Меня вдруг ослепили прожекторные установки нашей системы ПВО. Схватили и не выпускают из своих цепких, ярких лучей. Не хватало еще, чтобы свои зенитки открыла огонь. Пришлось уйти в сторону Запорожья, а оттуда украдкой, чтобы, не дай бог, снова не заметили прожектористы, возвращаться домой.
Не было у нас никакого опыта ночных полетов, не знали мы тогда, что организация их требует четкого взаимодействия с войсками ПВО. Я оказался не единственным летчиком, которому пришлось вступать в единоборство с прожекторами.
На этом наша учеба закончилась – следующей ночью мы уже несли боевое дежурство. Я провел первый в своей жизни ночной бой, в котором лично чуть было не стал жертвой своих зенитчиков. «Хейнкель» рванулся в сторону и выскользнул из объятий прожектора, а мой истребитель тут как тут. И хоть зенитчики были предупреждены о наших действиях, однако еще не умели различать ночью свои и чужие машины – всему нужно учиться – и открыли по мне бешеный огонь. Вырваться из огневого кольца удалось чудом.
И все же эти испытания не прошли даром – пару вражеских машин наши летчики сразили и тем самым заставили противника отказаться от ночных бомбардировок. Мы же убедились: на войне, когда требует обстановка, все можно достичь и освоить, но лучше готовиться к любым действиям заранее. Сейчас даже курсанты летных училищ осваивают ночные старты. Могли овладеть ими и мы – хотя бы в запасном полку. Тем более что тогда уже знали: немцы летают ночью. К сожалению, наверстывать упущенное нам пришлось в боях.
3-й Украинский фронт ведет упорную борьбу за расширение плацдармов на правом берегу Днепра. К концу года, когда враг был отброшен да 20-30 километров севернее Марганца, наступление на кировоградском и криворожском направлениях приостановилось. Но воздушные бои не прекращались. Они были насыщены всевозможными драматическими ситуациями, в них проявлялись исключительное самообладание и мужество.
Как-то к нам пришли свежие армейские газеты с портретами гвардии лейтенантов Петра Кальсина и Георгия Баевского. Крупным шрифтом было написано: «Геройский подвиг комсомольца Кальсина». Газета рассказывала о том, что 12 декабря 1943 года оба летчика вылетели на задание в район Никополь – Кривой Рог. В воздушном бою самолет Баевского был подбит, стал снижаться. Приземлился на территории, занятой противником. Летчику грозил плен. Но находчивый лейтенант Кальсин приземлился рядом с подбитым самолетом товарища, поднялся с ним со вспаханного, мокрого поля и вернулся домой.
Тогда же по всей армии прогремело и имя Николая Краснова. На наши позиции в районе Запорожья двигалась целая армада бомбардировщиков. И неожиданно сверху свалился на них неизвестно откуда взявшийся юркий краснозвездный истребитель. Он с ходу поджег одного «юнкерса», затем второго.
На помощь ему подоспели другие истребители. Противник, сбросив бомбы на свои же окопы, ушел, не досчитавшись четырех самолетов.
В тот же вечер в штабе нашего корпуса раздался настойчивый звонок.
– Скажите, как фамилия летчика, который дрался сегодня с бомбардировщиками? – спросил пехотный командир. – Краснов? Объявите ему от всех нас сердечную благодарность.
Всего в боях за Запорожье Герой Советского Союза капитан Н. Краснов уничтожил одиннадцать самолетов противника.
Узнали мы в те дни и имя еще одного героя – уроженца Днепропетровщины лейтенанта Г. Кучеренко. Случилось так, что он был сбит над родными местами. С большими трудностями, измученный, окровавленный, возвратился к своим, снова сел за штурвал истребителя и сразил в боях восемь фашистских самолетов.
«За 3 дня 6 побед», – так называлась корреспонденция в армейской газете, посвященная Олегу Смирнову, позже ставшему Героем Советского Союза.
В небе Украины доблестно сражались верные сыны социалистической Родины – представители многих национальностей. Лейтенант А. Суворов – русский – уничтожил десятки немецких танков, младший лейтенант В. Кривонос – украинец – поджег на фашистском аэродроме несколько самолетов. Лейтенант Султан-Галиев – татарин – вогнал в приднепровскую землю восемь стервятников. Старший лейтенант Е. Савельев – родом из Карелии – в боях за Левобережную Украину заслужил звание Героя Советского Союза.
…Наступал Новый, 1944 год.
Каждый мысленно оценивал пройденный боевой путь, свой вклад в общее дело борьбы с фашистами.
Более двенадцати месяцев я на фронте. Хотелось разобраться, какие перемены произошли во мне, каким я стал?
В последнее время думал о том, что мое прежнее мальчишество бесследно улетучилось. А вот признаков чисто юношеского возраста что-то не замечал. По-моему, война всех нас перебросила через эту прекрасную пору, сразу ввела в мир взрослых мужчин. Юноша – мечтатель, романтик. На фронте этого почти не было. Там царил один жестокий закон: не мы врага – так враг нас. И вся энергия ума, все физические силы уходили на то, чтобы все-таки повергать, а не быть поверженным. Согласитесь: такое – не для юношей, такое – удел зрелых мужей.
Но нам ведь было по двадцать два… По виду мы оставались совсем молодыми парнями, а внутренний мир далеко не соответствовал нашим юным годам.
У каждого – пять, десять, пятнадцать сбитых самолетов. Мой счет в небе Украины доведен до тринадцати. Подводя итоги боевой работы за год, командир эскадрильи капитан Устинов отметил, что мною не потерян ни один ведомый и моего боевого самолета не коснулся ни один вражеский снаряд.
Где ты, прежний, адлеровский Николай Скоморохов? Где ты, желторотый птенец, не умевший постоять за себя? Правду говорят, что за одного битого двух небитых дают.
Я еще не знаю, как сложится моя дальнейшая фронтовая судьба, что ждет меня впереди. Но у меня уже не бегают мурашки по спине при встрече с фашистской воздушной армадой, а это позволяет сохранить ясность мысли, трезвость расчета, спокойствие и выдержку.
Мне удалось открыть для себя простую истину: проигрывает тот, кто ошибается. В бою это стоит жизни. Ставка слишком большая. Значит, надо научиться не ошибаться, использовать каждый промах врага.
Приоткрылась и другая истина: можно отлично владеть самолетом, умело строить маневр, метко стрелять, но не обладать главным качеством летчика-истребителя – боевой активностью, – и победы не видать.
А ведь, как это ни странно, именно об этой черте воздушного бойца нам меньше всего говорили. А, оказывается, надо было. Зачем заново открывать то, что уже известно? Был опыт воздушных боев в Испании, на Халхин-Голе, в период финской кампании. Но, к сожалению, до нас, курсантов, он почему-то не дошел. И мы, как говорится, начинали с нуля.
Нас приучали к летной дисциплине. Это было верно. Прежде чем научиться писать, читать – надо освоить азбуку. Но наше обучение и воспитание заканчивалось, если можно так выразиться, чистописанием. В училище мы не шли дальше. Оно и понятно – времени у нас было в обрез. Однако «только чистописание» слишком дорого нам обходилось. Ибо с первых же дней участия в войне убедились: учебные полеты и боевые – это небо и земля.
В бою, помимо всего прочего, сражаются характеры. А характеры – это воля, самообладание, дерзость, инициатива. Многим из нас вначале очень недоставало этого. И выживал тот, кто уже в жестоких схватках сумел развить в себе необходимые бойцовские качества.
У каждого из нас был в жизни священный момент – принятие военной присяги. Мы клялись защищать социалистическую Родину мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения победы над врагом.
Верность присяге – большая вдохновляющая сила в мирной учебе и в дни тяжелейших испытаний. Но она, эта верность, имеет замечательное свойство: окрыляет лишь того, кто клятву свою подкрепляет высоким личным мастерством.
На фронте иногда говорили: этому везет, тому не везет. И там же, на фронте, мы убеждались: успех не приходит сам по себе, как случается это в лотерее. Человек – творец своей судьбы, в том числе и боевой. И каждый из нас творил ее по мере сил и возможностей.
…Мы отпраздновали еще один Новый год военной поры.
Отпраздновали его на украинской земле, у крутых берегов Днепра Славутича.
1944-й вел нас дальше – снова к Черному морю.
Что же сулит нам третий год войны?

Глава VII
Снова к Черному морю

Время, продолжая свой вечный бег, работало на нас. По всему чувствовалось: враг бессилен изменить ход событий, инициатива в наших руках.
Мы верили, что начало 1944 года будет и началом нашего нового наступления. Приказы и политбеседы проясняли обстановку; главная задача 3-го Украинского фронта заключается в разгроме вражеской никопольско-криворожской группировки. И лишь одного мы не могли тогда знать – на картах Генерального штаба стрела нашего маршрута уже направлена на многострадальную и героическую Одессу.
Путь по Правобережью Украины от Днепропетровска до Одессы не такой уж и долгий-по прямой всего четыреста километров. Сейчас – менее получаса лету. А тогда мы преодолевали его три с лишним месяца – в среднем по четыре километра в день.
Трудными были эти километры, но богатыми всевозможными, а подчас и неожиданными событиями. Одно из них назовем «похищением невесты».
В конце декабря наша эскадрилья перелетела на полевой аэродром Соленое для взаимодействия с подразделением авиационных корректировщиков во главе с майором А. Жало.
Здесь же базировался и полк Онуфриенко. Произошла приятная встреча, мы уже о многом переговорили, вспомнили все былое, как вдруг увидели, что на посадку заходит юркий По-2. Кто бы это мог быть?
Вместе с Григорием Денисовичем поспешили к самолету.
Когда увидели, кто к нам прилетел, – удивлению не было предела: с крыла спрыгнул Александр Иванович Покрышкин.
Вот так новость!
Поздоровались, глаз с него не сводим: не терпится узнать о цели столь необычного визита. У меня мелькнула мысль: не летчиков ли подбирать в свой полк прибыл?
Александр Иванович не спеша, вразвалочку направился в штаб полка Онуфриенко. Со времени первой моей встречи с Покрышкиным на Кубани он изменился – в нем стало больше солидности и сдержанности. И в то же время он остался простым, скромным, хотя слава о нем гремела уже на всех фронтах. А его формула «Высота – скорость – маневр – огонь» была взята на вооружение многими летчиками-истребителями. Наш Мартынов разработал более короткий, шуточный вариант: «Высота – залог здоровья». Когда мы сказали об этом Александру Ивановичу, он скупо улыбнулся, бросил:
– И так годится…
Но зачем все-таки он пожаловал к нам? В штабе Александр Иванович обратился к Онуфриенко:
– Батальон далеко расположен?
– Да нет, батальон майора Пахилло рядом.
– Проводите меня туда.
Что же нужно Покрышкину? Лишь по дороге выяснилось: он прилетел повидать свою любимую девушку – медсестру, с которой познакомился еще в Грозном.
Удивительное чувство – любовь. Приходит время, и оно, как зелень по весне, пробивается, несмотря ни на какие невзгоды.
Это святое чувство влекло меня в далекую Астрахань. И вот теперь оно привело к нам прославленного героя войны.
Вечером – танцы. Александр Покрышкин и Мария Коржук – молодые, влюбленные – покорили всех нас.
Я смотрел на них, а сам думал о своей Марии. В карманах моей гимнастерки всегда хранились ее письма. Вылетая на задание, я сдавал парторгу все документы, а письма оставлял – они служили мне талисманом в боях.
Танцы продолжались, все веселились. Никому и в голову не приходило, что у Александра Ивановича зреет дерзкий план, который он, умевший доводить свои решения до конца, осуществит с нашей помощью.
Лишь потом, когда буду помогать Марии надевать меховое обмундирование перед дальним путешествием на По-2, я пойму, почему под конец вечера на ее лице промелькнула растерянность. Видимо, тогда Покрышкин сказал Марии, что намеревается увезти ее с собой.
Пройдет двадцать с лишним лет после войны. На юбилейном торжестве, посвященном 60-летию маршала авиации В. А. Судца, за праздничным столом Мария Кузьминична Покрышкина поднимет тост за достойных своего командарма воспитанников, в том числе и за одного из них, посвященного в тайну «похищения невесты».
Я сразу не догадался, что речь идет обо мне. А когда понял – Судец уже рокотал своим басом, показывая бокалом в мою сторону:
– Так вот кто, оказывается, содействовал похищению лучшей медсестры моей армии! И куда? На соседний, 4-й Украинский фронт… Знал бы тогда – ох и всыпал бы за такие штучки…
Да, благодаря решительности Александра Ивановича наша Мария очутилась на соседнем фронте, откуда никакая сила уже не могла ее вернуть: она стала супругой героя-летчика.
Проводив Александра Ивановича и Марию, мы приступили к своим обычным дедам.
Разговоры с Покрышкиным об истребителях – свободных охотниках не прошли даром: этот вопрос продолжал волновать нас, вызывать споры. Некоторые горячились.
– Чего ждать? – шумели они. – Раз наше командование ничего не предпринимает – надо в Москву писать. Там поймут, поддержат. В других армиях давно действуют эскадрильи охотников, а мы только языки чешем…
Но писать в Москву не пришлось. Жизнь свое взяла: было принято решение – из летчиков 31 116 и нашего 164-го полков создать эскадрилью охотников.
Каждый хотел попасть в число счастливчиков. Из нашего полка такими оказались Султан-Галиев, Виктор Кирилюк, Анатолий Володин, Иван Новиков и я. В 31-м полку этой чести удостоились Олег Смирнов, Виктор Кузнецов, из 116-го пришли Николай Краснов со своим ведомым Василием Калашонком, а также Михаил Губернский.
Майор Краснов – командир эскадрильи, известный летчик. О его боевых заслугах знали все. Я очень обрадовался своему назначению заместителем Краснова. У такого командира есть чему поучиться.
Командирами звеньев стали: лейтенант Смирнов, младший лейтенант Кирилюк.
Краснов, Смирнов и я – коммунисты. Остальные – комсомольцы. Все мы пока оставались на партийном и комсомольском учете в своих полках:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41