Им нечего здесь делать.
– Отец мой худо знает воинов моего народа, – с гордостью сказал Курумилла, – они никогда не оставляют врагов позади себя, если имеют надежду уничтожить их.
– Что значат ваши слова? – перебил с нетерпением дон Тадео.
– То, что Антинагюэль был ранен пулей; выстрел последовал отсюда и токи не удалится, не отомстив.
– Я не могу этого допустить; наша позиция неприступна; разве ароканы орлы и могут прилететь сюда?
– Индейские воины благоразумны, – отвечал уль-мен, – они будут ждать, чтобы провизия моих братьев истощилась и заставят их сдаться, чтобы избежать голодной смерти.
Дон Тадео был поражен справедливым рассуждением Курумиллы и не нашелся что отвечать.
– Однако мы не можем же остаться здесь, – сказал Луи, – я согласен, что вы правы, вождь, и стало быть неоспоримо, что через несколько дней мы попадемся в руки этих демонов?
– Да, – подтвердил Курумилла.
– Признаюсь, – возразил граф, – что эта перспектива не имеет для нас ничего лестного; нет такого дурного положения, из которого нельзя было бы выпутаться с помощью мужества и ловкости.
– Брат мой имеет какое-нибудь средство? – спросил ульмен.
– Может быть; не знаю, хорошо ли оно, во всяком случае вот что я придумал: через два часа настанет ночь, пусть темнота сгустится, потом, когда индейцы заснут, мы потихоньку уйдем отсюда.
– Индейцы не спят, – холодно сказал Курумилла.
– Черт возьми! – энергически вскричал граф, гордый взор которого засверкал воинственным блеском. – В таком случае, если понадобится, мы пройдем по их трупам, но убежим отсюда.
Если б Валентин мог видеть в эту минуту своего молочного брата, он обрадовался бы той энергии, которую Луи выказал в первый раз. Удивляться нечему! Луи был влюблен и хотел видеть ту, которую любил, а любовь имеет привилегию верить вчудеса.
– Впрочем, этот план дает некоторую надежду на успех, – сказал дон Тадео, – я думаю, что к ночи мы можем попробовать исполнить его; если он и не удастся, у нас все-таки останется средство укрыться здесь.
– Хорошо, – отвечал Курумилла, – я сделаю все, чего желают мои братья.
Жоан не принимал никакого участия в разговоре; сидя на земле, прислонившись спиною к скале, он курил со всею небрежностью индейца, врожденное бесстрастие которого не возмущают никакие заботы.
Таковы вообще все ароканы; когда пройдет минута действия, они находят бесполезным тратить свои силы, предпочитая сохранить их для новых предприятий. Ароканы наслаждаются настоящим, не заботясь о будущем, если только они не вожди и ответственность в успехе или неудаче какой-нибудь экспедиции не лежит на них. В последнем случае они напротив необыкновенно бдительны и полагаются только на самих себя, стараясь все предвидеть.
После отъезда из Вальдивии, дон Тадео и его товарищи не имели времени поесть; они решили воспользоваться отдыхом и утолить голод. Приготовления были не продолжительны; они не знали наверно, известна ли индейцам их позиция; во всяком случае, они почли за лучшее оставить их в сомнении и заставить предполагать, что они удалились. Поэтому огня не разводили; обед состоял только из жареной муки, разведенной в воде, жалкой пищи, которую нужда однако заставила их найти превосходной.
Мы сказали, что у них было достаточно провизии; в самом деле при бережливости ее хватило бы на две недели, но воды у них было только шесть мехов, то есть около шестидесяти литров; поэтому они в особенности опасались жажды, если бы им пришлось выдерживать осаду.
Когда их скудный обед был окончен, они закурили сигары, устремив взгляды на долину и с нетерпением ожидая ночи.
Прошло около получаса, и ничто не возмутило спокойствия, которым наслаждались авантюристы. Солнце быстро клонилось к горизонту, небо мало-помалу принимало мрачный оттенок, отдаленные вершины гор исчезали под густыми слоями тумана; наконец все показывало, что темнота скоро покроет землю.
Вдруг коршуны, спустившиеся на трупы и клевавшие их, с шумом и с пронзительными криками поднялись в воздух.
– О! О! – сказал граф. – Что бы это значило? Коршуны всполошились недаром...
– Вероятно мы скоро узнаем в чем дело. Может быть, мы действительно окружены так, как уверяет вождь, – отвечал дон Тадео.
– Брат мой увидит, – ответил ульмен с коварной улыбкой.
Отряд из пятидесяти чилийских копьеносцев крупной рысью выехал из ущелья. В долине он повернул несколько налево и въехал на тропинку, которая ведет в Сантьяго. Дон Тадео и граф напрасно старались узнать людей, составлявших этот отряд, и в особенности начальника, командовавшего ими. Темнота была слишком густа.
– Это бледнолицые, – холодно сказал Курумилла, проницательные глаза которого с первого взгляда рассмотрели проезжавших.
Между тем всадники продолжали ехать; они, казалось, не имели никакого беспокойства, это очень легко было заметить, потому что ружья у них висели за спиной, длинные копья волочились по земле; они ехали почти врассыпную. Эти всадники составляли конвой, который по приказанию дона Грегорио Перальта должен был проводить дона Рамона до Сантьяго.
Они приближались все более и более к густому кустарнику, который стоял как часовой впереди девственного леса, и скоро уже должны были углубиться в него; вдруг страшный вой, повторенный эхом, раздался возле них, и многочисленная толпа ароканов с бешенством напала на них со всех сторон.
Застигнутые врасплох и испуганные этим внезапным нападением, испанцы сопротивлялись весьма слабо и рассыпались по всем направлениям. Индейцы преследовали их с ожесточением, и несчастные скоро все были переловлены или перебиты.
Один несчастный, бежавший по направлению к скале, на которой находились авантюристы, едва переводивший дух при этой страшной резне, упал на глазах их пронзенный насквозь копьем. Потом, как бы по волшебству, индейцы и испанцы исчезли в лесу. Долина опять сделалась спокойна и пустынна.
– Ну! – спросил Курумилла дона Тадео. – Что думает отец мой, удалились ли индейцы?
– Ваши предположения были справедливы, вождь, я должен в этом признаться. Увы! – прибавил он со вздохом сожаления, походившим на рыдание. – Кто спасет мою бедную дочь?
– Я! – решительно вскричал граф. – Послушайте, мы сделали неимоверную глупость, забравшись в эту мышеловку; нам непременно надо выйти отсюда. Если бы Валентин был здесь, его изобретательный ум нашел бы средство к нашему освобождению, я в этом убежден; скажите мне, где он, я приведу его, и тогда мы посмотрим, остановят ли нас эти демоны.
– Благодарю вас, граф, – с жаром сказал дон Тадео, – но не вы, а я должен попытаться на это отважное предприятие.
– Полноте! – весело сказал молодой человек. – Позвольте идти мне; я уверен, что я успею.
– Да, – сказал Курумилла, – мои братья бледнолицые правы; Трангуаль Ланек и брат мой с золотистыми волосами необходимы нам; но только пусть Жоан пойдет за ними.
– Я знаю горы, – вскричал Жоан, вмешавшись тогда в разговор, – бледнолицые незнакомы с хитростью индейцев; они слепы ночью, заблудятся и попадут в засаду. Жоан ползает как уж, у него чутье хорошо обученной собаки; он найдет. Антинагюэль – Кролик, вор Черных Змей; Жоан хочет его убить.
Не прибавляя более ни слова, индеец снял свой плащ, обвязал его вокруг себя вместо пояса и приготовился идти. Курумилла вынул нож, отрезал кусок своего плаща, пальца в четыре ширины, и подал его Жоану, говоря:
– Сын мой отдаст это Трангуалю Ланеку, чтобы ульмен узнал, от кого он пришел, и расскажет ему что происходит здесь.
– Хорошо, – отвечал Жоан, заткнув за пояс кусок от плаща, – где я найду вождя?
– В деревне Сан-Мигуэль; там он ожидает нас.
– Жоан уходит, – сказал индеец с благородством, – если он не исполнит поручения, это значит, что он убит.
Курумилла и двое белых с жаром пожали ему руку. Жоан поклонился им и начал спускаться с горы; они видели, как он ползком добрался до первых деревьев горы Корковадо; там он приподнялся, сделал рукой прощальный знак и исчез посреди высокой травы.
Вдруг авантюристы вздрогнули, услыхав ружейный выстрел и потом вслед за ним другой, раздавшийся по тому направлению, куда пошел их посланный.
– Он убит! – вскричал граф с отчаянием.
– Может быть и нет! – нерешительно отвечал Курумилла. – Жоан воин благоразумный! Но теперь, надеюсь, братья мои убедились, что побег невозможен и что мы окружены.
– Это правда, – прошептал дон Тадео, с унынием опустив голову.
ГЛАВА LX
Предложения
Темнота скоро спустилась на землю и окутала все предметы. Мрак был чрезвычайно густ. Тучи тяжело проплывали в небе и скрывали бледный лик луны. Мертвое молчание тяготело над долиной. Иногда оно прерывалось зловещими криками лютых зверей или свистом ветра между ветвями деревьев.
Напрасно дон Тадео и его товарищи, укрывшиеся на скале, утомляли глаза, стараясь различить предметы: вокруг них все было темно. Время от времени какие-то неизвестные звуки доходили до площадки, на которой они находились, и еще более увеличивали их беспокойство.
Вынужденные наблюдать внимательно, чтобы избавиться от неожиданного нападения, все они ни минуты не отдохнули.
Дон Тадео заметил днем, что скалы, на вершине которых они укрывались, были высоки, но гора, находившаяся напротив них, была гораздо выше, так что, несмотря на довольно значительное расстояние, ловкие стрелки, поставленные на некоторой высоте, легко могли бы перестрелять их всех.
Он сообщил своим товарищам это наблюдение, и они признали его справедливым. Со стороны долины они были совершенно вне опасности: взобраться на скалы было невозможно; кроме того, прячась за камнями, друзья наши могли результативно стрелять в тех, которые задумали бы напасть на них. Поэтому, воспользовавшись темнотою, они занялись укреплением противоположной стороны.
Они соорудили род стены, навалив камни один на другой высотой в восемь футов. Так как в этой стране роса чрезвычайно обильна, они устроили себе палатку, разложив свои плащи на двух копьях, воткнутых в землю.
Под этой палаткой разостлали они одеяло и попоны лошадей и таким образом не только обеспечили себя от всякого нападения со стороны горы, но и сделали себе убежище, которое было очень полезно от ночного холода и от дневного жара и в котором они могли удобно поместиться, если бы им пришлось долго оставаться на скале. В палатку положили они также провизию и боеприпасы, которые вода и солнце легко могли бы испортить.
Труды заняли большую часть ночи. К трем часам утра мрак начал рассеиваться, на краях неба появились опаловые оттенки, обыкновенно предшествующие в этой стране восходу солнца. Курумилла подошел к своим двум товарищам, которые напрасно боролись с усталостью и сном, изнурявшими их.
– Пусть мои братья заснут на два часа, – сказал он им, – Курумилла будет настороже.
– А вы, вождь... – отвечал ему дон Тадео, – приняв такое благородное участие в нашем деле, вы должны иметь такую же необходимость в отдыхе, как и мы. Спите, мы будем караулить вместо вас.
– Курумилла – вождь, – отвечал ульмен, – он не спит на тропинке войны.
Дон Тадео и Луи слишком хорошо знали своего друга, чтобы делать ему бесполезные замечания; обрадовавшись в глубине сердца этому отказу, который позволял им восстановить силы, они бросились на попоны и почти тотчас же заснули.
Когда Курумилла удостоверился, что товарищи его погружены в сон, он ползком добрался до подошвы крепости. Мы уже говорили, что гора была покрыта высокой травой и что посреди этой травы изредка возвышались группы деревьев. Курумилла спрятался в кустах и начал прислушиваться. Ничто не возмущало тишины. Все спало или казалось спящим на горе и в долине. Ульмен снял свой плащ и растянулся на земле, стараясь как можно более скрыть свое присутствие. Потом, прикрывшись плащом, он высек огня, не опасаясь по милости своих мелочных предосторожностей, чтобы искры были примечены в темноте.
Раздув огонь, он набрал сухих листьев и начал сыпать их на костер понемножку, стараясь, чтобы дым несколько сгустился. Когда огонь довольно усилился, индеец опять пополз на вершину скалы, не будучи примечен многочисленными часовыми, которые по всей вероятности тщательно наблюдали за движениями авантюристов. Товарищи его все спали.
«Теперь нам нечего бояться, – сказал сам себе Курумилла, – что стрелки могли спрятаться над нами между деревьями».
Он пристально устремил глава на оставленное им место. Скоро красноватый свет осветил темноту; свет этот увеличивался мало-помалу и превратился наконец в столб пламени, который поднялся к небу мятежным вихрем, разбрасывая вокруг себя тысячи искр. Пламя быстро распространялось, так что вся вершина горы немедленно очутилась в огне.
Послышались неистовые крики и при блеске пожара можно было видеть индейцев, которые покидали свои наблюдательные посты; черные их силуэты мрачно отделялись от яркого пламени.
Но Корковадо не весь был покрыт лесом; поэтому пожар не мог распространиться далеко. Цель Курумиллы была достигнута. Места, которые час тому назад представляли превосходные убежища, теперь были совершенно открыты.
При криках индейцев дон Тадео и граф пробудились и, думая что это атака, поспешили к Курумилле. Он радостно смотрел на пожар и с улыбкой потирал себе руки.
– Э! – сказал дон Тадео. – Кто это зажег?
– Я! – отвечал Курумилла. – ппосмотрите, как эти разбойники бегут полуобгоревшие.
Граф и дон Тадео искренно разделили его веселость.
– Право! – заметил Луи. – Вам пришла счастливая мысль, вождь! Теперь мы, кажется, отделались от своих неприятных соседей.
По недостатку пищи пожар угас так же быстро, как и разгорелся; авантюристы устремили взор на долину и вскрикнули от удивления.
При первых лучах восходящего солнца, смешивающегося с исчезающим блеском пожара, они увидели индейский лагерь, окруженный широким рвом и укрепленный по всем ароканским правилам. Внутри этого лагеря, который был довольно большим, возвышалось множество хижин из бычьих кож, натянутых на колья, вбитые в землю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71