Я не могу дышать, кислорода в салоне нет, только смертельный бесцветный цианистый газ.
Скрежет металла о металл, чей-то крик, переднее колесо бьется о бордюр, я торможу, распахиваю дверь, падаю на тротуар; катаюсь, согнувшись и держась за живот, слезы застилают глаза, я ничего не вижу. Но свежий воздух уже проходит через воспаленное гордо в легкие — я дышу. Моя одежда пахнет газом.
Вокруг собираются люди, до меня доносятся их голоса:
— Ему стало плохо… Если бы не фонарный столб… Надо позвонить… Врача… Осторожнее… Еще бы чуть-чуть…
Нетвердой походкой я протискиваюсь к машине и открываю окно: не дай Бог, люди подойдут слишком близко.
Мне больно говорить даже шепотом:
— Все в порядке. Пожалуйста, расходитесь. Мне уже легче. Расходитесь.
Слезы все еще застилают глаза, но я вижу людей. Какой-то мужчина ободряюще кивает мне. Я выпрямляюсь.
— Все в порядке, пожалуйста, расходитесь.
Легкие требуют воздуха — а я с трудом дышу. Организм сам позаботится о себе. Я должен успокоиться и все обдумать — это сейчас самое главное. Я жив и знаю, где Куо и его люди, — мой план удался.
Пятнадцать минут, задерживая дыхание и закрыв глаза, я проветривал салон, раскачивая открытую дверь. Иногда я отходил подышать, а потом снова начинал раскачивать дверь взад и вперед.
Они дождались, пока пробка начала рассасываться, промчались мимо моей машины, бросили в открытое окно газовую гранату и скрылись, понимая, что я не смогу их преследовать.
Теперь это не имеет значения. Мозг сработал автоматически и отметил три важные детали: водитель “хонды” отвернулся и быстро проскочил между находившимися впереди машинами; “хонда” с дипломатическим номером — это главное.
Ломэн оказался неправ.
После похищения Куо и его люди не собирались нигде прятаться с Представителем. Они были уверены, что им удастся выехать из города на машине “скорой помощи”. Когда я позвонил в комнату № 6, полицию подняли по тревоге, и их план провалился. Они бросились туда, где чувствовали себя в полной безопасности, куда их пустили, не задав ни одного вопроса: на территорию Китая в Бангкоке — в посольство Китайской Народной Республики. Туда я и поехал.
Я оставил “ягуар” рядом с посольством и зашел позвонить в бар “Мапрао”. Сейчас я должен торопиться: они думают, что убили меня, и выедут из посольства, как только вернется водитель “хонды”. По моим подсчетам, он вернулся несколько минут назад.
Вход в посольство я не видел, но если что-нибудь произойдет, я успею к “ягуару”. Неясно, как все обернется, это зависит от Ломэна. Он, наверно, предложит Рамину окружить посольство. Тогда я смогу выйти из игры. Швы на двух осколочных ранах разошлись, пиджак прилип к спине, болит левая рука, горло воспалено. Я нашел убежище Куо, и теперь слово за полицией. Безопасность Представителя будет обеспечена, обмен не состоится. Кто это сделает, не имеет значения.
Первый номер английского посольства был занят, я набрал второй. Я все время наблюдал за улицей, присматривался к проходящим людям, прислушивался к гудкам машин — в ушах у меня стучало.
Я наконец дозвонился и попросил соединить меня с комнатой № 6.
Косые лучи солнца освещают улицу, длинные тени ложатся на противоположную сторону. В бар вошел китаец, я взглянул на него — какой-то сотрудник посольства, а я подумал, человек Куо.
К телефону подошла Виниа, и я обо всем забыл — так будет всегда, когда я услышу ее голос.
— Ломэна к телефону. Срочно.
— Он разговаривает с послом. Позвать его?
— Пожалуйста. Только побыстрее.
Я ждал, когда он подойдет к телефону.
Каждый день, каждый час, каждую минуту, каждую секунду думай только о своем задании: стоит моргнуть и не увидишь самого главного.
Так чуть было и не случилось.
Я повесил трубку, швырнул банкноту на стойку бара, вышел на улицу и, не торопясь, сел в “ягуар”. Спешить нельзя: они могут оставить кого-нибудь прикрыть свое бегство, и он пристрелит меня: сейчас решается все — они пытаются вырваться из Бангкока.
Я увидел черный “роллс-ройс силвер шэдоу” с британским флажком на крыле, когда он проехал мимо бара. Все в порядке, но они совершили две ошибки: машиной посла Коул-Верити был “хамбер импириал”. Флажок означал, что он находится в автомобиле. А Коул-Верити сейчас разговаривает в посольстве с Ломэном. “Роллс-ройс” ехал по Асоке Лэйн.
Мои руки дрожат на тонкой баранке руля. Я не смогу позвонить Ломэну. Надо немедленно ехать за “роллс-ройсом”.
Они ехали на юг по Асоке Лэйн, я поджидал их на Плерн Чит. Они свернули на запад. Мой охотничий инстинкт требовал, чтобы я немедленно рванул за ними, но я подождал, пока между нами оказались три машины, и только тогда поехал за “роллс-ройсом”.
24. Западня
Первые полчаса все было в порядке.
Они ехали со скоростью пятьдесят — шестьдесят километров в час, я держался сзади — между нами две-три машины. За мной никто не следил — я все время смотрел в зеркало заднего вида. Нас обогнали несколько полицейских машин — экипажи отдали честь “роллс-ройсу”. Куо будет доволен, когда узнает об этом. Сначала они хотели вывезти Представителя на “линкольне”, но я остался жив после взрыва гранаты, пришлось сменить автомобиль. Время поджимает: найти “хамбер импириал” в Бангкоке трудно; Куо решил, что “роллс-ройс” вполне сойдет. У всех эта машина ассоциируется с Англией, флажок на переднем крыле — прекрасный последний штрих.
Через затемненное стекло в небольшом заднем окне “роллс-ройса” я не видел пассажиров. Я подумал, что, если удастся залезть в “роллс-ройс”, хорошо бы в драке рассчитывать на помощь Представителя. Но они знают, что он за человек, и усыпили его. Рассчитывать придется только на себя.
Как вытащить Представителя из машины? В последний момент Куо может пойти с козырного туза — Представитель станет заложником, а не кандидатом на обмен. Может, Куо собирается проехать контрольно-пропускной пункт в Нонтабури у всех на виду, приставив пистолет к голове Представителя. Машина проедет мимо пулеметов, как бы бросая вызов: давай стреляй.
Но этот план не из лучших: если Куо убьет своего пленника, это будет равносильно самоубийству — его разорвут на куски.
Не нравится мне это — руки вспотели, баранка стала скользкой. Далеко не простой пленник едет в роскошной машине впереди. Освободить его — дело рискованное: все равно что мину замедленного действия обезвредить.
Машин на дороге прибавилось, когда мы проехали пригороды: у многих были срочные дела за городом, и длительные проверки никого не останавливали. По дороге от Бангкока к контрольно-пропускному пункту в Нонтабури полиции почти не было.
Прошло полчаса: скорость немного увеличилась, мы едем на север по дороге № 5, других машин на шоссе нет. Над уходящими к горизонту рисовыми полями низко висит солнце. “Ягуар” идет нормально, бак полон на три четверти. До “роллс-ройса” метров тридцать.
Корпус моей машины резко вздрогнул, от левого переднего крыла отлетел кусок краски и упал в ручей у обочины. Я посмотрел в зеркало заднего вида и узнал “хонду” — она прибавила скорость и находилась метрах в пятнадцати сзади.
Солнце било в ветровое стекло и мешало мне, но я присмотрелся и узнал водителя: за рулем сидел Куо. Кроме него в “хонде” никого не было.
Резкий звук выстрела у меня над головой слева — пуля навылет пробила крышу и вышла в двух сантиметрах над ветровым стеклом. Я переключил скорость, вдавил в пол педаль газа, “ягуар” прыгнул вперед — до “роллс-ройса” осталось метров десять. Если Куо будет стрелять, он рискует попасть в пассажиров “роллс-ройса”. А он должен доставить Представителя живым до пункта обмена.
Я отодвинул сиденье назад и сполз как можно ниже. Теперь я смотрел в ветровое стекло через верхний сегмент руля. Плохи мои дела, признался я себе. Обгонять “роллс-ройс” нельзя: по мне откроют огонь из пяти или шести стволов. Приходится держаться в пятнадцати метрах от первоклассного снайпера, который хочет меня убить.
А он вынужден стрелять, не целясь. Когда я потянулся поправить зеркало, он выстрелил в третий раз, но “хонду” тряхнуло на выбоине, и Куо опять промахнулся. Мне от этого легче не стало: времени и патронов у него достаточно. Он заметил “ягуар” на Плерн Чит, когда я начал слежку, и повторил мои ходы: пропустив несколько машин, поехал за мной. Куо дождался, когда на дороге никого, кроме нас, не было, и принялся за дело. Он был похож на акулу, которая бросается на жертву, убедившись, что та беззащитна.
Заднее и ветровое стекла покрылись трещинами: пуля прошла навылет. Мне пришлось ударом кулака пробить ветровое стекло — надо хотя бы в дырку видеть, что происходит впереди. Порыв ветра выбил остатки стекла мне в лицо — на несколько секунд я ослеп. Потом ветер выбил и заднее стекло — Куо прибавил скорость и был совсем близко.
Я резко нажал на тормоза, и зеркало заполнило отражение надвигавшейся “хонды”. Он не успел затормозить и с визгом шин с такой силой врезался в “ягуар”, что я испугался: вдруг бензобак взорвется? Отражение “хонды” в зеркале уменьшилось — ее занесло, но Куо выровнял машину и снова приблизился. Фокус не прошел.
Что я могу сделать? Если снова заторможу, он будет к этому готов. Я в западне, которая мчится со скоростью семьдесят пять километров в час, из нее не выберешься. В затемненном заднем стекле “роллс-ройса” постоянно мелькают лица: люди Куо внимательно наблюдают за нами. Перевернись “хонда” после того, как я затормозил, мне бы это не помогло: они заставили в “ягуар” остановиться, вылезли из своей машины с оружием и расстреляли меня. Разбейся Куо в перевернувшейся “хонде”, я б хоть как-то с ним рассчитался до того, как меня убьют.
Из “роллс-ройса” не стреляли: не хотели, чтобы их главарь пострадал. В меня-то они попадут, а вдруг Куо не успеет затормозить и врежется в “ягуар”? Они знали, что он готов к любым неожиданностям и сам может разделаться со мной. Так действуют отлично дисциплинированные люди, которыми командует талантливый профессионал. Только такие могли осуществить похищение Представителя.
Теперь Представителя не спасти, обмен не предотвратить. Возможно, это сделают солдаты на контрольно-пропускном пункте, хотя Куо, наверно, предусмотрел, как проедет через Нонтабури, — иначе не стоило выезжать из Бангкока.
Сзади грохнул выстрел: он стрелял по шинам из крупнокалиберного пистолета.
Солнце висит совсем низко над горизонтом, и аметистовое небо очень красиво. Потревоженные выстрелами цапли поднялись с ровных рисовых полей.
Большой “роллс-ройс” уверенно мчится вперед. “Хонда” как будто застыла в зеркале заднего вида. Тело немеет, я с трудом соображаю. Сейчас меня убьют. Ну что ж, ничего не поделаешь.
Все произошло быстрее, чем я думал. В зеркале блеснул пистолет, раздался выстрел, лопнула задняя шина, но я инстинктивно попытался удержать машину на дороге. Шина разлетелась на куски, “ягуар” пошел юзом — я ничего не мог сделать — колесо рвало асфальт. Руль не поворачивался, машина стала неуправляемой.
Я увидел в зеркало, что “хонда” отстала: Куо снизил скорость, чтобы не врезаться в меня. Справа валялись камни, доски, а дальше начиналось рисовое поле. В последний раз я попытался выровнять машину — ничего не вышло. Я выключил зажигание, закрыл дверь на замок, согнул колени, уперся ступнями в приборный щиток и замер.
“Ягуар” налетел на камень, автомобиль тряхнуло, потом на другой, машина перевернулась, ее швырнуло об кучу досок, раздался жуткий грохот. Я почувствовал боль и временно ослеп: кровь прилила к голове. Я закричал, стараясь перекричать скрежет металла о камень. Потом все стихло, “ягуар” остановился.
Почти сразу же я пришел в себя и услышал скрип тормозов двух машин: они остановились наверху, на дороге.
Куо спустится, чтобы пристрелить меня. Я выполз через приоткрытое окно на теплую мокрую землю рисового поля: хотелось умереть под открытым небом, а не в металлическом гробу. Многие хотят умереть так, я не исключение.
Я чувствовал только боль, но продолжал лежать на боку с открытыми глазами и наблюдать за ними. Они стояли наверху. Их темные силуэты вырисовывались на фоне неба, залитого странным зеленым светом. Потом один из них пошел вниз; я понял, что это Куо.
25. Ракета
Так не бывает: небо залито зеленым светом. Я пошевелил пальцем, открыл и закрыл глаза, покачал головой — все в порядке. Я полностью пришел в себя. Но небо оставалось зеленым.
В воздухе остро пахло бензином из разбитого бака “ягуара”. Пары бензина сушили мне горло, я старался дышать неглубоко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22