— Банки запрашивал? На их имена, на имена их подруг?— Да, но счетов нет.— Я к чему спрашиваю! Не догадываешься?— Нет.— Твой Боря в тюрьме в Беер-Шеве сегодня пытался покончить с собой. Порезал себе вены…
Борька лежал на высокой американской кровати у самого окна. Внизу в окно была видна часть тюремного двора, сбоку, за плоской крышей какой-то постройки, почти вровень тянулись уступы красной черепицы. Там были улицы. На закате тень от здания тюрьмы ложилась темным квадратом на асфальт двора.Рядом с Борькиной койкой стояла передвижная капельница на колесиках.Обстановка в тюремной больничке была нормальной.Разрешалось выходить на лестницу курить, таская за собой капельницу. Рядом с решетчатой металлической дверью всегда курили несколько заключенных.Болтали о том о сем.Некоторые отбывали свои срока в Союзе тоже.— В Израиловке сидеть — это санаторий! Жратвы на валом! Хоть жопой ешь! Ты бы на лесоповале погорбил…Они привезли сюда лагерные песни.Вечером пели негромко: «Тихо вечер за решеткой догорает…», «Еще не скоро я вернусь пешком…».Похожий на гриб, крепкий невысокий дедок появился в больничке на другой день вслед за Борькой — рыжеватый, с облезлой, словно обесцвеченной бородой. Первые сутки проспал как убитый.Один из пацанов объяснил:— Ворина. Лет десять в стране мотает. В Союзе оттянул порядком. Кличка Старик.— В законе?— Был. Потом его землянули . Ребята рассказали.Борька любил такие истории.— Дело вроде было так.Старик, тогда еще не старик, кончал срок. Их пригнали на новое место. Зима, север. Воры сидели у костра, мужики, как водится, прыгали на снегу всем табуном. Грелись. Ночью пришел еще этап. Мужики пошли к мужикам. Воры — к ворам. Мест у костра было ограниченно.Один вор из прибывших обошел тех, которые грелись. К каждому присмотрелся. Подошел к Старику. Дернул от костра, сел на его место.— Ну!— Чего? Воры сидят. Ждут, что будет. И тот ждет, кто его двинул. Старик должен был замочить его тут же. Сесть на свое место. А утром подписаться на новый срок… Он не захотел. Назавтра он был уже с с у ч е н …— Струсил.— Просто тот вор, который его дернул, почувствовал в нем слабину. Старик в этом месяце должен был освобождаться!Борьке еще предстояло только знакомиться с этими людьми.— А чего он здесь?— С каким-то смыслом. Гнилой заход… Ложку заглотил.— Ё-мое…— Он уже их переглотал больше десятка. Теперь оперировать будут. У него и без того весь живот изрезан. Ты с ним осторожнее… Он тут хозяин. Не смотри, что старый. Для него лишить кого-нибудь глаза или, скажем, нос откусить ничего не стоит…Старик выглядел нестрашным. Большей частью молча лежал на кровати или курил. Все так же молча. Персонал его знал, относился уважительно-осторожно.С Борькой он ни разу не заговорил. Тем не менее Борька чувствовал к себе интерес старого вора.Борька объяснял это тем, что он рэцах — убийца.Старожилы еще помнили сидевшего тут знаменитого убийцу — он прибыл из Америки, чтобы замочить бывшего главаря израильской мафии Лос-Анджелеса, который последние три года жил в Тель-Авиве. Рэцах , подойдя вплотную, спокойно расстрелял его в ресторане на Дизингоф, после чего спокойно удалился.В отличие от Борьки, у того не было причин задерживаться в Израиле надолго.Других убийц, кроме Борьки, в больничке не было.Разговор со Стариком состоялся скоро.Поздно ночью Борька вышел курить. В коридоре было пусто. В ординаторской сидел тюремщик, поглядывал в открытую дверь.Борька засмолил вторую сигарету. Спать не хотелось.В это время дверь палаты скрипнула. На пороге показался Старик. Несколько минут курили вместе.— Тебе убийство шьют? — Голос у Старика был прокуренный. Звучал отрывисто, с напором.Было очевидно, что Борька обязан ответить.— Ну!— В Иерусалиме, я так слышал.— Да. Нищего. Амрана Коэна…— Ты в сознанке?— Да.— Тогда проще. Можно спрашивать. Второй, с тобой… Он тоже пацан?— Да, Гия.— Сколько ему?— Шестнадцать лет и три месяца.— Как же это вышло?Борька снова понял, что должен ответить.Он повторил то, что говорил на допросе переводчику.— Мы пришли поискать денег. Открыли, вошли. В квартире никого нет. Стали искать…Старик вор не спускал с него глаз. Слушал внимательно.— Ну…— Все тихо. Вдруг он появился. Поднял хипеж.— Хипеж?!— Точно! «Воры!» Закрыл дверь на ключ. Схватил молоток. У него, видно, подготовлен был на такой случай. Пришлось пару раз этим же молотком…Старик вор издал хлюпающий звук. Борька отвел глаза.— По голове… — Он говорил заученно. — Мы не хотели убивать его. Просто он стал у двери, и у нас не было выхода… Мы ничего не нашли, выбежали…До Борьки вновь дошел тот же звук. Вор смеялся до слез.— Не смеши меня больше!Потом взглянул на него:— «Ударили по голове!», «Ничего не нашли!». Это у Яна-то, блин! Полиции можешь говорить что угодно! Только не м н е — блатняку! Понял? Или все было не так, или вы там не были! Вы запутались, и вас заставили говорить! Ну!Старик ждал.— Я тут из-за тебя. Воры хотят знать, кто вас направил. Ну!Борька оглянулся. Тюремщик в ординаторской по-прежнему смолил сигаретку.— Мы не были у него. Нас впутали.
Ленка сидела на каменном бордюре во дворе полиции, позади небольшого флигелька дознавателей, когда в дверях появилась Зойка.Они познакомились перед началом спектакля Виктю-ка — Зойка вроде собирала деньги для детей из малообеспеченных семей.— Привет. Тебя-то чего?— У Борьки нашли мой телефон. Он записал тогда.— Ну и видок у тебя, мать…Малолетка явилась в полицию в шокирующем черном комбинезоне: шорты, майка на бретельках — все на пуговках, от груди до подбрюшья.— Переводчик как увидел, так едва не кончил…— И чего?— Поспрашивал-поспрашивал. А что я знаю? Все! Как ты хоть? Как там Борька?— Злой как черт. Видела его на очной ставке.— Увидишь — привет передавай. Когда им разрешат, пусть позвонит…— Это еще нескоро!— Не важно! Отсидят, зато миллионеры! Я бы тоже согласилась! Думаешь, по полмиллиона долларов отхватили?— Сомневаюсь.— Я все думаю про этих ребят. Как они узнали, что у нищего полно денег? Следили?— Зачем это тебе?— Мне это надо. У меня разные планы.— Тогда ты у них спроси. Я не думаю, что им было что-то известно.— Что ж они — ку-ку? — Зойка покрутила у виска. — Не зная, полезли?— Для Борьки деньги не главное.— Значит, Гия был в курсе…Малолетка была из молодых, да ранних. Ленка не забыла, как она подвалила к ним у концертного зала «Жерар Бахар», выставив вперед маленьких израильтянок, которым навесила лапши на уши.— Ты все собираешь шекели для детей из неполных семей?— Бросила… — Зойка достала пачку «Морэ». — Будешь? Кто-то сообщил социальной работнице. Она вызвала меня вместе с матерью. Такая взбучка была…Они закурили.— А чего делаете?— Ничего. Ходим в кино. На американские фильмы.— Билеты дорогие!— Я и не беру. Я где угодно могу пройти…Она вернулась к разговору об арестованных парнях.— Я почему спросила про деньги у нищего?..— Ну!— Об этом нищем я еще года полтора назад слышала! Ребята у нас говорили в пабе «Сицилийская мафия». Жора Полковник, компаньон Макса. Я подслушала. «Денег у него куры не клюют!» Кстати, он ведь никакой не убогий был, нищий этот… Даже крутой!— Ты уверена?— Я тебе сейчас расскажу. Кроме тебя никто не знает.Малолетка глубоко затянулась.— После Жориных слов я сама попыталась его раскрутить…— Амрана Коэна?!Ленка смотрела на нее во все глаза.Рыжеватый нежный комочек в комбинезоне, голубые глазки, куриная грудка… Что же из нее дальше будет?!— Короче, упаковалась поприличнее. Пришла с еще одной дурочкой! Местной. Ну, опять: «Немного денег для детей из неполных семей…»— Да…— Он дал шекелей десять. Мы не уходим. Вернее, я. Говорю: «Вы такой добрый. Мне очень понравились. У меня родителей нет…» Ну так, смехом. Чтобы проверить. «Живу у тетки на птичьих правах. Я бы вам убирала, заботилась о вас зимними ночами…»— А он?— Дверь открыл. «Иди!» Видит, конечно, что я приезжая, олимка из России. Ну и добавил по-русски…— По-русски?!— Пошла, говорит, к такой-то матери! Суфлера! — Зойка засмеялась. — Надо же, такое слово узнал! Я и сама никогда не слышала…Это выглядело странно.Ни Борька, ни Гия никогда не бывали в «Сицилийской мафии». Конечно, не могли об этом знать.— А что за человек Жора?— Компаньон? Он уже старый. Худой, резкий такой. Как увидит телку покрупнее, так сразу лоб у него потеет.— Можешь мне показать?— В субботу они с Максом дискотеку затевают в «Теннис-центре»…— Я знаю. А с чего у них зашел разговор про нищего?— В те дни в Иерусалиме другого нищего ограбили. Из Писгат Зеева…Детектив Юджин Кейт воспользовался все же советом старого полицейского служаки, рекомендовавшего обратиться за помощью к преступникам-рецидивистам.Кейт выбрал Рамма, отбывавшего очередной срок за вооруженный грабеж. Рамму было за сорок, коллеги рассказывали, что он прочно решил завязать и… Кто поверит! Учится на курсах в тюрьме Цаламон. Осваивает профессию парикмахера, мастера по современной женской прическе.В семь часов заказанная Кейтом накануне машина уже стояла на стоянке Всеизраильского Генерального штаба полиции — Матэ Арцы — помытая, заправленная «тойота» с легко запоминающимся номером 1881 (миштара-полиция), с исправным кондиционером, но без радио…Спасибо, что есть хоть кондиционер!Тюрьма находилась в Галилее в трех с половиною часах езды.От Матэ Арцы Кейт направился на север в сторону Ги-ват Зеев, в объезд ставших традиционными жутких пробок на центральной столичной трассе на Тель-Авив.Дорога была знакомой.Камни вокруг шоссе сбегали вниз. Хвоя уходила вверх. Шоссе петляло среди камней. Выше оставались высаженные людьми леса, белые распады…Ни одной машины. Огромные валуны по обочинам.Сбоку промелькнул знакомый скромный памятник. «Неаккуратному водителю? Неумелому полицейскому?»Красные черепичные крыши еврейских поселений далеко на холмах. Мощные трейлеры на параллельном шоссе за саженцами. Арабские деревни вдоль дороги. Мусульманское кладбище с невысокими памятниками, округлыми, серыми…В Цаламон, построенной два года назад тюрьме, где Рамм отбывал срок, у Кейта работал друг. Тюрьма была необычной.Тут отбывали наказание в основном жители Севера, кому оставалось до освобождения не больше 10 лет, не имевшие нарушений режима. 50 процентов заключенных составляли арабы. Остальные евреи, местные и репатрианты из СНГ.Все порвали с наркотой, однако не хотели завязать окончательно. Тех переводили в другую тюрьму — в Ша-рок, Всеизраильский центр борьбы с наркоманией.Из 15 израильских тюрем в Цаламон режим был самый «щадящий». Считалась четырехзвездочной гостиницей. Всем сидевшим в ней каждый месяц полагался 48-часовой отпуск.По возвращении их проверяли на «остаточное зелье», чтобы наказать нарушителей.Первое время отправляли на клизму. Кончилось это плохо. Зеки, мстя за унижения, убили начальника тюрьмы.Теперь вместо клизмы они сдавали анализ, как все. Евреи и арабы — уголовники в тюрьме не враждовали, еще раз подтвердив, что у преступников нет национальности. Они вместе воровали и убивали. Даже террористические акты не нарушали преступного согласия, тогда как на воле люди готовы были разорвать друг друга…Городки сменялись пустошами.Колышимые ветром пыльные деревья. Сгоревшая, сухая, колкая трава. Кусты, похожие на камыши. За ними тянулись длинные, похожие на коровники, пакгаузы…Кейта обгоняли сверкавшие лаком машины. Междугородные туристические автобусы престижных туров.Серебристая «каролина» впереди долго не давала себя обойти. Наконец он вырвался вперед. Слоновых размеров дама за рулем жевала полуметровый батон-багет, начиненный овощами.«Заколдованный круг — чем ты толще, тем больше хочешь есть. Ешь и снова толстеешь…»И снова бетонные стены промышленных предприятий. Флаги каких-то обществ над воротами. Новые, только что нанесенные белым полосы на четырехрядном шоссе. Остролистные пальмы на разделительной полосе. Свалки разбитых машин. Серые заплеванные остановки рейсовых автобусов промзоны.Через два часа он был уже за Афулой. Поднимавшаяся на ровном месте конусообразная Гар Табор, метров 900 высоты, выглядела издалека как огромный террикон.Оставалось не так много. Кейт прибавил газку.Тюрьма располагалась среди невысоких холмов, без стен, без вышек. Без решеток. Узкие окна камер выходили на Галилейские холмы.Надпись на указателе шоссе гласила: «Тюрьма Цаламон».
Друг и коллега, заместитель начальника, уже ждал его.— Сотовый с собой?— Да.— Придется сдать, Юджин.Внутри тюрьмы, как в самолете, действовали те же правила.Сотовый положили в стенной сейф, заперли. Специальный лифт внутри стены отправил его на полку, в склад.— Пошли. У меня сегодня не очень легкий день. Приехало начальство… Короче, сам знаешь. Сейчас тебя проводят к Рамму.— Как он?— Нормально. Срок кончает.Рамму оставалось еще три года.Короткое время Рамм был его осведомителем.— Иди с ней, она отведет… — В дверях показалась женская головка. — Это Оснат. Юджин… — Он представил их друг другу.Контролер выглядела совсем девчонкой. Она пошла впереди. Кейт видел складки жира под ее коленями, словно их перевязали суровой ниткой.Внутри тюрьмы был двор. Множество парней слонялись по нему взад и вперед.— В камере Рамма нет, — сказала девушка. — Или на тренажерах. Или в классе.Тренажерный зал был пуст.— Жарко. — Оснат словно извинялась.Они прошли мимо библиотеки, там тоже никого не было.У входа висел лозунг «Терпение ведет к успеху». «Знаменитый ивритский „савланут“. „Терпение“…Какие-то шныри убирали территорию. Тюрьма за это платила.— Как к вам устроиться? — спросил Кейт. — На воле устаешь как собака…Рамма он увидел в классе парикмахерской в обществе других учащихся и двух женщин — преподавателей. Он расчесывал парик на манекене. Дверь во двор была открыта.— Рамм!Вор почти не изменился — улыбчивый, с веселыми глазами.По жизни он был танцор и заводила. Любитель хорошо одеться. Сейчас на нем была форменная коричневая куртка с коротким рукавом, на спине стояли три буквы — инициалы Центрального управления тюрем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44