Зато Краснов и Онуфриенко – настоящие боевые побратимы, способные отлично руководить боевым полком.
– Перевод Краснова – дело рук Горнова, – пришли все к заключению.
С появлением Горнова у нас то и дело стали происходить всевозможные трудно объяснимые явления. То пойдет какой-то слушок о ком-либо из командиров, то кого-то своевременно не представят к очередному воинскому званию. Пойдешь к Горнову – он ссылается то на одного, то на другого.
Все это раздражало, вносило в нашу жизнь нервозность. Только через год – весной 1945 года станет все ясно. Время, как пленка, проявляет все.
Итак, вместо Краснова пришел к нам майор И. Петров. Он в первом же бою, встретившись с десятью ФВ-190, сбил двух из них. Ясно: воевать умеет. А будет ли таким же надежным помощником Онуфриенко, каким был Николай Краснов?
…Третий день Ясско-Кишиневской операции. Непрерывные взлеты и посадки. Меня с трудом дождался новый молодой летчик. Я сразу узнал его – Алексей Чебаков, адъютант генерала О. В. Толстикова.
Его появление удивило меня.
– Ты что, летчиком стал? – спросил я.
– Надоело быть адъютантом, долго просил генерала, наконец он отпустил меня на учебу…
– Значит, понял, где тебе быть важнее?
– К настоящему делу потянуло…
– Сейчас дадим тебе самолет, посмотрим, как ты взлетаешь и садишься, а потом решим, что делать дальше.
К сожалению, со взлетом и посадкой у него не ладилось. В воздухе он держался не совсем уверенно. Не могло быть и речи о том, чтобы сразу бросить его в круговерть фронтового молдавского неба.
Высказав все это Чебакову, я тут же с Василием Калашонком отправился к Днестру. Проштурмовали танковую колонну противника, а потом смотрим – на горизонте два «мессера». Честно говоря, я уже соскучился по ним – что-то в последние дни не попадались они мне на глаза.
Даем газ – и к «мессерам». Вот уже нужная дистанция… Целюсь в ведомого, но тот быстро уходит. Передаю Калашонку:
– Займись ведомым, я атакую ведущего. Калашонок погнался за ведомым. Мы с «мессером» остались вдвоем. Неужели струсит, не примет боя? Вижу – уходит с набором высоты. Нет, не тот уже фон-барон пошел, вышибли из него гонористый арийский дух.
Увеличиваю скорость, вот-вот настигну фашиста, а он возьми да и юркни в облака.
Я тоже оказался в них. И тут произошло нечто невероятное: мою машину резко, как на сверхскоростном лифте, понесло вверх, потом точно так же бросило вниз, словно в глубокий колодец. В ушах гудит, от фонаря кабины во все стороны летят искры.
И тут я сообразил, что попал в грозовое облако. Ну, держись, брат! От волнения почувствовал сухость во рту. Ведь я абсолютно беспомощен, моя жизнь всецело в руках грозной слепой стихии. Можно сгореть, взорваться, камнем полететь вниз.
Лучше встретиться с десятком «мессеров», чем пережить такое. В самом тяжелом бою ты сам себе хозяин, а тут – всецело во власти случая.
Мой истребитель – как щепка в море. Он совершенно не повинуется. Я приготовился к самому худшему. Но судьба и на этот раз оказалась благосклонной ко мне. На высоте полутора тысяч метров машина выскочила из облака. Опомнившись, я тут же вывел ее в горизонтальный полет, огляделся и ужаснулся: капот весь во вмятинах, побиты рули, элероны. Крепко поработал град.
С той поры я опасаюсь кучево-дождевых облаков, всегда обхожу их стороной.
На аэродроме меня с распростертыми объятиями встречает Калашонок. Он сразил своего «мессера», видел, как я вскочил в грозовые облака, а куда потом делся – не мог понять.
Пока механики и техники ремонтировали мой Ла-5, пришло распоряжение подавить огонь неприятельской артиллерийской батареи.
Четверкой – Кирилюк, Калашонок, Горьков и я – вылетаем в указанный район. Видим: батарея действительно ведет непрерывный огонь по нашим наступающим подразделениям. С ходу наносим штурмовой удар. Батарея стрельбу прекращает. Отходим в сторону – снова открывает огонь. Все-таки надо заставить ее замолчать. Становимся в круг, ходим над батареей, постреливаем, экономя снаряды, а фашисты в щелях отсиживаются. Тут срабатывает психологический момент; самолеты над головой, – значит, надо спасаться. А нашим пехотинцам это на руку – мы облегчили им продвижение вперед.
С нашей легкой руки такой метод блокировки вражеской артиллерии авиацией распространился по всей армии.
В конце августа наши войска вошли в Кишинев. Большая и сильная группировка противника оказалась в железном кольце. Продолжая громить врага, исключительное боевое мастерство проявили штурмовики, ведомые Героем Советского Союза капитаном Н. Н. Дьяконовым, и истребители, возглавляемые ставшим уже Героем Советского Союза А. И. Колдуновым.
Наш полк в это время перебазировался на полевой аэродром Манзырь. Именно здесь за несколько дней до нашего прилета погиб, повторив подвиг Николая Гастелло, командир эскадрильи штурмовиков Герой Советского Союза П. Зубко. Не желая сдаваться в плен, отважный летчик направил горящую машину прямо на фашистскую артиллерийскую батарею.
Манзырь – это уже Молдавия. Местное население буквально засыпало нас цветами. Мы, летчики, почти не бывали на земле, встречи наши с местными жителями были короткими, но радостными и сердечными.
Семь дней боев – и такой успех! Враг откатывается на запад, открывая нам дорогу на Балканы.
Государственная граница СССР восстановлена.
От нее начинается наш путь через Румынию, Болгарию, Югославию. И надо его пройти…

Глава IX
Бухарест–София

Вот и пришел долгожданный час, к которому мы стремились все годы: ураган войны катится на запад, за пределы нашей Советской Родины.
Каждый из нас, доживший до этого замечательного часа, ясно сознавал всю его историческую значимость, ощущал свою личную причастность к событиям, несущим коренные перемены всему Европейскому континенту, вызвавшим новые веяния во всем мире.
Мы уже были не только освободителями своей социалистической Родины, теперь на наши плечи ложилась священная интернациональная миссия – принести избавление от коричневой чумы всем порабощенным странам. Это повышало нашу ответственность, придавало новые силы для беспощадной борьбы с ненавистным фашизмом.
Нам, в большинстве своем родившимся за десять-пятнадцать лет до прихода Гитлера к власти, предстояло теперь принять самое активное участие в полном и окончательном разгроме созданной им бешеной военной машины.
Ни мне, ни моим сверстникам, даже обладавшим самой буйной детской и юношеской фантазией, не могло прийти в голову, что нам придется побывать с освободительной миссией во многих зарубежных странах, стать свидетелями происходящих там политических и социальных перемен.
Ясско-Кишиневская операция привела к тому, что Румыния вышла из гитлеровского блока и объявила войну фашистскому рейху.
23 августа в Бухаресте вспыхнуло вооруженное восстание, свергнувшее диктатуру Антонеску. Гитлеровцы подвергли Бухарест сильной бомбардировке с воздуха и артиллерийскому обстрелу. Однако уже ничего не смогли изменить.
На нашем фронте, как и на других, в то время происходили важные, волнующие всех события. И каждый из нас вносил в их развитие свою посильную лепту, способствовал общему успеху.
Родина высоко оценила заслуги авиаторов нашего 10-го Одесского штурмового авиационного корпуса в Ясско-Кишиневской операции. Его 306-я и 136-я дивизии получили наименование Нижнеднестровских. Так же был назван и наш 31-й полк.
Очень многие летчики, техники, механики заслужили правительственные награды. А командующие фронтами генералы Ф. И. Толбухин и Р. Я. Малиновский стали Маршалами Советского Союза.
…Манзырь – небольшое, уютное местечко. Молдавское население тут занято в основном сельским хозяйством. Хорошо ухоженные виноградные плантации, сады и поля в тот год принесли обильный урожай.
Местные жители плохо говорили по-русски, но тем не менее мы прекрасно понимали друг друга.
В памяти молдавского народа сохранились волнующие дни, когда в порабощенный румынскими боярами край впервые пришла Красная Армия. Было такое торжество, равного которому не найти в истории Молдавии.
И вот теперь мы все почувствовали, как рады люди вернувшемуся к ним счастью – солнцу Советской власти.
Хозяин, в доме которого я остановился, не знал, куда меня посадить и чем угостить. Вот тогда-то я попробовал настоящую кукурузную мамалыгу, отведал брынзы и домашнего вина.
– Ешь, сынок, ешь, набирайся сил, – говорил хозяин, – путь тебе предстоит долгий, еще много людей под Гитлером.
Однажды я спросил у него:
– Как вам жилось?
– Разве это можно назвать жизнью? – ответил старик. – Мы день и ночь молились на восток, чтобы вы скорее пришли…
Такие беседы производили на нас сильное впечатление. Ведь здесь люди совсем недавно изнывали под гнетом румынских бояр. Само слово «бояре» для нас – далекая история. А здесь они, оказывается, существовали в одно с нами время, и не исключено, что, перейдя границу, мы воочию увидим представителей этого сословия.
Что там, за Прутом? Какой мир увидим, с чем встретимся?
Наземные части уже перешли границу. Вот-вот должны и мы сняться, перелететь на первый румынский аэродром. Утром меня вызвал Онуфриенко.
– Скоморохов, тебе поручается совершенно секретное задание. Будешь прикрывать товарища Константинова.
– А кто он?
– Я не знаю. Идем завтракать.
Не успели перекусить – появляется командир корпуса О. В. Толстиков.
– Готов, Скоморохов?
– Так точно, товарищ генерал! Только вот не знаю маршрута – надо же карты подготовить.
– Куда пойдете – и мне не известно. А что для вас карты? Куда лидер – туда и вы.
Я мысленно поблагодарил судьбу за то, что она наделила меня способностью быстро ориентироваться на местности.
Кто такой Константинов? Если все так обставляется, значит, лицо чрезвычайно ответственное. Любая ошибка при его сопровождении может дорого обойтись.
Оказалось, что о картах я беспокоился не напрасно.
В полдень прибывает Ли-2. Он с особым шиком заходит на посадку, приземляется. Видимо, летчик – настоящий мастер.
Личный состав эскадрильи выстроился. Командование полка – ближе к Ли-2. Проходит несколько томительных минут. Наконец открывается дверь, на землю по трапу спускается коренастый, с крупной головой, выразительными чертами лица военный.
Да это же маршал Жуков!
Ошибки нет: Константинов – это Жуков. Да и понятно: Георгий Константинович – отсюда и Константинов.
Так вот кого доверено прикрывать…
Имя маршала Г. К. Жукова гремело по всем фронтам. Его авторитет очень высок. Но в то же время все наслышаны о нем как о человеке крутого нрава. Об этом говорил и внешний облик Георгия Константиновича – ладная боксерская фигура, крутой лоб, энергичные жесты, волевой взгляд. Естественно, что все его уважали и побаивались. Что же касается меня, – я тоже смотрел на него с восхищением и некоторой робостью.
Жуков поздоровался с командирами корпуса и полка, поговорил с ними о чем-то, потом все они повернулись ко мне.
– Старший лейтенант Скоморохов, – представил меня маршалу Онуфриенко.
– Здравствуйте, товарищ Скоморохов. – Жуков протянул мне руку.
– Здравия желаю, товарищ Маршал Советского Союза! – ответил я.
– Вам задание известно?
– Так точно!
– Ну, доложите: куда пойдем, в каком порядке, как будете прикрывать? Покажите план!
При этих словах круглое лицо генерала Толстикова как-то неестественно вытянулось, Онуфриенко поднял к небу глаза. Я быстро вытащил из-за голенища левого сапога карту, на которой была проведена одна-единственная жирная черная линия от Манзыря на Кубой.
– Что это? – жестко спросил Жуков.
– Наш маршрут…
– Мне нужен ваш план.
– Сейчас доложу, товарищ Маршал Советского Союза.
Достаю блокнот, карандаш, начинаю изображать боевой порядок истребителей по прикрытию Ли-2. При моих талантах в рисовании схема получилась маловыразительной.
Жуков взглянул на расстановку самолетов на листке блокнота, обратился к Онуфриенко:
– Вы что-нибудь поняли из этого творчества?
– Товарищ Маршал Советского Союза, он не силен в графике, но имеет большой опыт сопровождения ответственных работников…
В одно мгновение мой любимый командир изменился в лице. Никогда не видел его таким и очень удивился столь неожиданной метаморфозе. Бесстрашный ас перестал быть похожим на себя. Вот когда у меня впервые мелькнула мысль о том, что иной раз в своей среде, в присутствии большого начальника, можно испытывать страх гораздо больший, чем в бою. И тут же вспомнил встречи с Р. Я. Малиновским и Л. М. Василевским. Ведь тогда все было совершенно иначе.
Жуков слушал Онуфриенко, окидывая его колючим, тяжелым взглядом. Потом снова повернулся ко мне.
– А где ваши летчики?
– Вот они, товарищ Маршал Советского Союза, – показал я на строй эскадрильи.
И только теперь, как бы со стороны взглянув на свою родную эскадрилью, я ужаснулся: у всех был крайне неприглядный вид. Стыдно до боли, обидно стало мне и за себя и за ребят. Мы как-то сжились со своими нехватками-недостатками, обносились и не обращали на это внимания.
– Это и есть ваши соколы? – поморщился Жуков.
– Так точно.
– Ну и ну! – Маршал безнадежно махнул рукой и, круто повернувшись, твердой, пружинистой походкой направился к своему самолету.
У меня оборвалось сердце. Что это значит – мне отказано в доверии?
– Быстро по самолетам! – сказал подбежавший с бледным, осунувшимся лицом Онуфриенко.
Я, обойдя Ли-2, взлетел первым. За мной – пара, а потом еще четверка.
В воздухе мы выстроились почетным эскортом вокруг Ли-2. Я осмотрелся, и душа моя оттаяла: строй истребителей прикрытия идеальный. Ко мне снова вернулось прежнее чувство самоуважения. «Вот только надо любой ценой прилично одеть эскадрилью», – подумал я.
Мы сопровождали маршала Жукова до границы, эскадрилья села в Кубее, а он, уже без прикрытия – в нем отпала нужда, – полетел в штаб 3-го Украинского фронта, расположившийся в румынском городке Фетешти, недалеко от Черноводского моста через Дунай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41