В будущем здесь создадут великую южную империю, простирающуюся от Калифорнии до Виргинии, а на юг – до самой Венесуэлы. Весь мир станет пресмыкаться перед нами из-за нашего хлопка, золота и лошадей.
Виола растерялась. Она вспомнила, как дедушка Дэвис говорил что-то похожее, когда семья собиралась на его большой плантации Фэр-Оукс неподалеку от Луисвилла. Она даже вспомнила, как горячились ее дядья, когда объясняли его слова ее отцу. Хэл всегда смеялся над такими идеями, говоря, что настоящая империя лежит к западу, а не к югу. Она попыталась успокоить мать.
– Вы так считаете, мама?
Аристократка, родившаяся в Кентукки, снова заходила по комнате.
– Конечно, я так считаю! Война просто нас разорит. Твой отец потеряет все: флот, деньги, великолепный новый дом. Все наши ценности исчезнут навсегда, если он будет поддерживать Штаты.
– Может быть, он считает, что его страна того стоит, – рискнула Виола возразить. – В конце концов, британцы назначили цену за голову прадедушки Линдсея и сожгли его дом.
Жена Ричарда Линдсея вздрогнула.
– Невыносимо, что ты говоришь. Я никогда не понимала, как может мужчина погубить свою жену и будущее семьи таким образом.
– Он выполнял данное слово, мама, как и положено человеку чести.
– Дорогая моя, мужчины дураки, они дают себя связывать такими легкомысленными поступками. Южане победят. Я знаю это так же четко, как четко вижу твое лицо. Мы с тобой должны позаботиться, чтобы наша семья уцелела и процветала.
По коже Виолы пробежал холодок. Она нервно облизнула губы, надеясь, что по лицу невозможно прочесть ее мысли.
– Что вы задумали, мама?
– Помогать нашим братьям-южанам всеми возможными способами, Виола.
– Какими? – запинаясь, спросила Виола, надеясь, что мать имеет в виду что-то невинное, вроде посылки писем родственникам в Фэр-Оукс.
– Дорогая, мы можем найти множество способов. Самое простое, разумеется, передавать корреспонденцию; никто не посмеет нас задержать. Куда полезнее собирать интересные обрывки сведений среди болтливых янки и передавать их кому надо на юге. Ты сможешь тоже принести пользу, если научишься кокетничать.
– Шпионаж? – Голос Виолы надломился. Следующие слова она проговорила шепотом: – Но ведь это предательство.
Впервые в жизни мать по-настоящему посмотрела на нее, подумала Виола. Некоторое время она колебалась, сжав губы. Потом рассмеялась звонко, как девушка. Не один мужчина пленился ее смехом.
– Мое дорогое дитя, преступное поведение исключено. Не говори глупостей.
Виоле хотелось поверить ей.
– Правда, мама?
Миссис Ричард Линдсей погладила дочь по щеке.
– Даю слово, Виола. Я никогда не совершу предательства.
Виола с облегчением закрыла глаза.
При воспоминании о том разговоре по коже Виолы пробежал холодок.
Утром 1861 года она и забыла, что предательство – преступление, которое определяют победители, и к победившей стороне оно неприменимо. Однако мать не раз напоминала ей об открытой для нее истине в следующие четыре года, когда она целеустремленно добивалась победы конфедератов.
Виола сделала еще глоток кофе.
Ей всегда хотелось иметь кого-то, на кого можно полностью положиться, и теперь у нее появился такой человек – она сама. Ей не нужен больше никто, чтобы с честью вырваться из поселка. Ее сделка с Уильямом Донованом оплатит долги Эдварда и даст ей возможность начать новую жизнь в Сан-Франциско. А мистер Леннокс, конечно, перестанет к ней приставать, раз она живет с другим мужчиной.
Честь также требовала, чтобы она работала у Донована как можно лучше. Виола и представить себе не могла, что ей придется трудиться в спальне, и честно говоря, вчерашняя деятельность не ощущалась ею как тяжкий труд. Она улыбнулась, воспоминания ее кружились вокруг ласк Донована, умелой игры его губ с ее кожей, вокруг того, как его крупный дружок натянул ее изнутри.
Когда она вспомнила о нем, в ее сокровенных местах появился жар. Она еще выпила кофе.
Самым лучшим казался последний раз, потому что в его действиях не осталось и намека на самоконтроль. Оставались только он – мужчина и она – женщина в центре вселенной.
В дверь постучалась Сара Чан. Виола еще раз улыбнулась. Она с радостью будет заниматься такой работой всякий раз, как Донован ее попросит.
– Миссис Росс, вы уже готовы?
– Да, благодарю вас. – Она осторожно встала и пошла в ванную. Ноги плохо держали ее.
Удивительно, как ночь, проведенная с мистером Донованом, может довести до полного изнеможения и заставить спать допоздна. Она мысленно извинилась перед Салли и Лили Мей за то, что усомнилась в их рассказах о доблестях Уильяма.
Долгая горячая ванна и последовавший за ней мастерский массаж восстановили ее силы. Она отказалась от предложенных ей сыра и кофе, потому что еще не проголодалась после съеденной до того бриоши. Сара натерла ее кожу какими-то экзотическими маслами, превратив ее в пластичную размятую глину, распростертую на кровати. Теперь Виоле хотелось разузнать побольше о Доноване, и она спросила Сару:
– Как долго вы служите у мистера Донована, Сара?
– Почти двадцать лет, миссис Росс.
– Так долго? И когда же вы начали?
– Он взял меня и Абрахама в свой дом после того, как Абрахам ушел из тонга, чтобы жениться на мне.
– Что? Что вы имеете в виду? – Виола вспыхнула от собственной грубости и извинилась. – Прошу прощения. Не мое дело расспрашивать вас о вашей личной жизни.
– О нет, миссис Росс, я с удовольствием все вам расскажу, потому что наша история делает честь мистеру Доновану. Но я не привыкла говорить о таких вещах по-английски, так что прошу простить мою неловкость.
Виола навострила уши. Она улыбнулась и кивнула, выражая свое желание услышать все, что Сара захочет рассказать.
Сара немного поколебалась, явно подыскивая слова.
– Я была наложницей у богатого человека в Сан-Франциско. Он считал меня противной, потому что ноги у меня слишком большие, и не посещал меня. Я проводила много времени, сидя во дворе. Абрахам заметил меня там и начал приходить все чаще и чаще. Постепенно мы разговорились через решетку и подружились. Он начал копить деньги, чтобы выкупить меня.
Виола повернула голову. Сара нежно улыбалась, вспоминая прошлое.
– Вы решили, что он красив?
– Высокий северянин, он отличался от всех, кого я знала. Он бо-ха-до, или человек-воин. Но да, мне он казался очень привлекательным. – Теперь Сара говорила по-английски более бегло, продолжая свой рассказ. – Когда мой хозяин умер, Мин Лонг заявил, что я принадлежу ему как наследство моего хозяина. Абрахам сказал ему, что мы давно уже приглянулись друг другу и что он имеет право меня купить. Мин Лонг не соглашался ни за что.
– И что же потом? – спросила Виола, которая не пропускала ни одного слова Сары. Она перевернулась, чтобы слушать с большим вниманием, и Сара накинула на нее хлопчатобумажное стеганое одеяло, прервав массаж ради своего рассказа.
– Мин Лонг выражался в очень оскорбительной манере. Тонг Эа обиделся, потому что оскорбление, нанесенное одному из них, считалось оскорблением, нанесенным всем. Другой тонг поклялся, что ни Абрахам, ни его тонг меня не получат. Между двумя тонгами произошли кровавые драки.
– Как в «Ромео и Джульетте», – тихо прокомментировала Виола.
– Немного похоже. Ни один тонг не мог победить, и оба страшно злились друг на друга. Многие беспокоились, что война истребит весь Чайнатаун.
– А потом?
– Мистер Донован стал другом Абрахама еще с золотых приисков. Он предложил купить меня у высшего совета другого тонга. Сделка считалась хорошей, и никакого оскорбления не заключалось в том, чтобы продать меня постороннему человеку вроде него. И еще он попросил у тонга Абрахама разрешения нанять его к себе до конца его жизни. Оба предложения высший свет принял.
– И что? – Виола села на кровати.
– Мистер Донован отдал меня ему, и мы поженились. Мы взяли новые имена для новой жизни. Еще Абрахам отрезал себе косу в честь новой жизни.
– Как вам обоим повезло, – проговорила Виола.
– Благодарю вас. Мы каждый день зажигаем свечку за мистера Донована в надежде, что он тоже найдет домашнюю гармонию.
Виола насторожилась. И перевела разговор на другое:
– Благодарю вас, Сара, что рассказали мне вашу историю. Вы что-то говорили об одежде?
Глаза Сары блеснули, и Виоле стало неловко. Она поняла, как она нетактична. Но Сара тут же спокойно вернулась к своей прежней роли вышколенной горничной.
– Да, миссис Росс. Ваши новые платья в сундуке. – Она принесла из другой комнаты ослепительный хаос ярких шелков. Но для гардероба респектабельной женщины ткани там явно не хватало, потому что только на одну юбку требовалось много ярдов.
Виола инстинктивно покачала головой, отказываясь от подобной одежды.
– Мистер Донован сам все выбрал, – сказала Сара, встряхивая одежду. Китайская куртка и штаны предстали перед неверящими глазами Виолы. Сшитые из тончайшего бледно-золотистого шелка и вышитые золотом, они совершенно не соответствовали тому, что могла бы надеть порядочная американка.
– И я должна носить такую одежду? – На последнем слове голос Виолы надломился.
– И будете прекрасно выглядеть, золотце.
Виола вздрогнула. Донован стоял в дверях, прислонясь к косяку, аккуратно одетый в костюм процветающего бизнесмена. Небрежным жестом он передвинул шляпу к затылку и сказал протяжно:
– Мне будет очень приятно смотреть на вас.
– Вы ждете, что я буду одеваться вот так? Без респектабельного корсета и рубашки? В штаны? – Она встала, все еще прижимая к себе одеяло. Сидеть на кровати казалось слишком уязвимой позицией для подобного разговора.
– Да.
– Но одежда скандальная.
Сара положила одежду и выскользнула из комнаты, молча сделав реверанс перед Донованом. Он вежливо кивнул ей, но глаза его оставались устремленными на Виолу. Он вошел в комнату и закрыл дверь.
– Я велю вам надевать только такую одежду, а вы обещали, что будете во всем потакать мне. Помните?
Виола поняла, что попала в ловушку. И все равно китайская одежда вряд ли для нее пристойна.
– Да, но она неприлична! Уважаемая женщина никогда не позволит, чтобы ее увидели без корсета. Что же до ношения штанов…
Виола передернулась. Она надевала мужскую одежду, когда работала на прииске Эдварда, но ее вынуждала необходимость. Женские юбки не позволили бы ей пробираться через маленькие расщелины и трещины. Однако она всегда старалась, чтобы ее никто больше не видел в мужском платье.
– Ты отказываешься, золотце? – Виола стояла на своем:
– Я не могу так одеться, мистер Донован. Что, если кто-то увидит меня? – умоляла она, надеясь, что он поймет и сжалится над ней.
– Если ты отказываешься, тебя следует наказать за непослушание.
И плавным движением Донован поднял ее, усадил на кровать и положил лицом вниз к себе на колени.
Виола пискнула, когда крупная теплая рука погладила ее сзади. Она оставалась еще совершенно голой под одеялом, и ее подавляло сознание железной силы его бедер под ней и жар его тела рядом с ее телом. Она старалась сесть, но он держал ее руки своей огромной лапой, отведя их ей за спину.
– Мистер Донован, что вы делаете?
Свободной рукой он сбросил с нее одеяло. Виола задохнулась, мучительно сознавая, как уязвима перед ним.
– Мистер Донован, я уверена, что мы можем достичь дружеского компромисса, если вы только позволите мне сесть.
– Компромиссы нам ни к чему, золотце. Неужели ты действительно решила, что я стану унижать тебя в присутствии других мужчин?
Виола закрыла глаза и честно ответила:
– Да, сэр.
– Разве такое поведение сочетается с покровительством?
– Нет, сэр. – Голос у нее звучал хрипло.
– Заслуживаешь ли ты возмездия за недоверие?
– Да, сэр, – проговорила она с трудом. Вряд ли его представления о наказании будут похожи на что-то уже испытанное ею раньше. Все же она его оскорбила, и его честь должна получить удовлетворение.
– Поблагодари себя за честность и чувство справедливости, Виола. Клянусь, я не стану тебя мучить.
– О, я никогда не думала, что вы на такое способны, мистер Донован.
– Благодарю вас. – Он положил руку ей на спину. Она могла точно описать, где именно каждый палец и его ладонь мнут ее. Вдруг ей стало трудно дышать.
Он легко погладил ее сквозь ткань.
– Мистер Донован, вы уверены, что хотите это сделать?
– Совершенно уверен. Особенно когда голос у тебя становится вот таким хриплым. Он напоминает мне о том, как ты умоляла меня вчера ночью, золотце.
Виола поперхнулась.
Он похлопал ее по другой стороне. Его прикосновение, выражающееся в отрывистом постукивании и медленной ласке, казалось восхитительным.
Виола вспыхнула, подумав о том, что и трепка может быть приятной.
– Где мне наказать тебя еще? – продолжал он. – Там, где торчит твоя славная попка? Или с другой стороны?
Донован снова похлопал ее, погладил, потом сильно стукнул.
– Попка у тебя розовеет, золотце. А что, внутри ты млеешь так же, как и снаружи? – промурлыкал он, потом продолжал, не дожидаясь от нее вразумительного ответа, разнообразя свой ритм, то хлопая, то гладя в медленном и быстром темпе.
– Мистер Донован! – Виола ахнула после особенно сильного удара, от которого она подпрыгнула. – Нужно ли заставлять меня чувствовать себя до такой степени не собой?
Донован фыркнул.
– Пахнет от тебя замечательно, золотце. – Виола вздохнула.
– Тебя волнует более сильное прикосновение, золотце? Тогда, наверное, мне нужно попробовать что-то понежнее, – задумчиво заявил Донован и стал ласкать ее.
– Мистер Донован, прошу вас. – Виола беспокойно заерзала, жаждая большего.
Донован принялся работать рукой уже серьезно, все время разнообразя ритм и силу.
– Какая ты отзывчивая девочка, золотце. Хочешь, чтобы я потрогал тебя?
– Прошу вас, – содрогнулась она, – везде.
Она чувствовала себя беспомощной против силы его рук, но ей хотелось большего. Она задыхалась и вскрикивала от более сильных ударов. Корчилась рядом с ним. Снова и снова просила его.
– Я трогаю твою… золотце. Произнеси это слово для меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33