https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/steklyanie/
В воздух поднялись наши «яки» и противнику пришлось убраться восвояси.
* * *
Теперь непогода была для нас не так страшна – рядом шумело море. Вылеты на боевые задания стали более частыми, потери врага – ощутимее. Вот несколько выдержек из сообщений Совинформбюро тех дней:
– За 16 января: «Авиация Краснознаменного Балтийского флота в Балтийском море потопила 2 транспорта противника водоизмещением 14000 тонн и сторожевой корабль…»
– За 17 января: «Авиация Краснознаменного Балтийского флота потопила в южной части Балтийского моря вражеский транспорт водоизмещением 7000 тонн…»
И так почти каждый день. 28 января, например, летчики нашего полка потопили на подходе к Мемелю транспорт противника с живой силой и техникой. Все самолеты вернулись на свой аэродром, не имея серьезных повреждений. 29 января были потоплены три транспорта общим водоизмещением 16000 тонн и самоходный понтон.
Газета «Правда» 2-го февраля 1945 года опубликовала статью «Транспорты идут на дно». Выдержку из нее мне хочется процитировать.
«…Разведка вновь обнаружила большой караван противника, вышедший из порта Либава. Он состоял из 6 транспортов и кораблей охранения в составе миноносца, сторожевого корабля, трех тральщиков и восьми быстроходных десантных барж. Через несколько минут в воздух начали подниматься торпедоносцы 51-го минно-торпедного авиаполка, находящиеся в повышенной готовности. Первым вылетело звено, ведомое командиром звена Богачевым. Противник открыл сильный заградительный огнь. У самолета младшего лейтенанта Кулинича еще на подходе к цели прямым попаданием снаряда был подбит один мотор. Казалось, катастрофа неизбежна, но это не остановило отважного летчика. На одном работающем моторе, в сложных метеусловиях, маневрируя на малой высоте, молодой, без достаточного опыта, торпедоносец Виктор Кулинич сближается с целью, выходит на выгодные курсовые углы и поражает транспорт. А затем приводит поврежденный самолет на свой аэродром и бдагополучно производит посадку. Младший лейтенант Богачев атаковал головной, тяжело груженный транспорт и пустил его на дно.
Вторая пара командира звена Репина и летчика Полюшкина атаковала крупный транспорт, который шел в центре конвоя. От прямого попадания бомб и торпед транспорт загорелся и затонул.
Через 40 минут, в сумерках в воздух поднялись еще два торпедоносца: ведущий – командир полка Орленко (штурман Сазонов, начальник связи Быков) и ведомый – командир эскадрильи Макарихин. Когда экипажи подошли к цели, то караван уже расстроился. Часть судов осталась подбирать плавающих на обломках людей, остальные полным ходом пошли на юго-запад. Цели распределились так: ведущий атаковал головной транспорт, шедший в первой группе разделившегося конвоя, и потопил его. Макрихин атаковал концевой транспорт второй группы. Его атака тоже увенчалась успехом.
И только наступление темноты и сгустившийся над морем туман помешали полному разгрому вражеского конвоя».
И сами результаты боевых вылетов, и то, что действия полка отметила главная газета страны, приносили глубокое моральное удовлетворение. По достоинству оценивая действия наших «старичков» и набирающейся опыта молодежи, я особенно порадовался за капитана Макарихина. Федор Николаевич прибыл к нам как раз в канун Октябрьских праздников. Одно время он работал в Ейском авиаучилище и там дал путевку в небо некоторым нашим летчикам, в том числе и Богачеву. Потом он вместе с ними служил в полку перегонщиков. Поэтому, встретив у нас в полку многих старых знакомых, он легко и быстро вошел в коллектив. Мы назначили его командиром 2-ой эскадрильи вместо убывшего после ранения майора Ковалева. Тот вылет на перехват конвоя был у него вторым (о первом мне хочется рассказать особо). И сразу такой успех!
* * *
А вскоре мы одержали здесь еще одну большую победу. К Либаве шли транспорт и танкер под охраной нескольких боевых кораблей. Для прикрытия каравана из Либавы поднялось до двух десятков истребителей. Противник особенно оберегал танкер «Засниц», который, как выяснилось позже, вез 5000 тонн горючего, крайне необходимого для танков и другой боевой техники. Наши истребители из 21-го авиаполка связали боем «фоккеров» и «мессершмиттов», штурмовики подавляли огонь зенитной артиллерии кораблей. Командир звена Д.К. Башаев – с торпедой и его ведомые летчики – В.Г. Мартынов и А.А. Бровченко – с бомбами, потопили два тральщика из охранения. А подошедшая затем пара торпедоносцев во главе с А.А. Богачевым отправила «Засниц» на дно моря. Летчики 15-го разведполка подарили нам целую серию хороших фотоснимков – с момента обнаружения «Засница» до его потопления. Вот идет он безмятежно в сопровождении охраны, а вот – погружается в морскую пучину.
28 января наши войска овладели Мемелем. За активное участие в овладении таким важным портом и городом, проявленные при этом мужество и отвагу Верховный Главнокомандующий объявил всему личному составу полка благодарность. После освобождения Таллинна, а затем Пярну, это была третья благодарность Верховного. Но главное… Главное состояло в том, что за эту операцию полк удостоился награждения орденом Боевого Красного Знамени. На пурпурном бархате родного 51 МТАП заалел первый боевой орден!
Так успешно начинался для нас победный 1945 год.
…Стало известно, что у одного из причалов мемельского порта пришвартован сильно поврежденный нашей авиацией немецкий транспорт. Это уже интересно! Посоветовались с Ивановым и Добрицким: неплохо бы свозить туда наших орлов, вблизи показать корабль, палубные надстройки, расположение зенитных установок, определить его сильные и слабые стороны. Как это пригодится в будущих атаках! Такое «учебное пособие», да еще в натуральную величину, грех было упустить.
Погрузились в машины и выехали из Паланги на юг, вдоль берега. Погода обычная – балтийская: туман, мокрый снег с дождем. Под колесами – скользкий асфальт, во многих местах изуродованный гусеницами танков. Повсюду – воронки от бомб и артиллерийских снарядов. Минуем рубежи обороны – один, второй, третий… Разорванные многорядные заграждения из колючей проволоки, взорванные противотанковые надолбы. Разрушенные, а местами уцелевшие, поспешно брошенные гитлеровцами при отступлении доты и дзоты. Их много. Мы воочию убедились, как нелегко было нашим солдатам брать с боем эти мощные укрепления. Кое-где еще валялись неубранные трупы вражеских солдат и офицеров, «покорителей мира». С горечью всматривались мы в изуродованную фашистами некогда живописную местность. Когда-то люди радовались жизни, наслаждались плодами щедрой земли, теперь здесь гигантским молохом прошла война.
Наконец, добрались до Мемеля. Нам, привыкшим к высоким скоростям, эти 25 километров показались дорогой в вечность. Город сильно разрушен. На окраине вместо домов – одни закопченные трубы. В центре большие здания либо полностью уничтожены, либо заминированы. Наши саперы старательно извлекали мины и, тут же обезвреживая их, складывали штабелями. Пожилой сержант, командир отделения, рассказал, что гитлеровцы при отступлении минировали все, что можно – предметы домашнего обихода и даже детские игрушки. Кое-кому это стоило жизни. Вот он, звериный оскал фашизма!
Жители встречались редко. Отступая, гитлеровцы угоняли с собой население. Улицы завалены настолько, что трудно проехать.
* * *
Порт. У причальной стенки действительно пришвартован сильно поврежденный нашей авиацией немецкий сухогруз, которому не удалось уйти. Судно нагружено зерном, награбленным захватчиками в Советской Прибалтике. Бросалась в глаза огромная рваная пробоина в самом центре корабля.
– Крепко ему распороли брюхо! – восторженно воскликнул летчик младший лейтенант Виктор Носов. – Вот только непонятно, чем это его полоснуло – торпедой или бомбой?
– Попали – что надо! Прямо по центру, в самое сердце.
– Саша, не узнаешь? Не твоя работа? – подначил кто-то Богачева.
– Мои в порт не возвращаются. Мои – там, – отпарировал Богачев, кивнув в сторону моря.
– А все-таки интересно, отчего в борту такие ворота – от бомбы или от торпеды?
Завязался спор. Торпедоносцы утверждали, что пробоина сделана торпедой, топмачтовики доказывали свое.
– Какая разница? – примирил спорщиков майор Добрицкий. – Не в этом суть. Главное, торпеда ли, бомба ли – наши, советские.
Поднялись на палубу. Повсюду – рваное железо, исковерканные, скрюченные металлические конструкции, умолкшие навек зенитные орудия с пробитыми накатниками и сползшими в нижнее положение стволами. Эти отстрелялись. Да, не позавидуешь тем, кто находился здесь во время атаки торпедоносца!
Переходя по палубе, практически разобрали множество вопросов. Как, например, летчику проходить вблизи корабля на небольшой высоте, чтобы противник не смог использовать для стрельбы все зенитные установки? Какие палубные надстройки ограничивают противнику ведение огня при атаке торпедоносца? Насколько уязвимы расчеты зенитных орудий и установок от огня наших крупнокалиберных пулеметов? Интересовало многое. И отрадно, что не было среди нас скучающих экскурсантов, все летчики и штурманы активно участвовали в знакомстве с кораблем, в обсуждении поднятых вопросов, высказывали свои суждения, аргументировано отстаивали свою точку зрения. Полтора часа пролетели незаметно. Я подвел итоги этого необычного практического занятия. Мы кое-чему научились. Это – главное. Пора возвращаться на аэродром.
По дороге домой оживленно обменивались впечатлениями. Туман тем временем рассеялся, и на море просматривались корпуса и мачты затонувших на мелководье вражеских кораблей.
– Потрудилась родная авиация, – сказал Виктор Носов и в его голосе прозвучали горделивые нотки. – Мемель – наш. Теперь на очереди Кенигсберг.
– Говорят, твердый орешек! – отозвался Богачев. – Голыми руками не возьмешь.
– Ничего, поработаем!
Под хлопающем на ветру тентом автомобиля повисла тишина. Каждый думал о своем: то ли об увиденном в порту, то ли о новых грядущих испытаниях.
Часть 10
Огненный таран
Каждый день боевой работы не был похож на предыдущий. Но неизменно поздно вечером, а иногда далеко за полночь, если только не планировались полеты на минные постановки, когда были уже подведены итоги за прошедшие сутки, поставлены задачи на следующий день и люди отдыхали, у меня появлялось немного свободного времени. Иногда просто хотелось побыть одному, расслабиться, отвлечься, дать отдохнуть голове, написать письмо жене и детям.
Вот и в тот ноябрьский вечер я сел за свой рабочий стол с такими намерениями. Но… Стопочкой лежали сводки, которые не успел просмотреть за день, приказы и распоряжения по полку – на подпись. Завтра они уже подлежат исполнению, поэтому откладывать «на потом» не годится. Рядом – три тощие картонные папочки – личные дела прибывших из училища выпускников, слетанный еще в училище целый экипаж. Утром я лично познакомлюсь с этими ребятами, а пока лучше заранее посмотреть их анкетные данные, биографии, служебные характеристики и аттестации – завтра это избавит от лишних вопросов.
Личное дело летчика младшего лейтенанта Носова Виктора Петровича. С фотографии смотрит симпатичный курносый парнишка, с умным взглядом, гладким лицом, по-мальчишески припухлой верхней губой. Автобиография короткая, как и сама его жизнь, Виктору немногим больше двадцати. Мне в мои тридцать семь было по-отечески страшно за него. Жизнь у паренька только начинается, а уже скоро война потребует от него идти в огонь, в самое пекло. И он пойдет, подвергаясь каждый миг смертельной опасности.
Биография, в общем-то, типичная для юношей его возраста. Сын старого коммуниста. Комсомолец. После 8-го класса поступил в фабрично-заводское училище связи. Совмещал учебу с работой на радиоузле. Был стахановцем. Когда началась война, не дожидаясь призыва, подал в райвоенкомат заявление с просьбой направить в авиашколу. Просьбу удовлетворили. Сначала учился в Сталинградской школе гражданского воздушного флота, а в 43-ем его направили в военно-авиационное училище имени Леваневского, откуда по окончании учебы – к нам. Вот и вся биография.
Уже потом, когда в повседневном общении наши взаимоотношения утратили официальный характер взаимоотношений начальника и подчиненного, выявились некоторые детали биографии Виктора, дополнившие его портрет. В родном Сенгилее (районный центр Ульяновской области), где родился и вырос, был он заводилой, вожаком ребят со своей улицы, никого и ничего не боялся. Любил часами сидеть с удочкой на берегу Волги. Хорошо плавал и, на зависть многим, отважно прыгал «ласточкой» с высокого волжского откоса. Вечерами много читал, особенно любил книги о летчиках – портрет Валерия Чкалова неизменно висел у него над кроватью. И в школе и в ФЗУ учился хорошо, пользовался авторитетом у товарищей, всегда заступался за девчонок… Чем больше я узнавал Виктора, тем большей симпатией проникался к нему. Впрочем, не я один.
* * *
Личное дело штурмана младшего лейтенанта Александра Игонина такое же тоненькое, как и командира экипажа: автобиография, анкета, комсомольская характеристика, аттестация на присвоение первичного офицерского звания. Игонин – пермяк. Начало войны застало его в 6-ом классе. Как и все мальчишки, рвался на фронт, но… на фронт ушел его старший брат Алексей, а Саша заменил его на производстве. Здесь проявились его способности к точным наукам, влечение к технике. Старые мастера предсказывали ему инженерное будущее, а он грезил авиацией. И вдруг – несчастье: повредил ногу. На расстаться с мечтой о небе Саша не мог. Чтобы ликвидировать последствия травмы приналег на спорт, даже в футбол играл. Там же, на заводе, вступил в комсомол, а немного погодя его избрали членом райкома комсомола. В армию пошел добровольцем.
Он, как и Носов, легко и быстро вошел в наш коллектив. Саша любил и умел петь и, может быть, поэтому так напоминал мне погибшего Иосифа Сачко, который постоянно жил в моей памяти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
* * *
Теперь непогода была для нас не так страшна – рядом шумело море. Вылеты на боевые задания стали более частыми, потери врага – ощутимее. Вот несколько выдержек из сообщений Совинформбюро тех дней:
– За 16 января: «Авиация Краснознаменного Балтийского флота в Балтийском море потопила 2 транспорта противника водоизмещением 14000 тонн и сторожевой корабль…»
– За 17 января: «Авиация Краснознаменного Балтийского флота потопила в южной части Балтийского моря вражеский транспорт водоизмещением 7000 тонн…»
И так почти каждый день. 28 января, например, летчики нашего полка потопили на подходе к Мемелю транспорт противника с живой силой и техникой. Все самолеты вернулись на свой аэродром, не имея серьезных повреждений. 29 января были потоплены три транспорта общим водоизмещением 16000 тонн и самоходный понтон.
Газета «Правда» 2-го февраля 1945 года опубликовала статью «Транспорты идут на дно». Выдержку из нее мне хочется процитировать.
«…Разведка вновь обнаружила большой караван противника, вышедший из порта Либава. Он состоял из 6 транспортов и кораблей охранения в составе миноносца, сторожевого корабля, трех тральщиков и восьми быстроходных десантных барж. Через несколько минут в воздух начали подниматься торпедоносцы 51-го минно-торпедного авиаполка, находящиеся в повышенной готовности. Первым вылетело звено, ведомое командиром звена Богачевым. Противник открыл сильный заградительный огнь. У самолета младшего лейтенанта Кулинича еще на подходе к цели прямым попаданием снаряда был подбит один мотор. Казалось, катастрофа неизбежна, но это не остановило отважного летчика. На одном работающем моторе, в сложных метеусловиях, маневрируя на малой высоте, молодой, без достаточного опыта, торпедоносец Виктор Кулинич сближается с целью, выходит на выгодные курсовые углы и поражает транспорт. А затем приводит поврежденный самолет на свой аэродром и бдагополучно производит посадку. Младший лейтенант Богачев атаковал головной, тяжело груженный транспорт и пустил его на дно.
Вторая пара командира звена Репина и летчика Полюшкина атаковала крупный транспорт, который шел в центре конвоя. От прямого попадания бомб и торпед транспорт загорелся и затонул.
Через 40 минут, в сумерках в воздух поднялись еще два торпедоносца: ведущий – командир полка Орленко (штурман Сазонов, начальник связи Быков) и ведомый – командир эскадрильи Макарихин. Когда экипажи подошли к цели, то караван уже расстроился. Часть судов осталась подбирать плавающих на обломках людей, остальные полным ходом пошли на юго-запад. Цели распределились так: ведущий атаковал головной транспорт, шедший в первой группе разделившегося конвоя, и потопил его. Макрихин атаковал концевой транспорт второй группы. Его атака тоже увенчалась успехом.
И только наступление темноты и сгустившийся над морем туман помешали полному разгрому вражеского конвоя».
И сами результаты боевых вылетов, и то, что действия полка отметила главная газета страны, приносили глубокое моральное удовлетворение. По достоинству оценивая действия наших «старичков» и набирающейся опыта молодежи, я особенно порадовался за капитана Макарихина. Федор Николаевич прибыл к нам как раз в канун Октябрьских праздников. Одно время он работал в Ейском авиаучилище и там дал путевку в небо некоторым нашим летчикам, в том числе и Богачеву. Потом он вместе с ними служил в полку перегонщиков. Поэтому, встретив у нас в полку многих старых знакомых, он легко и быстро вошел в коллектив. Мы назначили его командиром 2-ой эскадрильи вместо убывшего после ранения майора Ковалева. Тот вылет на перехват конвоя был у него вторым (о первом мне хочется рассказать особо). И сразу такой успех!
* * *
А вскоре мы одержали здесь еще одну большую победу. К Либаве шли транспорт и танкер под охраной нескольких боевых кораблей. Для прикрытия каравана из Либавы поднялось до двух десятков истребителей. Противник особенно оберегал танкер «Засниц», который, как выяснилось позже, вез 5000 тонн горючего, крайне необходимого для танков и другой боевой техники. Наши истребители из 21-го авиаполка связали боем «фоккеров» и «мессершмиттов», штурмовики подавляли огонь зенитной артиллерии кораблей. Командир звена Д.К. Башаев – с торпедой и его ведомые летчики – В.Г. Мартынов и А.А. Бровченко – с бомбами, потопили два тральщика из охранения. А подошедшая затем пара торпедоносцев во главе с А.А. Богачевым отправила «Засниц» на дно моря. Летчики 15-го разведполка подарили нам целую серию хороших фотоснимков – с момента обнаружения «Засница» до его потопления. Вот идет он безмятежно в сопровождении охраны, а вот – погружается в морскую пучину.
28 января наши войска овладели Мемелем. За активное участие в овладении таким важным портом и городом, проявленные при этом мужество и отвагу Верховный Главнокомандующий объявил всему личному составу полка благодарность. После освобождения Таллинна, а затем Пярну, это была третья благодарность Верховного. Но главное… Главное состояло в том, что за эту операцию полк удостоился награждения орденом Боевого Красного Знамени. На пурпурном бархате родного 51 МТАП заалел первый боевой орден!
Так успешно начинался для нас победный 1945 год.
…Стало известно, что у одного из причалов мемельского порта пришвартован сильно поврежденный нашей авиацией немецкий транспорт. Это уже интересно! Посоветовались с Ивановым и Добрицким: неплохо бы свозить туда наших орлов, вблизи показать корабль, палубные надстройки, расположение зенитных установок, определить его сильные и слабые стороны. Как это пригодится в будущих атаках! Такое «учебное пособие», да еще в натуральную величину, грех было упустить.
Погрузились в машины и выехали из Паланги на юг, вдоль берега. Погода обычная – балтийская: туман, мокрый снег с дождем. Под колесами – скользкий асфальт, во многих местах изуродованный гусеницами танков. Повсюду – воронки от бомб и артиллерийских снарядов. Минуем рубежи обороны – один, второй, третий… Разорванные многорядные заграждения из колючей проволоки, взорванные противотанковые надолбы. Разрушенные, а местами уцелевшие, поспешно брошенные гитлеровцами при отступлении доты и дзоты. Их много. Мы воочию убедились, как нелегко было нашим солдатам брать с боем эти мощные укрепления. Кое-где еще валялись неубранные трупы вражеских солдат и офицеров, «покорителей мира». С горечью всматривались мы в изуродованную фашистами некогда живописную местность. Когда-то люди радовались жизни, наслаждались плодами щедрой земли, теперь здесь гигантским молохом прошла война.
Наконец, добрались до Мемеля. Нам, привыкшим к высоким скоростям, эти 25 километров показались дорогой в вечность. Город сильно разрушен. На окраине вместо домов – одни закопченные трубы. В центре большие здания либо полностью уничтожены, либо заминированы. Наши саперы старательно извлекали мины и, тут же обезвреживая их, складывали штабелями. Пожилой сержант, командир отделения, рассказал, что гитлеровцы при отступлении минировали все, что можно – предметы домашнего обихода и даже детские игрушки. Кое-кому это стоило жизни. Вот он, звериный оскал фашизма!
Жители встречались редко. Отступая, гитлеровцы угоняли с собой население. Улицы завалены настолько, что трудно проехать.
* * *
Порт. У причальной стенки действительно пришвартован сильно поврежденный нашей авиацией немецкий сухогруз, которому не удалось уйти. Судно нагружено зерном, награбленным захватчиками в Советской Прибалтике. Бросалась в глаза огромная рваная пробоина в самом центре корабля.
– Крепко ему распороли брюхо! – восторженно воскликнул летчик младший лейтенант Виктор Носов. – Вот только непонятно, чем это его полоснуло – торпедой или бомбой?
– Попали – что надо! Прямо по центру, в самое сердце.
– Саша, не узнаешь? Не твоя работа? – подначил кто-то Богачева.
– Мои в порт не возвращаются. Мои – там, – отпарировал Богачев, кивнув в сторону моря.
– А все-таки интересно, отчего в борту такие ворота – от бомбы или от торпеды?
Завязался спор. Торпедоносцы утверждали, что пробоина сделана торпедой, топмачтовики доказывали свое.
– Какая разница? – примирил спорщиков майор Добрицкий. – Не в этом суть. Главное, торпеда ли, бомба ли – наши, советские.
Поднялись на палубу. Повсюду – рваное железо, исковерканные, скрюченные металлические конструкции, умолкшие навек зенитные орудия с пробитыми накатниками и сползшими в нижнее положение стволами. Эти отстрелялись. Да, не позавидуешь тем, кто находился здесь во время атаки торпедоносца!
Переходя по палубе, практически разобрали множество вопросов. Как, например, летчику проходить вблизи корабля на небольшой высоте, чтобы противник не смог использовать для стрельбы все зенитные установки? Какие палубные надстройки ограничивают противнику ведение огня при атаке торпедоносца? Насколько уязвимы расчеты зенитных орудий и установок от огня наших крупнокалиберных пулеметов? Интересовало многое. И отрадно, что не было среди нас скучающих экскурсантов, все летчики и штурманы активно участвовали в знакомстве с кораблем, в обсуждении поднятых вопросов, высказывали свои суждения, аргументировано отстаивали свою точку зрения. Полтора часа пролетели незаметно. Я подвел итоги этого необычного практического занятия. Мы кое-чему научились. Это – главное. Пора возвращаться на аэродром.
По дороге домой оживленно обменивались впечатлениями. Туман тем временем рассеялся, и на море просматривались корпуса и мачты затонувших на мелководье вражеских кораблей.
– Потрудилась родная авиация, – сказал Виктор Носов и в его голосе прозвучали горделивые нотки. – Мемель – наш. Теперь на очереди Кенигсберг.
– Говорят, твердый орешек! – отозвался Богачев. – Голыми руками не возьмешь.
– Ничего, поработаем!
Под хлопающем на ветру тентом автомобиля повисла тишина. Каждый думал о своем: то ли об увиденном в порту, то ли о новых грядущих испытаниях.
Часть 10
Огненный таран
Каждый день боевой работы не был похож на предыдущий. Но неизменно поздно вечером, а иногда далеко за полночь, если только не планировались полеты на минные постановки, когда были уже подведены итоги за прошедшие сутки, поставлены задачи на следующий день и люди отдыхали, у меня появлялось немного свободного времени. Иногда просто хотелось побыть одному, расслабиться, отвлечься, дать отдохнуть голове, написать письмо жене и детям.
Вот и в тот ноябрьский вечер я сел за свой рабочий стол с такими намерениями. Но… Стопочкой лежали сводки, которые не успел просмотреть за день, приказы и распоряжения по полку – на подпись. Завтра они уже подлежат исполнению, поэтому откладывать «на потом» не годится. Рядом – три тощие картонные папочки – личные дела прибывших из училища выпускников, слетанный еще в училище целый экипаж. Утром я лично познакомлюсь с этими ребятами, а пока лучше заранее посмотреть их анкетные данные, биографии, служебные характеристики и аттестации – завтра это избавит от лишних вопросов.
Личное дело летчика младшего лейтенанта Носова Виктора Петровича. С фотографии смотрит симпатичный курносый парнишка, с умным взглядом, гладким лицом, по-мальчишески припухлой верхней губой. Автобиография короткая, как и сама его жизнь, Виктору немногим больше двадцати. Мне в мои тридцать семь было по-отечески страшно за него. Жизнь у паренька только начинается, а уже скоро война потребует от него идти в огонь, в самое пекло. И он пойдет, подвергаясь каждый миг смертельной опасности.
Биография, в общем-то, типичная для юношей его возраста. Сын старого коммуниста. Комсомолец. После 8-го класса поступил в фабрично-заводское училище связи. Совмещал учебу с работой на радиоузле. Был стахановцем. Когда началась война, не дожидаясь призыва, подал в райвоенкомат заявление с просьбой направить в авиашколу. Просьбу удовлетворили. Сначала учился в Сталинградской школе гражданского воздушного флота, а в 43-ем его направили в военно-авиационное училище имени Леваневского, откуда по окончании учебы – к нам. Вот и вся биография.
Уже потом, когда в повседневном общении наши взаимоотношения утратили официальный характер взаимоотношений начальника и подчиненного, выявились некоторые детали биографии Виктора, дополнившие его портрет. В родном Сенгилее (районный центр Ульяновской области), где родился и вырос, был он заводилой, вожаком ребят со своей улицы, никого и ничего не боялся. Любил часами сидеть с удочкой на берегу Волги. Хорошо плавал и, на зависть многим, отважно прыгал «ласточкой» с высокого волжского откоса. Вечерами много читал, особенно любил книги о летчиках – портрет Валерия Чкалова неизменно висел у него над кроватью. И в школе и в ФЗУ учился хорошо, пользовался авторитетом у товарищей, всегда заступался за девчонок… Чем больше я узнавал Виктора, тем большей симпатией проникался к нему. Впрочем, не я один.
* * *
Личное дело штурмана младшего лейтенанта Александра Игонина такое же тоненькое, как и командира экипажа: автобиография, анкета, комсомольская характеристика, аттестация на присвоение первичного офицерского звания. Игонин – пермяк. Начало войны застало его в 6-ом классе. Как и все мальчишки, рвался на фронт, но… на фронт ушел его старший брат Алексей, а Саша заменил его на производстве. Здесь проявились его способности к точным наукам, влечение к технике. Старые мастера предсказывали ему инженерное будущее, а он грезил авиацией. И вдруг – несчастье: повредил ногу. На расстаться с мечтой о небе Саша не мог. Чтобы ликвидировать последствия травмы приналег на спорт, даже в футбол играл. Там же, на заводе, вступил в комсомол, а немного погодя его избрали членом райкома комсомола. В армию пошел добровольцем.
Он, как и Носов, легко и быстро вошел в наш коллектив. Саша любил и умел петь и, может быть, поэтому так напоминал мне погибшего Иосифа Сачко, который постоянно жил в моей памяти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23