– Мальва… – густо покраснев, попыталась возразить Элиза.
Но Мальва тут же шутя замахала на нее руками:
– Я вовсе не собираюсь бранить или упрекать тебя, Элиза. И ты прекрасно это знаешь. Я прежде всего твой друг, а не только старшая сестра, которая терпеть не может, когда ее перебивают, если она хочет что-нибудь сказать. Я желаю тебе только добра, Элиза. – Мальва искоса взглянула на Риордана и добавила: – И если кто-нибудь попробует причинить тебе зло, ему придется дорого заплатить за это.
На мгновение Риордан смутился, но потом, закинув голову назад, громко, от всей души рассмеялся:
– А вы суровая женщина, Мальва Эймс! Но смею уверить, со мной ваша кузина в полной безопасности.
Позже, когда они заняли свои места в зрительном зале, Риордан шепнул на ухо Элизе:
– Мальва – потрясающая женщина. И вообще, мне кажется, все, кого мы встретили здесь, очень вас любят…
Когда оркестр заиграл увертюру, Риордан спросил Элизу:
– А почему бы вам не пойти на танцевальный вечер?
– Но что мне там делать? О чем я стану говорить со своими сверстницами? О балах? Званых вечерах и обедах? Катании на коньках? Меня тошнит от всего этого! А беседы о налогах, контрактах и векселях вряд ли доставят им удовольствие.
– Возможно, вы правы. Но если захотеть, то можно найти точки соприкосновения с кем угодно, тем более с людьми одного с вами круга.
– Да, возможно. – Риордан казался озадаченным.
– Эти люди едва замечают меня, а вы в центре всеобщего внимания. И даже то, что вы вели собственное дело, их не смущает. Напротив, приводит в восхищение. Так зачем вам работать у меня, когда можно стать частичкой этой роскошной, помпезной толпы?
Элизу так и подмывало сказать правду. Сказать, что она должна выполнить последнюю волю отца, что она не хочет обременять Мальву, не хочет выходить замуж ни за Мэта, ни за кого бы то ни было еще. Но она промолчала и, видно, потому, что начала наконец-таки понимать: главная причина ускользает и от нее самой.
Положа руку на сердце Элиза Эмсел уже сама не знает, зачем ежедневно приходит в особняк Дэниелса и занимается его делами…
Увертюра закончилась; по залу пронесся легкий шорох, взгляды зрителей приковал раздвигающийся занавес, открывший. декорацию роскошной гостиной.
Первый акт начался. Хотя и Элиза, и Дэниелс внимательно следили за происходящим на сцене, между ними снова возникло ощущение близости: несмотря на переполненный зал, они были одни, одни на всем белом свете.
Элизу вдруг осенило. Оказывается, она давно не представляет себе жизни без того, чтобы каждый день не встречаться с ним, говорить о работе, смеяться его шуткам, видеть его красивое, улыбающееся лицо, наблюдать за пластичными движениями сильного, мускулистого тела, за частой сменой его настроения – от пасмурного и хмурого до веселого и жизнерадостного.
Господи, да она просто-напросто влюбилась в него! Осознание этого пришло мгновенно, и никакими силами поколебать его было невозможно.
А вдруг еще не поздно? Вдруг еще есть время все остановить, подчинить свои чувства разуму; уничтожить, вырвать с корнем из своего сердца любовь и растоптать?
Папа. Она не может предать его память, она должна выполнить его последнюю волю, иначе навеки лишится покоя и не будет ей в жизни счастья.
Глава 13
Линетт Маркис вышла на сцену в роли третьей сестры. Она играла очаровательную девушку-бесенка с длинной толстой косой. Ее смех и шутки находили живейший отклик в публике.
Элиза смотрела на нее и удивлялась, как в одном и том же человеке может уживаться такое множество личин. В обычной жизни Линетт была страстной, дерзкой, злобной и жадной. А на сцене являла собой полнейшую невинность и добросердечие.
Но и на сцене, по окончании первого акта, когда актеры кланялись под аплодисменты, Линетт, делая реверанс, бросила поверх рампы такой недвусмысленно призывный взгляд, что Элиза даже оторопела от столь вызывающей откровенности. Этот взгляд предназначался Риордану. И действительно, он неловко поежился в соседнем кресле и стал аплодировать сдержаннее.
Когда сцену перестали осыпать цветами и занавес опустился в последний раз, Элиза вздохнула с облегчением. Она вдруг почувствовала себя очень усталой и разбитой. Ей хотелось только одного – поскорее оказаться дома и снять с себя кремовое платье с украшениями, которые завтра же благополучно отправятся обратно в ювелирную лавку.
– Пойдемте, Элиза, – сказал Риордан, беря ее за руку. – Надо зайти за кулисы.
– За кулисы?! – Элиза готова была к любому повороту событий, но только не к такому.
– Да, я уверен, вам там понравится. Среди актрис есть очень хорошенькие.
Прежде чем Элиза успела что-нибудь ответить, Риордан уверенно направился к боковой двери, ведущей за сцену, и увлек ее за собой.
Кулисы старой оперы сохранили лишь остатки былой роскоши. За сценой стоял запах пыли, плесени и испарений человеческого тела. На стенах маленького, выкрашенного зеленой краской помещения был налет копоти, как от пароходных труб… Повсюду виднелись надписи, нацарапанные влюбленными поклонниками в честь своих пассий.
Но блестящая толпа обожателей актрис отнюдь не чувствовала себя стесненно и неуютно в этой убогой обстановке. Молодые люди, толкаясь, старались пробиться к актрисам.
Бижу Херон, в костюме одной из сестер выглядевшая едва ли не четырнадцатилетней девочкой, раздавала автографы. Эффектная брюнетка Шарлотта Томпсон громко смеялась в объятиях воздыхателя. Журналист, который вел театральную колонку в одной их крупнейших чикагских газет, сновал среди всей этой кутерьмы, записывая в блокнот впечатления от премьеры и детали костюмов актрис. Студенты и заправские юные денди назначали актрисам свидания, осыпали их комплиментами и приглашениями поужинать. Официант втолкнул в комнату тележку, набитую бутылками шампанского, переложенного кусками дымящегося льда.
– Ну, что скажешь? – вопрошал чей-то тоненький, жеманный голосок. – Что ты обо мне думаешь? Разве я играла не великолепно?
Но центром внимания толпы завсегдатаев кулис была, конечно, Линетт Маркис. Она отвязала толстую косу, которая во время спектакля украшала ее голову, и обернула ее вокруг плеч, так что всеобщему обозрению предстала модная стрижка со множеством веселеньких кудряшек, в которые была воткнута алая роза. Линетт изменилась до неузнаваемости, и эффект от ее перевоплощения был сногсшибательным: как будто невинное дитя вдруг обрело черты куртизанки. Элиза, оцепенев, смотрела на нее, замечая, что не только она одна потрясена такой переменой в облике актрисы.
Линетт плавно подплыла к Риордану и взяла его под руку, не замечая Элизу, словно ее здесь вообще не было.
– Дорогой, я горю нетерпением выслушать твое мнение!
Риордан улыбнулся и ответил:
– Разумеется, ты была великолепна, Линетт. Как всегда.
– Да, пожалуй, ты прав. Знаешь, я получила целое море цветов… а те, которые прислал ты, просто чудесны! Огромная, огромная корзина роз, – пропела Линетт, в первый раз обращаясь к Элизе. – Он знает, что я без ума от роз, а алые – самые мои любимые. Он всегда присылает мне именно алые.
Элиза молча слушала болтовню актрисы, понимая, что в ней поднимается волна ненависти против Линетт, против того, что она смеет так открыто заявлять свои права собственности на Риордана. Он выглядел обескураженным и злым, хотя чего еще он ожидал от своей любовницы: ведь они давно знакомы, Риордан знает ее манеры и характер. И зачем только он привел Элизу за кулисы? Нет, не стоило ей соглашаться идти с ним в театр!
Но худшее оказалось еще впереди. В мгновение ока Линетт обвила шею Риордана своими белыми пухлыми ручками и впилась губами в его рот. Они застыли в долгом поцелуе. Эта картина навсегда осталась в памяти Элизы, будто выжженная каленым железом: высокий мужчина склоняет голову к хорошенькой актрисе, тающей в его объятиях.
Элиза не выдержала и, развернувшись, не разбирая дороги, стала продираться сквозь плотную людскую толпу к выходу. Запутавшись в узких грязных коридорах, она с трудом нашла зрительный зал. Элиза опустилась в кресло первого ряда, и сумбур пережитого захлестнул ее: она поносила Риордана на чем свет стоит, обвиняла саму себя во всех смертных грехах. Какого черта она приперлась в этот театр! Кто ее дернул взять платье и украшения! Надо же быть такой идиоткой!
Ревность бушевала в ней, как проснувшийся вулкан.
С ума сойти, он посылает ей алые розы! А эта дуреха потом украшает ими свою пустую голову!
И вдруг роскошная жемчужная нитка сдавила ей горло, как тяжелым стальным ошейником.
А ведь, по сути, Риордан позаботился о каждой из них с равной предусмотрительностью. Да и с какой, собственно, стати она ревнует Риордана к этой Линетт? У нее самой нет никаких прав на Дэниелса. Она всего лишь его служащая, из вежливости посетившая вместе с ним премьеру. Какое ей дело до его любовниц?..
Риордан нашел Элизу в вестибюле. Она спокойно прогуливалась по красной ковровой дорожке в ожидании своего спутника.
– Где вы были, Элиза? И почему ушли, не сказав ни слова? – Он грубо схватил ее под руку и повел к выходу. Элиза, еле поспевая за ним, старалась выглядеть достойно, хотя бы со стороны.
– А разве в мои обязанности входит присутствовать при ваших интимных встречах? Вам нравится, когда кто-то наблюдает за тем, как вы целуетесь со своей любовницей?
Риордан круто развернул Элизу к себе, их глаза встретились.
– Моя… Прошу прощения, Элиза. Мое поведение было недопустимым. Видите ли, Линетт, похоже, заблуждается относительно своих прав на меня. Но в любом случае я приношу свои извинения за невольное оскорбление вашего достоинства. Пожалуйста, подождите меня несколько минут. Я распоряжусь насчет экипажа. Это не отнимет много времени. Я скоро вернусь.
Подавая Элизе накидку, Риордан слегка, всего лишь намеком обнял ее, и в ответ все в ней затрепетало: еще немного, и тепло его ладоней, его близость, запах его желанного тела сведут ее с ума!
Элиза, рассердившись на себя за свою мягкотелость, решительно отвергла его помощь, когда он попытался подсадить ее в ландо. Гордо, вскинув голову, она легко взобралась на сиденье и хмуро отвернулась от Риордана.
Он что-то невнятное кинул кучеру, и экипаж тронулся вдоль заметно поредевшей вереницы колясок, чьи владельцы до сих пор околачивались за кулисами театра. Мутный свет газовых фонарей придавал ночному городу почти волшебное, мистическое очарование. Казалось, все вокруг дышит красотой и загадочностью.
– Я хочу, чтобы вы отвезли меня домой, – решительно объявила Элиза.
– Почему? Я собирался пригласить вас на ужин.
– Излишняя предусмотрительность. И вообще я не хочу иметь с вами ничего общего! Неужели вы не понимаете, что оскорбили меня? Как это низко с вашей стороны пригласить меня в театр и выставить на посмешище своей любовнице.
– Элиза…
Она ничего не хотела слышать – ни извинений, ни оправданий. Он ей противен! И если бы не позднее время, она выпрыгнула бы из экипажа и пошла домой пешком.
Элиза наклонилась вперед и, постучав кучера по плечу, сказала:
– Улица Энеиды, пожалуйста.
Риордан тут же последовал ее примеру и велел кучеру ехать к себе домой. Ситуация была довольно анекдотическая. Но судя по всему, сегодняшним вечером Элизе напрочь отказало чувство юмора.
– Нет! – все больше и больше кипятясь, воскликнула она. – Я не поеду к вам. Мне нужно домой. Улица Энеиды, десять, пожалуйста!
Потом, не помня себя от ярости, она сорвала с шеи ожерелье и сунула его Риордану. Бриллианты сверкнули на его ладони, как крупные, горькие слезы.
– Вот! Забирайте ваши драгоценности! Напрасно я согласилась надеть их. И платье тоже. Мне очень жаль, но ходить с вами в театр мне вовсе не стоило. Можете быть уверены, больше этого не повторится.
– Очень хорошо, – спокойно ответил Риордан и запросто запихнул ожерелье в карман, как будто женщины возвращали ему бриллианты назад чуть ли не каждый день. Затем он откинулся на спинку сиденья и молча уставился в темноту.
Они ехали в полном безмолвии по безлюдным улицам, по гулким мостовым, и только цокот лошадиных копыт нарушал тишину. Раз он не желает разговаривать с ней, тем лучше! Ее вполне устраивает. Скоро она будет дома и закончится наконец этот отвратительный вечер, Эта тягостная необходимость разделять его общество!
Но время тянулось бесконечно. Элиза прислушивалась к позвякиванию сбруи и скрипу колес и молила Бога, чтобы ее мучения поскорее пришли к концу. Внезапный толчок экипажа бросил Элизу к Риордану, и она, на мгновение прижавшись к нему плечом, даже сквозь ткань почувствовала, как горячи его напряженные мускулы.
Ее охватила легкая дрожь. Что с ней происходит? Почему ей вдруг захотелось обнять его, как Линетт, запустить пальцы в его волнистую шевелюру и почувствовать на своих губах тепло его губ, ощутить трепетную настойчивость его языка… Элиза усилием воли стряхнула с себя сладкий дурман, решив ни за что не поддаваться искушению.
Но тут экипаж свернул на какую-то незнакомую улицу, потом на другую. Элиза не выдержала и повернулась к своему спутнику:
– Риордан, куда мы едем? Мы должны были свернуть направо, чтобы попасть на улицу Энеиды.
Он усмехнулся, и в полутьме ландо его зубы ослепительно блеснули.
– Мы едем не к вам домой, а ко мне.
– Но ведь я заплатила кучеру.
– Я плачу ему каждую неделю, и немало. Он мой слуга и выполняет только мои приказания.
– Понятно! А когда вы намереваетесь похитить женщину, то он становится вашим соучастником!
– Разумеется. Особенно когда он так же, как и я, уверен, что женщина сама очень хочет быть похищенной. А все протесты и крики возмущения – всего лишь кокетство. Ты хочешь быть моей, Элиза. И я берусь доказать тебе это.
Риордан крепко и нежно обнял ее своими сильными руками, его губы овладели ее ртом с хозяйской требовательностью, против которой все протесты Элизы выглядели смешными.
Да и выглядели они смешными потому, что не были искренними. Потому что на самом деле Риордан угадал ее тайное желание и взял исполнение его на себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43