Я всегда ненавидел их всех — толстых патрульных, собирающих дань с нищих. Торговцев, способных всучить тебе залежалый товар по бешеным ценам. Молодых инспекторов с золотыми значками-щитами на коричневых мундирах и змеиным презрением в глазах. Солдат с ледяными голубыми глазами и винтовками в руках. Богачей в особняках, смотрящих на Город свысока. Я ненавидел их всех, всех!Она удивительно чувствовала меня, она знала, какое у меня настроение по моим, незаметным для посторонних, движениям. Можно было возразить, что она узнала меня так хорошо только по прошествию долгого отрезка времени, но это неправда. Она знала меня с самого начала и уже одно это было волшебством, доброй магией.Ее прохладная рука коснулась моей щеки и злобы не стало.— Что с тобой? — спросила она меня.Я очень любил ее голос.— Ничего, все хорошо, — ответил я, на мгновение прикоснувшись губами к ее пальцам.Жалость и любовь — смертельная смесь, я выпил ее всю, до дна, и никогда об этом не жалел...Лишь на второй день я смог оценить всю ту степень доверия, которое Рива испытывала ко мне. Это было безграничное, можно сказать, наивное доверие к человеку незнакомому. Я мог только почувствовать это.Я рассказал ей всю мою жизнь. Я рассказал то, чего не рассказывал никому. Я рассказал о пулеметах и бойне в Селкирке, о моей потерянной сандалии, о солдате, об украденном хлебе, о ночлеге под мостом. По ее глазам я видел, что она прошла весь тот путь вместе со мной. Она чуть не плакала, когда я рассказывал ей о стрельбе и падающих на землю людях, улыбалась, когда я рассказывал, как мои руки украли в первый раз почти без моего участия. В ее глазах можно было читать, как в книге. Моя нежная Рива...Я не рассказал ей только о Никише, потому что ненависть сродни любви. Никиша я ненавидел больше всех, а Риву любил больше всех и поэтому я не рассказал Риве о нем...Обычно все истории, которые я слышал, начинались со слов: «Однажды» или «Давным-давно». Я не могу уйти от традиций, так как рассказывать я буду о величайшей для меня краже со взломом.Однажды, когда осень доживала свои последние теплые дни, я опять ночью прокрался к Риве. Она была грустной и поначалу в темноте я не заметил, что она чем-то расстроена. Она, как всегда, села рядом со мной и некоторое время мы сидели молча.— Что случилось? — спросил ее я, не выдержав.Она взяла меня за руку.— Сегодня к нам приходил человек из Верхнего Города. Нас собрали в комнате у хозяйки и этот человек рассматривал нас, как будто бы кого-то выбирал. Он не сказал нам ни слова, только улыбался. Его улыбка была отвратительной, — пальцы, сжимавшие мою ладонь, дрогнули, — он был похож на змею. Его глаза были, как у змеи. Я смотрела на него и меня пробирала дрожь. Он осмотрел нас, кивнул хозяйке и ушел. После ухода мадам Кресно, хозяйка, сказала нам, что послезавтра я и еще несколько девочек отправятся на работу в Верхний Город.Мое сердце упало, как кусок льда.— Я и Ольга, моя подруга, — Рива судорожно вздохнула, — будем работать в доме Макфарлейнов.Мое сердце билось в груди, как копыта подкованной лошади по мостовой.— К нам доходили разные слухи о Верхнем Городе, — продолжала Рива, — не очень приятные слухи. Я слышала от воспитательниц, что в Верхнем Городе происходят плохие вещи с женской прислугой. Многие девочки, которых взяли в Верхний Город в прошлом месяце, обещали писать нам, но мы не получили ни одного письма. Двоих тогда тоже взяли в дом Макфарлейнов.Она замолчала.Мой мозг разрывался на части, мысли метались, как собаки, больные бешенством. Я лихорадочно соображал, что же нам делать дальше.— Я боюсь, Аль, — прошептала она, — я боюсь потерять тебя. Я просила мадам Кресно оставить меня в приюте наставницей для младших девочек, но свободных мест нет и мне придется уехать.— Нет, не придется, — процедил я сквозь сжатые зубы.Я встал и выдохнул, как перед тем, как бросится со скалы в воду.— Послушай, Рива. Ты недостаточно хорошо знаешь меня и в этом моя вина, но ты должна доверять мне, потому что я не смогу жить без тебя. Я знаю, что это только слова, но других у меня нет, а я не мастер говорить. Я расскажу тебе кое-что о людях из Верхнего Города.И я рассказал ей об убийствах Любо и Моны и о Макфарлейнах.— Я знала, что это что-то ужасное, Аль, каким-то образом я чувствовала это.— Ты не знаешь, насколько это страшно, Рива. Смерть по сравнению с жизнью у Макфарлейнов — это просто избавление.— Что же мне делать, Алекс? — спросила она.— Ты можешь уйти со мной, — сказал я и мои слова повисли в воздухе.— Послушай, я живу в большом доме со своей семьей, — сказал я, сжимая ее холодные ладони, — люди, с которыми я живу, стали для меня настоящей семьей. Без них я бы пропал. Марта — она, как мать мне — позаботится о тебе. В нашем доме много комнат, девушки, у которых нет мужа, занимают целое крыло нашего дома. Их никто не заставляет делать то, чего они не хотят. Ты сможешь жить с ними или, если захочешь, Марта даст тебе отдельную комнату.— Правда?— Конечно! Они — хорошие люди, они помогут тебе и я помогу тебе. Тебе надо только принять мое предложение.— Хорошо, Алекс, я пойду с тобой.После этих слов я стал спокоен, как камень, потому что больше всего я не люблю принимать решения. Мне кажется, что я поступаю неправильно, но в этой ситуации я не видел другого выхода.— Когда? — спросила Рива и я ответил:— Сейчас.Она вернулась через десять минут с небольшой сумкой. Своим кошачьим взглядом я увидел, как она улыбнулась мне.— Вот и все мои вещи, — она решительно затянула ремешки и повесила сумку на плечо.Я вылез из окна и мои ноги привычно нашарили веревку. Я остановился, упершись ступнями в ближайший узел на веревке.— Садись на окно, Рива, и слушай меня. Садись на окно, опираясь на подоконник и повернись ко мне. Я удержу тебя. Нащупай ногами веревку.Теперь мы оба висели на веревке и я ощущал упругость ее теплого тела, так доверчиво прильнувшего ко мне.— Теперь я спускаюсь вниз и держу веревку. Когда ты почувствуешь, как натянулась веревка, обхвати веревку ногами и спускайся. Перебирай руками по веревке, чтобы кожа на ладонях осталась целой. Ничего не бойся, я с тобой.Она спустилась вниз так ловко, как будто всю жизнь этим занималась.— Бежим? — выдохнула она, держа меня за плечи.— Я только поднимусь и отвяжу веревку. Жди меня, прислонись к стене, чтобы тебя не было видно с улицы.Я взлетел по веревке наверх, долго возился с затянутым насмерть узлом. Смотал веревку в бухту, снял плащ, нацепил веревку на себя и одел плащ. Потом спустился вниз по стене. Спуск занял много времени потому, что меня трясло от страха. Не знаю, чего я боялся — то ли патрулей, обходящих район, то ли самого себя.Рива ждала меня внизу.— Идем тихо, не разговариваем. Идем в тени домов. Если увидишь людей — прячься.Она взяла меня за руку, как маленькая девочка, и мы пошли. Ее рука, ее теплая уже ладонь, так удивительно нежно лежащая в моем раскаленном кулаке, заставила меня не бояться.Мы шли домой, а над Южным Фритауном уже умирала самая длинная ночь в моей жизни. Мы шли домой и в укорачивающихся тенях домов уже не было чудовищ, возникающих в моем воображении. Теперь я твердо знал, что все чудовища остались там, наверху, в Верхнем Городе...Мы дождались рассвета в одном из разрушенных домов в часе ходьбы от Замка над Морем. Тут и пригодились мои бутерброды, которые я брал с собой для Ривы, и яблоки, которые она так любила. Солнце превратило океанские волны в лепестки роз, подул утренний бриз. Лицо Ривы, которое казалось мне в темноте, серым и безжизненным, ожило. Она смотрела на все вокруг, как человек, бежавший из тюрьмы. Она прикасалась дрожащими пальцами к ядовито-зеленым гобеленам мха, покрывшего развалины, ее глаза перебегали с одного предмета на другой, как будто бы она не была уверена в их реальности. Она боялась и была отчаянно смелой одновременно, как ребенок, впервые увидевший мир и осознавший, насколько этот мир велик и прекрасен.— Господи, — выдохнула она, закрыла глаза и прижалась ко мне.— Я пореву, а ты не смотри на меня, пожалуйста, — сказала она, обнимая меня.Я и не смотрел, одной рукой я крепко прижимал ее к себе, а другой рукой гладил ее по волосам, таким коротким, а где-то внутри меня теплые волны с тихим шелестом накатывались на мое сердце. Что-то светлое внутри меня было похоже на это раннее утро и этот свет был таким горячим, что я не мог дышать. Я задыхался оттого, что я чувствовал, меня душила невысказанность светлого, я умирал и, как никогда ясно, чувствовал, что живу, живу, живу...Мы пришли домой за полчаса до завтрака.Арчера не было дома, он снова пропадал в городе. В зале сидели Артур, Чарли и Лис, Марта расставляла посуду. Она увидела меня и Риву и руки Марты сами собой уперлись в бока.— Здравствуйте, — сказал я, улыбаясь, и Рива тоже сказала:— Здравствуйте.По лицу Марты я видел, что до взрыва не очень далеко, но это меня уже не пугало.— Ага, — сказала Марта.— Это — Рива. Марта, — начал я и Марта метнула в меня огненные копья своих глаз, — Марта, покажи, пожалуйста, Риве комнаты девушек в левом крыле, а я расставлю посуду сам, хорошо?В глазах Марты пропал огонь, там осталось только толика недоверия и много любопытства.— Хорошо, только иди, вымой руки, а то ты похож на черт знает что, — сурово проворчала Марта и сказала Риве своим обычным деловым тоном:— Пойдем со мной.Рива посмотрела на меня, я улыбнулся ей и тихо сказал:— Все будет хорошо.Марта и Рива ушли, а я помчался во двор мыть руки. Краем глаза я заметил, что Чарли и Артур улыбаются, а Лис откровенно скалится, но мне было все равно. Я вернулся через минуту, сбросил плащ, снял веревку и стал накрывать на стол.— Ну и ну, — сказал Артур.Чарли промолчал и Лис, что было странно, тоже, только его ухмылка говорила о многом. Они знали, что рано или поздно я приведу кого-то в Замок над Морем.— После завтрака мы уходим, — сказал Артур.Сердце мое упало.— Что случилось? — спросил я.— В городе есть работа для всех, — сказал Чарли, — Арчер встретит нас на месте.— Я должен идти с вами? — задал я свой обычно глупый вопрос.Они промолчали, потому что я уже знал ответ.Мы поели раньше остальных и спустились в кухню, где хозяйствовала Марта. Рива стояла у плиты, помешивая в сковороде кусочки поджаривающегося мяса, а ней был любимый передник Марты, что уже о многом говорило.— Мне надо уйти, Рива, — сказал я.— Я знаю, Марта уже сказала мне, что вы уходите.Я молча стоял возле нее и не мог отойти. Она улыбнулась мне.— Со мной все будет хорошо, иди.Я прикоснулся к ее плечу, а она прижалась щекой к моей руке...Мы вышли в город — Артур, Чарли, Лис и я. Шли мы быстро и через час попали в лабиринт узеньких запутанных улочек Северного Фритауна.У Артура за поясом был револьвер, я заметил его, когда Артур одевал плащ. Моя трость почему-то казалась мне тяжелой.Арчер ждал нас в переулке Савой. Артур спросил у него:— Что там?Арчер отбросил окурок и тихо сказал:— Он на месте, с ним еще четверо. Сколько людей внутри я не знаю, может быть, много. Все окна забиты досками.— Черный ход?— Заколочен. Можно выбраться только через парадную дверь и через окна второго этажа.— Подвал?— Не знаю.— Значит, так, — повернулся к нам Артур, — входим через парадную. Задержать всех, кто есть внутри. Тот, кто нам нужен — блондин, лет двадцати, высокий, крепко сбитый. Держимся вместе, Алекс прикрывает. Справишься? — спросил он у меня.— Да, — ответил я, покачивая тростью.Мы вышли из переулка и Арчер указал на дом, над входом которого висела покосившаяся старая вывеска с выгоревшей от солнца надписью «Бильярдная». Мы остановились у потемневшей от времени парадной двери. Арчер вытащил обрез, Артур и Чарли — револьверы, Лис достал полицейскую дубинку. Ударом плеча Арчер распахнул дверь. Мы вошли и остановились, прижавшись к стенам, пока не привыкли к темноте глаза.— Арчер, иди вперед. Я и Лис — комнаты слева, Чарли и Алекс — справа. Всем искать лестницу в подвал.Мы начали движение. В комнатах было пусто, только мусор и запах мышей.В конце коридора Арчер указал обрезом на столб — основание винтовой лестницы. Мы медленно спустились в подвал, Арчер — впереди, я — замыкающий. Я коснулся стены рукой. На ощупь она была холодной и влажной. Я почти ничего не видел, кроме спины Лиса. Поглядывая наверх, я видел свет.Затем мы попали в подвальное помещение, плохо освещенное. Вдруг свет погас и кто-то проскочил за моей спиной. Я ударил тростью в темноту и попал во что-то мягкое, ударил еще раз. Раздался крик. Мои чувства обострились до предела, я ощущал запах ребят, у каждого был свой запах. Передо мной кто-то сопел. Я услышал, как дубинка Лиса рассекла воздух и глухой стук удара. Впереди кто-то напал на нас, слышались звуки ударов, чьи-то вскрики. Лис бил кого-то, приговаривая:— Лови, зараза, получай!— Ну все, хватит! — крикнул Артур, его голос дрожал от злости.В темноте оглушительно громыхнул дробовик Арчера, подвал осветился мгновенной белой вспышкой выстрела. Я успел увидеть кого-то, лежащего на полу перед Лисом.Вспыхнула спичка и Чарли зажег свечу. Артур пинками загонял в угол двоих парней, наставив на них револьвер. Арчер стоял в углу и целился в парня со светлыми волосами, похожими на солому. У правой стены стоял буфет, на нем пылилось несколько бутылок из-под вина, заплывших стеарином. Чарли зажег свечи в этих импровизированных светильниках и в подвале стало светло.Я оглянулся и увидел темноволосого паренька, лежащего на полу и обхватившего руками голову. Он тихонько стонал и поэтому я понял, что он жив. «Это я его», тупо подумал я сквозь шум в ушах. Сердце билось так, что могло пробить стены.— Ну, что, Джек, — Артур подошел к блондину, — ты долго бегал и, наверное, устал?— Пошел ты..., — злобно оскалив зубы, бросил блондин.Арчер ударил его ногой и тот вскрикнул.— Я буду спрашивать тебя, а ты будешь отвечать, — сказал Артур, покачивая револьвером.Лис оттаскивал человека, по которому прогулялся дубинкой, к стене.— Где он?— Кто?И снова Арчер ударил блондина.— Ты как будто бы не знаешь, Джек, — сказал Артур.Я никогда не видел ребят такими. Впервые я был с ними в деле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46