Что, если его лицо было не таким непроницаемым, как он вообразил?
– Я думал, вы давно спите, – сказал он, прикрывая за собой дверь.
– Нет. Я устала, но день, что ли, был слишком суматошный, только мне кажется, я не смогу расслабиться.
Его появление отнюдь не способствовало ее спокойствию. Сказать по правде, его присутствие усиливало ее возбуждение.
– Вам с кухни ничего не нужно?
– Нет. Спасибо.
Его учтивость теперь бесила ее не меньше, чем былая враждебность. Она с опаской наблюдала за ним, пока он развязывал галстук, болтавшийся у него на шее весь день, и вешал на спинку стула. Затем положил обе руки на поясницу и потянулся, выставив грудь колесом. Игра мускулов под рубашкой производила впечатление. Наконец он сделал вдох, и мышцы вернулись в обычное положение.
– Какое вы хотите одеяло? – спросил он, усаживаясь в глубокое, туго набитое кресло. Носком одной ноги он сдернул мокасин с другой.
Уставившись на него и не веря в его намерение, Эрин пролепетала:
– Вы хотите сказать… вы собираетесь…
– Не могли бы вы выражаться пояснее, мисс О'Ши? – ядовито спросил он.
Его язвительность вывела ее из себя.
– Не собираетесь ли вы спать в этом кресле?
Он смерил кресло, в котором сидел, оценивающим взглядом.
– Вообще-то собирался. Но если вы предпочитаете, чтобы я прилег с вами на диван…
– Не двигайтесь, – скомандовала она, уставив на него указательный палец, когда он сделал попытку встать с кресла. – Что вы из себя строите? – спросила она, поднимаясь на ноги. Она сделала два шага в его направлении, уперев кулаки в боки. – У вас, наверное, комплекс Джеймса Бонда, и вы воображаете, что можете целый день унижать женщину, а потом ночью ее же и соблазнить. Ну что же, сообщаю вам, мистер Баррет, что, в отличие от любвеобильных барышень в кино, я могу и буду оказывать сопротивление.
– Вы перегибаете, мисс О'Ши, – сказал он спокойно и веско. Ее тирада и впрямь прозвучала смешно. – Отдыхайте и будьте уверены, что мое присутствие в одной комнате с вами вызвано производственной необходимостью. Поверьте, я предпочел бы быть сейчас в доме напротив и растянуться на кровати, в которой я проспал последние десять дней, нежели корчиться здесь на кресле.
– За мной не требуется круглосуточного наблюдения, – вспыхнула она.
И снова его голос прозвучал раздражающе спокойно:
– Возможно, но пока я не установил вашу личность, вы останетесь под моим наблюдением. Я не допущу, чтобы контрабандистка совершила побег.
– О Господи! – простонала она, вознеся глаза к небу.
Она рухнула на диван в крайнем раздражении и какое-то время сидела надувшись, а он разбирал одеяла и подушки. Каждое его движение вызывало ее интерес, и она не могла удержаться, чтобы не смотреть в его сторону. Если бы она могла, то призналась бы себе, что идея провести ночь с ним в одной комнате выглядит заманчиво. Она была раздражена не столько его поведением, сколько ударами собственного сердца и всплесками возбуждения, которых она прежде не знала.
Он поровну разделил постельные принадлежности и обернулся к ней. Она встретила его уничтожающим взглядом, который был хорошо знаком ее подчиненным. Обычно он предвещал неприятности для того, кто допустил досадную оплошность.
– Мне бы хотелось принять душ.
– Забудьте об этом.
– Мне нужно в туалет! – воскликнула она.
– Это разрешается.
– Как великодушно с вашей стороны, – ласково сказала она. Она прошествовала мимо него, взяла свои чемоданы и зашагала к двери. – Показывайте дорогу, стражник, – сказала она.
Его золотистые брови грозно нависали над пронзительными голубыми глазами, но он молча открыл дверь и повел ее по темному холлу в крошечную туалетную комнату под лестницей.
– Не стесняйтесь надеть на себя что-нибудь более удобное, – посоветовал он.
Он стоял так близко, кругом было темно. Без каблуков она оказалась настолько ниже его, что он горой нависал над ней, и Эрин почувствовала, как у нее вдруг подкосились ноги. Коленки дрожали от напряжения.
Пытаясь скрыть смущение, она произнесла:
– Вам бы этого очень хотелось, не так ли?
Она старалась, чтобы эти слова прозвучали обвинением, но они вышли больше похожими на предложение.
Он сделал шаг еще ближе, и ее обдало жарким дыханием, хотя темнота скрывала его лицо. Он еще подвинулся и прижал ее к стене. Его тело, как и ее, было напряжено. Будто ее прижала статуя.
Но статуя ожила.
Глина еще не успела запечься на ее поверхности. Она, наоборот, еще подвергалась лепке – под влиянием ее тела. Она принимала ту форму, которая совпадала с ее линиями, пока не совпала идеально.
Уголком глаза она увидела, как он поднял руку, и подумала, что сейчас он обнимет ее. Но он просто щелкнул выключателем в туалете у нее за спиной.
Внезапно вспыхнувший свет разрушил то, что, казалось, продолжалось целую вечность. Она быстро отвернулась и втащила в туалет свои чемоданы.
– Не очень-то затягивайте, не то мне придется вытаскивать вас отсюда.
– А вы что же, останетесь здесь? – спросила она в ужасе, видя, как он прислонился к косяку.
– Угу, – сказал он, утвердительно мотнув головой.
Губы ее гневно сжались, и она намеренно сильно захлопнула дверь перед его смеющейся физиономией.
Она опустила чемоданы на пол и оперлась рукой па раковину. Сделав несколько глубоких вдохов, попыталась стереть из памяти его лицо. Оно еще стояло у нее перед глазами, и она продолжала дрожать даже после того, как включила холодную воду.
Какой грубиян! Отвратительный! Бесчувственный! А она, идиотка, вся дрожит в полном смятении от одного его присутствия. Ей в самом деле хотелось, чтобы он поцеловал ее еще. Господи, прости!
И все же ее очень интересовало, каков будет его настоящий поцелуй. Тот, каким он наградил ее сегодня днем, был только пробой. Он просто хотел проверить, насколько она выдержит легенду о своем братце. Тот поцелуй был жесткий и неистовый. Но на одну миллионную долю секунды, когда его язык перестал исследовать глубины ее рта, а легонько коснулся кончика ее языка, разве это не было проблеском сладчайшей ласки?
Нет! – подумала она и принялась яростно чистить зубы в надежде смыть следы того долгого поцелуя.
Она наложила на лицо крем и расчесала волосы. Было нелегко открыть большой чемодан в крошечном помещении, но она умудрилась приоткрыть щелку, достаточную, чтобы просунуть руку.
На ощупь она выбрала джинсы и футболку. Джинсы были не те модные, жесткие, которые она обычно носила. Это были старые, вылинявшие и застиранные до мягкости. Извиваясь и изгибаясь, она высвободилась из своего мятого костюма и натянула джинсы.
На минуту она задумалась, снять ли лифчик.
Перспектива спать в нем всю ночь ей не улыбалась, поэтому она расстегнула застежку быстро, пока не передумала, и, почувствовав свободу, облегченно вздохнула. Хотя на своем последнем дне рождения она решила расстаться с самоуверенностью молодости, но все же ее фигура манекенщицы была еще достаточно крепка, чтобы иногда позволять себе обходиться без лифчика. Сегодня это и вовсе не имело значения.
Натянув майку через голову, она поняла, что после последней стирки она подсела и теперь слишком се обтягивает. Теперь уже то, что она без лифчика, начинало иметь значение. Ее груди выглядели слишком бесстыдными, чтобы быть без лифчика. Со вздохом она ухватилась за край футболки, чтобы стянуть ее, но тут Ланс постучал в дверь.
– Хватит, – сказал он коротко.
– Еще одну минуту. Я почти гото…
Не успела она договорить, как он уже распахнул дверь. Он застал ее, когда она, взявшись руками за край майки, собиралась ее снять, и успел увидеть гладкий живот и два полукруга под мягким розовым хлопком.
Эрин опустила майку. Как магнитом, его глаза были притянуты к ее груди. Она чувство – вала, как напряглись под тугим хлопком ее соски. До замужества, во времена работы в домах модели, она привыкла часами стоять почти обнаженной, пока модельеры и портнихи вносили свои изменения. Но никогда прежде она так не чувствовала своего тела.
Подавив внезапный приступ стыдливости, она закричала:
– Ну и наглец! Я ведь сказала, что через несколько минут выйду!
Ланс, похоже, потерял дар речи. Казалось, его мозг лишился способности посылать правильные сигналы органам речи. Он поспешно сделал глотательное движение и произнес как можно более суровым тоном:
– А я сказал вам, что время вышло.
– Могу я по крайней мере принять таблетку? Я сегодня пропустила.
Она рылась в косметичке, стараясь скрыть дрожь в руках. Найдя наконец упаковку пенициллина, она выдавила таблетку из фольги. Стакана не было, и ей пришлось запивать лекарство водой из-под крана, зачерпывая ее пригоршнями. Выпрямившись, она увидела в зеркале, что, пока она стояла наклонившись над раковиной, Ланс вперился глазами в ее бедра. Он торопливо отвел взгляд и сказал:
– Если хотите, можете оставить свои вещи здесь. Никто их не тронет.
Мягко ступая в носках, он прошел через холл в кабинет.
Она молча последовала его предложению. Чемоданы лучше оставить здесь. Он не настолько вежлив, чтобы предложить ей поднести вещи обратно в комнату, а тащить их самой не осталось никаких сил. Проще не спорить, а выключить свет и покорно пойти назад в комнату.
Спотыкаясь, она вошла в кабинет и увидела, что Ланс уже погасил все лампочки за исключением ночника на столике возле его кресла. Она расстелила одно из одеял на кожаном диване, положила в угол подушку и села, вытянув ноги вдоль дивана и прикрыв их другим одеялом.
Ланс терпеливо ждал, в задумчивости глядя перед собой и не произнося ни слова. Он не гасил свет, а Эрин не могла лечь при горящей лампе. Это сделало бы ее слишком уязвимой, слишком незащищенной. Изо всех сил избегая смотреть на него, она оглядела комнату, хотя за этот день делала это уже сотни раз.
– В камине никогда не разводили огня, – произнесла она лениво.
Не повернув головы, но поведя глазами в ее сторону, Ланс сказал:
– Что?
– Вы заметили, что в этом камине никогда не разводили огня? За красивой резной решеткой лежат поленья, но на кирпиче нет сажи. Не могу себе представить – иметь камин и не разводить огня.
– Очень тонкое наблюдение. Вам, наверное, подошла бы моя работа. – Взглянув на него, она увидела, что он, ссутулившись в кресле, улыбается ей. Не задумываясь, она улыбнулась в ответ. – А у вас есть камин? – спросил он.
– Три.
– Три?
Она рассмеялась.
– Да. Я живу в доме родителей, тех, что меня вырастили. Когда папа умер, мама захотела продать дом. Я упросила ее на какое-то время сдать его внаем, она так и делала несколько лет. Когда я вернулась из Нью-Йорка, я стала жить в этом доме. Это скромный, но очень старый дом и очень своеобразный. Я его отремонтировала и обставила заново.
– Звучит здорово.
– Многие не находят в нем ничего примечательного, но для меня это родной дом. Наверное, когда тебя берут из приюта, семейные традиции и все такое приобретает особое значение. Это почти что неотъемлемая часть твоей жизни, она дает чувство надежности, безопасности.
Они долго молчали, затем Ланс спросил:
– О'Ши хорошо к вам относились?
– Они были прекрасными родителями. Лучше не бывает. Отец был высокий и сильный. Он всегда казался мне гигантом, даже когда я выросла. Несмотря на габариты, это был самый нежный человек на свете. Он был плотник. А мама у меня маленькая, вспыльчивая, и у нее морщинки вокруг самых синих глаз, какие мне доводилось видеть. – Кроме твоих, добавила она про себя.
Потянувшись, он зевнул, а затем взъерошил свои золотистые волосы.
– Вам надо поспать. Спокойной ночи, – сказал он и выключил свет.
– Спокойной ночи.
Она легла на спину, укрывшись одеялом, и стала смотреть в темноту. Слышно было, как Ланс пытается принять в кресле максимально удобную позу. Раздался шелест ткани, затем глубокий вздох, и все в комнате стихло.
В молчании прошло несколько минут, затем, почему-то уверенная, что он не спит, Эрин прошептала:
– Мистер Баррет?
– А?
Нервными движениями она перебирала одеяло. Темнота придавала обстановке особую интимность. Как любовники после…
– Что будет с моим братом, когда вы его найдете?
В темноте было слышно, как он ворочается. Голос его прозвучал низко и неуверенно… а может, грустно?
– Не знаю. Это не входит в мою компетенцию. Он украл крупную сумму денег из национального банка. Одного этого достаточно, чтобы на долгие годы засадить его за решетку. Федеральное правительство очень строго к тем, кто запускает руку в казну.
– Значит, его посадят в тюрьму, – сказала она безо всяких эмоций. Это была просто констатация факта. Она об этом раньше не думала.
– Да. Ему, правда, может помочь то обстоятельство, что его тесть – президент банка. Уинслоу не стал обращаться в местную полицию, хотя кое-кого из их людей мы привлекли – тех, кто, так сказать, умеет искать иголку в стоге сена. Возможно, если Лайман еще не истратил этих денег и может их вернуть, ему будет присужден крупный штраф и условное заключение.
– Но вы ведь так не думаете, да? Его голос прозвучал устало и покорно:
– Да. – Помолчав, он сказал:
– За все годы оперативной работы мне так и не удалось понять мотивы, которые движут преступником.
– Мой брат не преступник! – вскричала она.
– Он совершил преступление. Это делает его преступником по определению, – резонно возразил он.
Она глубоко и горестно вздохнула.
– Конечно, вы правы. Извините. О чем вы говорили?
– Знаете, мне кажется, у него все было. Зачем он это сделал? Поставил на карту все? Оставил миссис Лайман? Глупейший поступок. Он же должен понимать, что мы его все равно поймаем.
Эрин с удивлением услышала в его голосе раздраженные нотки. Словно ему не хотелось ловить Кена.
– Мелани это все причинит ужасную боль. Я думаю, она даже не понимает всей серьезности положения.
– Конечно, не понимает. Она милое дитя.
Знаете, мы ведь могли устроить свой штаб в любом месте. Здесь мы отчасти для того, чтобы защитить Мелани. Мы ведь не знаем, работал ли Лайман один или же он оказался втянутым во что-то более серьезное. Она может стать невинной жертвой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23