Скорее всего, истинный подвиг должен действовать с точностью до наоборот – успокаивающе и примиряюще.
Открыв газету, он снова начал искать работу. Третье объявление привлекло его внимание:
«ВОДИТЕЛЬ, для 1 члвк. Бев. Хлс. Коттдж 4 1 прсн. Хорошая зрплт. Тел.310-394-4088».
Грин вышел в коридор и набрал номер секретарши адвоката. Она сказала, что ее начальник ищет шофера для восьмидесятидевятилетней госпожи Доуней, у которой отобрали права после аварии. При желании Грин мог через два часа подъехать на интервью в их офис на Норт-Кэмден-Драйв, в самом центре Беверли-Хиллс. Спустя двадцать минут, побритый и умытый, Грин закрыл свой номер и спустился на лифте вниз.
Он больше не хотел упускать шанс. Пусть Тино отдыхает в морозилке Флойда. Вместо того чтобы грабить гангстеров, он станет теперь личным шофером престарелой богачки. В коттедже на краю ее усадьбы он в тишине будет работать над своими сценариями и когда-нибудь отпразднует свой первый фильм.
Джимми и Флойд, по сути, хотели насладиться покоем и восстановить признание собственных заслуг – красочная осень, воздающая должное звездному лету. А Грину нужно было лишь уединенное местечко, где он мог спрятаться от мира, который не оценил его таланты. Небольшой домик в тени дворца старой тетки, редкие поездки на ее «роллсе», тихая, незаметная жизнь.
А «Небо Голливуда»? Кейдж понятия не имел о том, что жизненно необходимо для производства фильма: необузданная энергия, безусловная отдача, верные сторонники, прикрывающие с тыла, всепоглощающая преданность делу, которая полностью овладевает тобой, когда ты только-только преодолел юношеский возраст и отправился завоевывать мир взрослых людей. Иными словами: свой первый фильм могут поставить двадцатилетние, в крайнем случае тридцатилетние, но такие старые развалины, как они?
В спокойном ожидании беседы с пожилой дамой Грин шел в своем костюме от «Хьюго Босс» по коридору гостиницы. Он завидовал людям, которые платили проценты по ипотечному кредиту, водили детей в школу, готовили барбекю по выходным, засыпали на диване перед телевизором. Он скучал по повседневным заботам.
У входа в «Сант-Мартин» был припаркован «олдс». Джимми стоял у машины, оперевшись на крышу, и курил сигарету. Бенсон сидел в пассажирском кресле, свесив ноги на тротуар. Джимми кивал, слушая речь Бенсона. Бенсон заметил Грина, и они оба повернулись в его сторону.
– Хорошо выглядишь, – сказал Джимми, оценивая костюм. – Куда путь держишь?
– На встречу кое с кем.
– Не могли бы вы быть немного конкретнее, – настоятельно попросил Бенсон. Он был теперь не таким скованным, как тридцать минут назад, словно разрешил для себя какую-то дилемму.
– У меня интервью.
– Пробы?
– Нет.
– В хорошем костюме вы по-прежнему смотритесь как многообещающий молодой актер, – сказал Бенсон. Он и впрямь был чем-то возбужден. Наверное, из-за Тино: по-видимому, они с Джимми решили сбросить Тино в одно из ущелий Голливудских Холмов.
– Вот, оказывается, что делают с человеком пара хлопковых тряпочек. А вы чем занимаетесь? – спросил Грин.
– Вас ждем, – ответил Бенсон. – Мы едем ко мне. Купим по дороге тайской еды. Я плачу.
– Здорово, – сказал Грин. – Спасибо. Но мне пора на встречу.
– Сначала займемся этим. – Бенсон указал на чемоданчик из нержавеющей стали, лежавший рядом с ним на водительском кресле.
– Что это?
– Ретранслятор, – сказал он.
ПЯТНАДЦАТЬ
В своем номере Грин настроил ретранслятор на волну, которую Флойд установил для микрофонных датчиков.
– Мне надо на интервью, – сказал он по пути в Санта-Монику.
Он ехал на заднем сиденье. Джимми и Флойд сидели спереди, демонстрируя ему свои затылки.
– В каком смысле? – спросил Джимми Кейдж.
– Мне нужна работа.
– Прекрасно.
Возникла пауза.
– Я не уверен, что хочу продолжать эту затею, – признался Грин.
Кейдж повернулся к нему лицом и бросил на него свирепый взгляд.
– Это всецело твоя идея, старик, – произнес он с горечью. – Флойд потратил почти семьсот долларов на все эти прибамбасы, а ты, не моргнув глазом, заявляешь, что не желаешь больше участвовать. Ну и наглец!
– Я думал, это вы не хотите, – огрызнулся Грин.
– Ты ошибался, – ответил Кейдж.
– Но ты только и делал, что ставил палки в колеса! – изумленно воскликнул Грин. – Если кто-то и не хотел участвовать, то именно ты! И беда в том, что ты сумел убедить и меня! Нам не стоит этого делать! Это рискованно! Нас ждет участь Тино! Но теперь тебе мало твоей победы, теперь тебе вдруг захотелось сыграть! Я тебя не понимаю!
– Я смотрю на вещи критично, – сказал Джимми, – и по-прежнему считаю, что это опасно. Но мне все же любопытно: вдруг каким-то чудом эта твоя безумная затея сможет принести нам пользу. Флойд раздобыл необходимые устройства. Семьсот баксов.
– Я без проблем продам их за те же деньги, – успокоил его Флойд. – Возможно, я даже что-то заработаю, если наберусь терпения. Ведь я приобрел их за сравнительно небольшую сумму.
– Господин Бенсон! У меня в номере вы пребывали еще в глубоком сомнении! – защищался Грин. – У вас уже тогда был ретранслятор?
– Да, – признался Бенсон. – И я уже встроил микрофоны. Затратив на это лишь две минуты. Вы были правы. Почему бы и нет? Чего нам еще ждать от этой жизни? Давайте-ка разделаемся с этими господами!
Энтузиазм бойскаута в тучном теле престарелого мужчины.
– Что за интервью? – спросил Джимми, уже не так резко, но примирительно.
– В Беверли-Хиллс. Место водителя для пожилой дамы. Включая жилье. В перерывах между поездками в красивой машине у меня будет время, чтобы писать.
Джимми кивнул, выражая понимание его внезапной капитуляции.
– Нельзя упускать такой шанс, – сказал Бенсон. – Учитывая ваше положение, я вас полностью поддерживаю. За нас не волнуйтесь. Оборудование стоит как минимум тысячу долларов. Господин Грин, езжайте себе спокойно в Беверли-Хиллс. Вы абсолютно правы.
Ни тени сарказма в его голосе, ни толики издевки над смехотворной мечтой Грина гарцевать в «роллсе» по Беверли-Хиллс и заниматься высоким искусством.
– Ты будешь носить фуражку? – спросил Джимми.
Грин еще не до конца осознал того, что его ждет. Черный костюм и водительская фуражка.
– Джимми, оставь парня в покое. Сейчас пока поедем ко мне, – сказал Бенсон. – Поужинаем и послушаем, о чем говорят на Уитли-Хейтс. Все равно делать нам больше нечего.
ШЕСТНАДЦАТЬ
Частоту, которую выбрал Бенсон, невозможно было защитить от прослушивания – любой радиолюбитель мог на нее настроиться и следить за тем, что происходит в доме Родни.
Нанизывая на палочки брокколи, креветки и кусочки горячей курицы из тайских мисочек, актеры с любопытством слушали, о чем велась речь в бывшем особняке Жан Хэрлоу.
Сидя за столом с тайской едой на кухне у Бенсона, они слышали, как там тоже кто-то принес заказ из тайского ресторана. Из приемника доносились пространные неопределенные звуки. В гостиной и в рабочем кабинете Родни Бенсон установил крошечные, но чрезвычайно чувствительные микрофоны. Техническое качество радиопьесы не отвечало нормам трансляции, однако голоса – их было трое – звучали отчетливо.
Бенсон пояснил, кто есть кто.
У Родни был громкий, низкий, вязкий голос – американский эквивалент языка, на котором говорят в амстердамском районе Йордан.
Родни: «Тунец есть?» Голос Мускула звучал тоньше, почти по-мальчишески, хотя, по мнению Бенсона, за ним недаром закрепилась эта кличка.
Мускул: «Свежайший. Зажаренный на гриле».
Родни: «Хорошо прожаренный?»
Мускул: «По-моему, да».
Родни: «Терпеть не могу, когда он сырой. Я люблю хорошо прожаренный».
Непонятный шум, звуки открывающихся пластиковых пакетов и баночек.
Родни: «А у тебя что за месиво?» У Стива был нейтральный голос, без какого-либо ярко выраженного акцента.
Стив: «Это морские водоросли с кунжутом и рыбой-ежом. Самая здоровая пища, какую только можно придумать».
Открыли следующую мисочку.
Родни: «Вот дерьмо. Смотри. Непрожаренный. Ты когда-нибудь видел, чтобы я ел сырую рыбу?» Мускул: «Ее так положено есть, Родни».
Родни: «Меня это не волнует. Я не япошка».
Мускул: «Япошка мне это продал. Хочешь, чтобы я дожарил?» Родни: «Слушай, ты хоть иногда шевели мозгами. Ты когда-нибудь видел, чтобы я ел сырую рыбу?» Мускул: «Понятия не имею».
Родни: «Ответ: нет!» Мускул: «Я не всегда смотрю, что у тебя на тарелке».
Родни: «Пришло время это делать».
Стив: «А что у тебя?»
Мускул: «Темпура».
Стив: «Рыбная?»
Мускул: «Нет, овощная».
Стив: «А там что?» Мускул: «Суши. Калифорнийские. С икрой».
Тайская еда на столе Флойда Бенсона заметно проигрывала на фоне блюд, поглощаемых гангстерами.
– На питании они явно не экономят, – отметил Джимми Кейдж.
Чувствительные микрофоны улавливали даже чавканье, которым мошенники сопровождали трапезу.
Мускул: «Кто-нибудь хочет диетической колы?» Родни: «Нет, я выпью пива».
Мускул: «Я еще купил саке».
Стив сказал, что пойдет подогреет саке в микроволновой печи.
Шаги на деревянном полу, затем на кухонном кафеле.
Мускул прокричал ему вслед, что металлическое колечко на крышке бутылки нельзя ставить в микроволновку.
Мускул: «Ну как?» Оставшись наедине с Родни, он интересовался его мнением по поводу японской еды.
Родни: «Тунец непрожаренный».
Мускул: «Но для разнообразия…»
Родни: «Мне не нужно разнообразие».
– Пострясающе содержательная беседа, – прокомментировал Джимми Кейдж.
– Наберись терпения, – спокойно произнес Бенсон.
Пока на кухне сигналила микроволновая печь, в одной из комнат зазвонил телефон.
Стив: «У тебя есть глиняный кувшинчик?» Родни (огрызаясь): «Я разговариваю по телефону!» И уже другим тоном: «Отлично. Откуда? Что-о?!» Сейчас он звучал так же грубо, как и секунду назад со Стивом.
Родни: «Ты ополоумел? Мне не нужна ворованная машина! Все должно быть чисто! Ты думаешь, что имеешь дело с недоразвитым? Пошевели мозгами, прежде чем мне звонить! Можешь меня побеспокоить, только когда найдешь „чистую“. Не раньше».
Он с остервенением бросил трубку.
«Эта скотина хочет продать мне ворованную счетную машинку! Украденную из банка! О чем он только думает? Он же может просто зайти в любой магазин и купить».
Мускул: «Ими торгуют, как правило, специализированные магазины. Такие вещи покупают только банки. Как частное лицо ты вызовешь подозрение».
Из кухни вернулся Стив.
Стив: «Родни, у тебя есть глиняный кувшин?» Родни: «Кувшин? Зачем?» Стив: «Для саке».
Родни: «Оно же в бутылке».
Стив: «Ее пьют из маленьких глиняных рюмочек и при этом наливают из глиняного кувшинчика. Так вкуснее всего».
Родни: «Возьми обычный стакан. Ты же вино и пиво тоже пьешь из обычных стаканов».
Стив: «Это японский напиток. Это другое».
Родни: «Слушай, я не держу в доме такого дерьма. И оставь меня в покое. У меня сейчас голова занята другим».
Бенсон приглушил звук приемника:
– Я видел у них какую-то счетную машину. Очевидно, она сломалась.
– Почему они не считают вручную? – спросил Джимми.
– Слишком много денег. Их можно пересчитать только автоматически, – ответил Бенсон.
Грин спросил Бенсона, есть ли у него магнитофон.
– У меня еще остался старый катушечный «Ревокс».
– Нужно его подключить, чтобы записать все, о чём они говорят. Если наш план провалится, мы всегда сможем отступить. И тогда у нас будет предмет для обмена. Или для предоставления в полицию.
– «Ревокс» стоит в подвале.
– Этот ваш подвал – просто золотой прииск, – отметил Грин.
Все трое спустились по лестнице вниз. Бенсон завесил морозильник старой шторой, как будто она могла удержать дух Тино внутри. «Ревокс» томился на полке в шкафу рядом с другим электрическим и электронным хламом. «Ревоксу» было как минимум лет двадцать пять – стоячая настольная модель в обрамлении, сделанном под дерево. Считавшийся в свое время новейшим достижением техники «Ревокс» безнадежно устарел. Никаких фильтров, не говоря уже о долби-системе по устранению помех, – без сомнения, доцифровое поколение.
Бенсон указал на коробку с катушками.
– Там записана обычная музыка для вечеринок и тому подобное, – пояснил он.
– На сколько времени они рассчитаны? – спросил Джимми.
– Если использовать самую низкую скорость, то с такими большими катушками можно записывать дней десять, – ответил Грин. – А с сигнальным счетчиком – в два раза дольше.
Джимми хотел знать, как он работает.
– Он включает магнитофон, стоит им открыть рот, и выключает, когда они замолкают.
– Завтра я принесу из мастерской необходимые вещи, и мы все соберем, – сказал Бенсон. – Вы когда-нибудь раньше занимались чем-то подобным, господин Грин?
– Нет, но вместе у нас все получится, господин Бенсон.
В гостиной они опустили жалюзи и подключили приемник к магнитофону.
Бенсон вальяжно развалился на диване, положив ноги на подушечки, поставил рядом большой пакет чипсов и пару бутылочек пива «Будвайзер», словно приготовился к просмотру бейсбольного матча. Джимми оккупировал кресло с регулирующейся спинкой. На камине красовался блестящий «Оскар», который Бенсон получил более тридцати лет назад. Грин на секунду взял статуэтку в руки, чтобы ощутить ее магию. Но почувствовал лишь, как много она весит, словно вылитая из массивного свинца.
Из приемника доносились звуки баскетбольного матча. Родни и его сообщники передавали друг другу банки с пивом, поносили игроков, спорили, состязались в пошлости.
Откинувшись в кресле и поставив ноги на скамеечку, Джимми попросил разрешения закурить.
– Нежелательно, – ответил Бенсон. – Извини, Джим, но тебе придется выйти на улицу.
Грин составил Джимму компанию. Джимми ходил кругами вокруг бассейна, по газону за домом, на загороженном патио, словно заключенный на прогулке. Стоял прекрасный майский вечер, пропитанный пряными ароматами кустов и деревьев соседних садов – эвкалиптов, сирени, лимонов. Над головой – безграничное небо с мерцающими звездами, едва уловимый гул самолета, следующего на Гавайи или Аляску.
Такими вечерами, как этот, когда Лос-Анджелес превращался в элегантный город с открытки, где по улицам бархатистых цветов среди высокомерных пальм разъезжали былые кабриолеты с откидывающимися льняными верхами, Грин сиживал в кафе на Сансет-Стрип, попивал «Шардоне» или «Каберне» и соблазнял актрис, наблюдая за тем, как окольцованными пальцами они поглаживали скатерть на столике или закуривали сигарету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32