https://wodolei.ru/catalog/unitazy/Roca/dama-senso/
Честершир – милый край, богатый лесами и пастбищами, немного холмистый, с рассыпанными повсюду фермами с постройками из дерева и кирпича. Замок Итон-Холл был огромен. А парк? Его нельзя назвать парком: требовалось пятнадцать часов, чтобы целиком исколесить его на машине. Но, ко всему прочему, герцог владел еще рыбачьим домиком в Шотландии, замком Сен-Санс в Нормандии, откуда вышли его далекие пращуры, огромным имением под сенью вековых сосен на берегу озера близ Мимизана, в Ландах, да еще имениями в Ирландии, Норвегии, на далматинском побережье и даже в Карпатах.
Не забудем и о яхтах – герцог питал неодолимую страсть к морю. Для круизов по Средиземному морю ему служила четырехмачтовая шхуна «Флайинг-Клауд», что значит «Летящее облако». Она имела 67 метров в длину, удлиненный силуэт и корпус, покрашенный черным лаком и окаймленный золотом. Эта красавица брала на борт сорок человек, включая матросов и прислугу; ее каюты целиком были обставлены старинной, отполированной годами мебелью в стиле королевы Анны. Тут были кровати с балдахинами, зеркала, золотая и серебряная посуда и бесчисленные ковры. Гостям казалось, будто они не на борту морского судна, а где-нибудь вдали от побережья, в усадьбе какого-нибудь знатного английского помещика…
Для плавания по Ла-Маншу и Атлантике у Вендора был надежный двухтрубный корабль «Катти Сарк», тезка знаменитого английского клипера, перевозившего чай. Этот бывший эсминец Королевского флота имел почти 900 тонн водоизмещения и 180 человек экипажа. Больше всего наслаждения владельцу доставляло бросать вызов штормам – едва поднявшись на борт, он с нетерпением следил за стрелкой барометра, – он должен быть уверен, что его могучий корабль, как и всегда, дерзновенно понесется навстречу гигантским волнам, разрезая их носом! И пусть обезумевшие пассажирки-метрессы возносят мольбы господу, чтобы тот спас их от кораблекрушения – а Вендору хоть бы что, ведь без этого он не получит удовольствия! Но все это не мешало ему требовать от метрессы в момент блаженства среди разбушевавшихся волн неколебимого хладнокровия! Другим его развлечением было вводить пассажиров в заблуждение относительно курса яхты – скажем, уверять их, что она идет вдоль берегов Испании, хотя на самом деле она невдалеке от Неаполя. Бывали, впрочем, у него и более безобидные чудачества – скажем, опустить в чашку кофе кусок сахару в обертке и заключить пари: за сколько времени растает? Любил прятать драгоценные камни так, чтобы женщины, коим они предназначались, находили их в самых неожиданных местах… Ну, довольно, а то уже делается скучно.
* * *
Вендора познакомила с Габриель Вера Бейт. Настоящее имя ее – Сара Гертруда Аркрайт, русское имя Вера было взято ею позже как более элегантное. Она родилась в Лондоне в 1888 году, а в 1919-м вышла замуж за американского офицера Фреда Бейта. Редкостная красавица пользовалась в высшем обществе исключительной любовью; притом поговаривали, будто она незаконная дочь кого-то из членов королевской семьи. Неудивительно, что круг ее близких друзей включал принца Уэльского, Уинстона Черчилля, герцога Вестминстерского, Альфреда Даффа Купера, Линду и Кола Портеров, Сомерсета Моэма… Габриель пригласила ее к себе на службу – модные наряды смотрелись на ней с особым шиком, и лучшей живой рекламы издателям Дома Шанель среди высшего лондонского общества было не найти. Случилось так, что в 1924 году две подруги отправились на несколько дней в Монте-Карло. Там Вера передала Габриель приглашение от герцога Вестминстерского на обед на яхте «Летящее облако», которая как раз стояла на якоре в монакском порту. Но Коко ответила отказом: личность Вендора не произвела на нее никакого впечатления. Богатство? Ну и что в этом такого? Разве у нее самой не достаточно средств для удовлетворения всех своих фантазий? И потом, его разводы, его чудачества… Все это отнюдь не прибавляло интереса к сей персоне. Но великий князь Дмитрий, сохранявший с Коко отношения доброй дружбы, настаивал, чтобы она все же приняла приглашение. Да и само по себе любопытно познакомиться с герцогом, побывать на борту его посудины и увидеть собственными глазами, как там все устроено и какая там царит атмосфера… Наконец, после долгих уговоров, Габриель сдалась, поставив только условием, чтобы в числе приглашенных был и сам Дмитрий…
Итак, все четверо сели за стол в кают-компании, меж тем как цыганский оркестр угощал их серенадой. После трапезы Вендор пригласил гостей в салон потанцевать, но умысел тут был иной: он принялся делать Габриель далеко идущие авансы. И он не привык, чтобы его заставляли ждать, а тем более сопротивлялись. У него это было в крови – недаром он из рода Гросвеноров, больших охотников! На дичь ли он охотился или на женщин, но никогда не возвращался без добычи. Однако Габриель упорствует под различными предлогами – мол, масса работы, столько времени отнимает подготовка коллекций… Да, ей хотелось бы влюбить его в себя – но так, чтобы не попасть в ловушку. Не этого она ждала бы от возлюбленного. Вовсе даже наоборот. Между тем герцог многократно увеличил количество знаков внимания – посылал цветы и фрукты, произраставшие в оранжереях Итон-Холла, чтобы Коко могла полакомиться дынями и клубникой в разгар зимы или украшать свои вазы гардениями и орхидеями в любое время года, а то и отправлял ей шотландских лососей, которых слуга доставлял прямо в Париж самолетом – пусть Габриель отведает, пока они совершенно свежие! Ну и, конечно, любовные письма, доставлявшиеся адресатке не с почтой (о, что это был бы за моветон!), а специальными курьерами. И, наконец, драгоценности – бриллианты, сапфиры, изумруды… Сомнительно, чтобы Вендор считал деньги! Но изобилие подарков только напомнило Габриель со всей жестокостью об эпохе Руалье. Той эпохе, когда ее пытались купить, а если называть вещи своими именами, держали ее в наложницах. Той эпохе, которую она рада была бы забыть любой ценой и от которой сумела освободиться благодаря своей энергии. Что ж! Она стала посылать ему ответные подарки, эквивалентные по стоимости полученным, давая понять, что ее не купишь. Кстати, она не больно-то доверяла ему, предчувствуя, что если она ему уступит, то он потребует от нее полного подчинения своей персоне и своим капризам. Можно ли было ожидать иного от мужчины, обладающего таким богатством и такой властью?
Между тем через несколько месяцев после знакомства с герцогом она прочла в газетах приведенные нами выше заметки, представлявшие ее как будущую герцогиню Вестминстерскую. Это ее только насмешило. Да и что, пардон, она будет делать в Англии?
– Милая, ты слышала новость? – говорила она своим подругам, прыская со смеху.
Однако в то же время многое говорило Габриель, что она была для Вендора чем-то неизмеримо большим, чем эфемерный каприз знатного господина. Хотя бы то, что он пожаловал к ней в ателье на рю Фобур-Сент-Оноре, приведя с собою друга – принца Уэльского, будущего короля Эдуарда VII. Отношение Габриель к поклоннику-аристократу начало меняться, предубеждения постепенно рассеялись. В один прекрасный вечер, оказавшись на борту «Летящего облака», она притворилась, будто не заметила, что все другие риглашенные гости разошлись, что яхта покинула порт и что они с герцогом остались наедине в открытом море…
* * *
Этой связи суждено будет продлиться пять лет. Разумеется, влюбленные не жили постоянно под одной крышей: во-первых, процедура развода – дело хлопотное и долгое, а во-вторых, Габриель совершенно не собиралась бросать свое дело. Она позволяла себе с Вендором только сравнительно короткие встречи, тайные поездки и, конечно же, морские круизы. Герцог пригласил ее в Итон-Холл – это было колоссальное сооружение, возведенное в 1802 году одним из его предков на месте усадьбы XVIII века, которую пращур имел глупость совершенно стереть с лица земли. Сколько это здание впоследствии ни перестраивалось, его уродство оставалось неисправимым. Но это уродство, перенасыщенное бароккизмами, было по-своему интересным – не лишенный чувства юмора Вендор заявлял даже, что, в конце концов, его замок не менее очарователен, чем вокзал Сент-Панкрас в Лондоне. Как бы там ни было, в интерьерах Итон-Холла было чем полюбоваться: тут и Рубенс, и Веласкес, и Рафаэль, и Гойя, а также английские классики – Гейнсборо и Рейнолдс. Еще там имелись огромная лестница, по которой посетитель поднимался под неусыпным взором доброй дюжины рыцарей в старинных доспехах с опущенным забралом, и бесконечные готические галереи, где каждый шаг, отдаваясь эхом под угрюмыми сводами, навевал глухую тоску. Порою гости, плутая по залам и галереям необъятного сооружения, не могли потом отыскать своих комнат и чувствовали, будто затерялись на страницах романа Вальтера Скотта. Но что более всего поражало гостей, так это выставленные в галереях замка, в стеклянных клетках, скелеты лошадей. Кости так и сияли в лучах мягкого, искусно проведенного света.
– Это еще что такое?! – воскликнула потрясенная Коко.
– Это все, что осталось от наших лучших жеребцов, – ответил герцог. – Это идея моего дедушки…
Но сюрпризы Итон-Холла на этом не закончились – Габриель удивилась еще больше, когда обнаружила в подвалах замка не менее семнадцати штук старинных «Роллсов». У них регулярно заменяли двигатели, но не кузова, как поступали бы нувориши. «Мы не аргентинцы», – говорил Вендор. И все эти машины были в постоянной готовности к отправлению – баки заправлены, аккумуляторы заряжены. Замок мог принять гостей в любой момент – здесь был готов и стол, и постель, и десятки слуг к вашим услугам. В порту Честера, совсем близко от замка, стояли принадлежавшие герцогу моторные лодки, ожидавшие команды выйти в море… С незапамятных времен бытовала традиция, что любой член королевской семьи, который изволит удостоить своим визитом любое из владений герцогов Вестминстерских, должен быть принят сообразно своему рангу. «Я познала здесь роскошь, о которой никогда более не посмею и возмечтать», – впоследствии скажет Габриель.
Иные традиции Итон-Холла показались Габриель забавными – вот, например, куранты, которые в полночь вызванивали мелодию «Ноте, sweet поте» – «Милый, милый дом», что служило гостям сигналом ложиться спать…
Но более всего Габриель любила парк – ухоженность и мягкость зеленых английских газонов, мастерство садовников и ландшафтных архитекторов, самым деятельным из которых был не кто иной, как сам герцог Вестминстерский, который обожал вычерчивать контуры искусственных русел. Потом она подолгу будет рассказывать о том своим друзьям. Как и об огромных теплицах, где произрастали тысячи пышных цветов. Но шли они не на украшение роскошных залов замка – их передавали в дома престарелых и в больницы. Такова была здешняя нерушимая традиция. Но Габриель, не зная о том, нарезала их целые охапки и с большим вкусом разместила на обеденном столе и в вазах многочисленных гостиных. Запахло скандалом. Вендор потребовал от Габриель больше так не поступать и вообще не беспокоить старшего садовника. Позже он, заметив в одном из дальних уголков парка дикие цветы невиданной красоты, собственноручно срежет их, чтобы поднести Коко.
Каждый уик-энд Итон-Холл принимал до шести десятков гостей. После обеда давался бал под аккомпанемент местного оркестра – герцог обожал танцевать. Порою приглашались различные артисты: имитаторы, мимы, жонглеры, престидижитаторы. На этих вечеринках Габриель познакомилась с Уинстоном Черчиллем, в то время занимавшим пост министра финансов. Черчилль помнил Вендора еще с юных лет по англобурской войне Война между Британской империей и бурскими республиканцами на юге Африки в 1899–1902 гг.
и был одним из его лучших друзей. Среди гостей бывали и другие представители английского джентри, с которыми герцог Вестминстерский поддерживал самые теплые отношения: семейство Кьюнард, лорд Лонсдейл, члены клана Мальборо…
Габриель быстро сделалась хозяйкой дома, и эта роль была для нее весьма лестной – ведь она уже была руководительницей предприятия в три-четыре тысячи человек. Со своей стороны, Вендор не стыдился показать нос истеблишменту. Да и среди его полных спеси и чванства экономов и слуг было тоже немало таких, которые предпочли бы получать распоряжения от леди.
Мало-помалу Габриель открывала для себя характер своего спутника. Трудно было себе вообразить более простого, более далекого от снобизма человека, говорила она. И добавляла: «В его натуре было что-то от клошара». С одной стороны, он велел своему камердинеру каждый день гладить ему шнурки для ботинок; но обувь он носил только изношенную, даже с протертой подошвой. В ней он чувствовал себя гораздо лучше, особенно во время танцев. Когда же ему пытались возражать, что это, мол, не слишком элегантно, он делал едва заметный непринужденный жест и говорил, что на сегодняшнем вечере гости не обратят на это особенного внимания – ведь ботинки темного цвета. Сомнительно, чтобы Коко доставила ему удовольствие, купив ему целую дюжину пар: делать ему нечего, как бегать по грязи да по лужам несколько дней подряд, отчего они, конечно, разносятся, но не станут приятнее, чем привычные! Вообще же Коко, такая независимая по складу натуры, держала себя с герцогом как юная пансионерка: все ее высказывания были разумны, все слова духовны, все суждения здравы.
Так что ж, она растеряла способность критически мыслить? Или нарочно стала проявлять дипломатическую мудрость? Последняя гипотеза представляется нам самой правдоподобной. Не забудем, что Габриель – по крайней мере какое-то время – была очарована таким неординарным персонажем, как герцог. Но она решила играть в эту игру… ни на йоту не уступая своей независимости! Так, она категорически отказывалась сказать хоть слово по-английски, мотивируя это тем, что якобы не знает языка. Как она объясняла своим друзьям, кто-то из ее приятелей-британцев запретил ей учить язык, чтобы до ее понимания не доходили разные глупости, которыми обмениваются между собою мужчины, и он в том числе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Не забудем и о яхтах – герцог питал неодолимую страсть к морю. Для круизов по Средиземному морю ему служила четырехмачтовая шхуна «Флайинг-Клауд», что значит «Летящее облако». Она имела 67 метров в длину, удлиненный силуэт и корпус, покрашенный черным лаком и окаймленный золотом. Эта красавица брала на борт сорок человек, включая матросов и прислугу; ее каюты целиком были обставлены старинной, отполированной годами мебелью в стиле королевы Анны. Тут были кровати с балдахинами, зеркала, золотая и серебряная посуда и бесчисленные ковры. Гостям казалось, будто они не на борту морского судна, а где-нибудь вдали от побережья, в усадьбе какого-нибудь знатного английского помещика…
Для плавания по Ла-Маншу и Атлантике у Вендора был надежный двухтрубный корабль «Катти Сарк», тезка знаменитого английского клипера, перевозившего чай. Этот бывший эсминец Королевского флота имел почти 900 тонн водоизмещения и 180 человек экипажа. Больше всего наслаждения владельцу доставляло бросать вызов штормам – едва поднявшись на борт, он с нетерпением следил за стрелкой барометра, – он должен быть уверен, что его могучий корабль, как и всегда, дерзновенно понесется навстречу гигантским волнам, разрезая их носом! И пусть обезумевшие пассажирки-метрессы возносят мольбы господу, чтобы тот спас их от кораблекрушения – а Вендору хоть бы что, ведь без этого он не получит удовольствия! Но все это не мешало ему требовать от метрессы в момент блаженства среди разбушевавшихся волн неколебимого хладнокровия! Другим его развлечением было вводить пассажиров в заблуждение относительно курса яхты – скажем, уверять их, что она идет вдоль берегов Испании, хотя на самом деле она невдалеке от Неаполя. Бывали, впрочем, у него и более безобидные чудачества – скажем, опустить в чашку кофе кусок сахару в обертке и заключить пари: за сколько времени растает? Любил прятать драгоценные камни так, чтобы женщины, коим они предназначались, находили их в самых неожиданных местах… Ну, довольно, а то уже делается скучно.
* * *
Вендора познакомила с Габриель Вера Бейт. Настоящее имя ее – Сара Гертруда Аркрайт, русское имя Вера было взято ею позже как более элегантное. Она родилась в Лондоне в 1888 году, а в 1919-м вышла замуж за американского офицера Фреда Бейта. Редкостная красавица пользовалась в высшем обществе исключительной любовью; притом поговаривали, будто она незаконная дочь кого-то из членов королевской семьи. Неудивительно, что круг ее близких друзей включал принца Уэльского, Уинстона Черчилля, герцога Вестминстерского, Альфреда Даффа Купера, Линду и Кола Портеров, Сомерсета Моэма… Габриель пригласила ее к себе на службу – модные наряды смотрелись на ней с особым шиком, и лучшей живой рекламы издателям Дома Шанель среди высшего лондонского общества было не найти. Случилось так, что в 1924 году две подруги отправились на несколько дней в Монте-Карло. Там Вера передала Габриель приглашение от герцога Вестминстерского на обед на яхте «Летящее облако», которая как раз стояла на якоре в монакском порту. Но Коко ответила отказом: личность Вендора не произвела на нее никакого впечатления. Богатство? Ну и что в этом такого? Разве у нее самой не достаточно средств для удовлетворения всех своих фантазий? И потом, его разводы, его чудачества… Все это отнюдь не прибавляло интереса к сей персоне. Но великий князь Дмитрий, сохранявший с Коко отношения доброй дружбы, настаивал, чтобы она все же приняла приглашение. Да и само по себе любопытно познакомиться с герцогом, побывать на борту его посудины и увидеть собственными глазами, как там все устроено и какая там царит атмосфера… Наконец, после долгих уговоров, Габриель сдалась, поставив только условием, чтобы в числе приглашенных был и сам Дмитрий…
Итак, все четверо сели за стол в кают-компании, меж тем как цыганский оркестр угощал их серенадой. После трапезы Вендор пригласил гостей в салон потанцевать, но умысел тут был иной: он принялся делать Габриель далеко идущие авансы. И он не привык, чтобы его заставляли ждать, а тем более сопротивлялись. У него это было в крови – недаром он из рода Гросвеноров, больших охотников! На дичь ли он охотился или на женщин, но никогда не возвращался без добычи. Однако Габриель упорствует под различными предлогами – мол, масса работы, столько времени отнимает подготовка коллекций… Да, ей хотелось бы влюбить его в себя – но так, чтобы не попасть в ловушку. Не этого она ждала бы от возлюбленного. Вовсе даже наоборот. Между тем герцог многократно увеличил количество знаков внимания – посылал цветы и фрукты, произраставшие в оранжереях Итон-Холла, чтобы Коко могла полакомиться дынями и клубникой в разгар зимы или украшать свои вазы гардениями и орхидеями в любое время года, а то и отправлял ей шотландских лососей, которых слуга доставлял прямо в Париж самолетом – пусть Габриель отведает, пока они совершенно свежие! Ну и, конечно, любовные письма, доставлявшиеся адресатке не с почтой (о, что это был бы за моветон!), а специальными курьерами. И, наконец, драгоценности – бриллианты, сапфиры, изумруды… Сомнительно, чтобы Вендор считал деньги! Но изобилие подарков только напомнило Габриель со всей жестокостью об эпохе Руалье. Той эпохе, когда ее пытались купить, а если называть вещи своими именами, держали ее в наложницах. Той эпохе, которую она рада была бы забыть любой ценой и от которой сумела освободиться благодаря своей энергии. Что ж! Она стала посылать ему ответные подарки, эквивалентные по стоимости полученным, давая понять, что ее не купишь. Кстати, она не больно-то доверяла ему, предчувствуя, что если она ему уступит, то он потребует от нее полного подчинения своей персоне и своим капризам. Можно ли было ожидать иного от мужчины, обладающего таким богатством и такой властью?
Между тем через несколько месяцев после знакомства с герцогом она прочла в газетах приведенные нами выше заметки, представлявшие ее как будущую герцогиню Вестминстерскую. Это ее только насмешило. Да и что, пардон, она будет делать в Англии?
– Милая, ты слышала новость? – говорила она своим подругам, прыская со смеху.
Однако в то же время многое говорило Габриель, что она была для Вендора чем-то неизмеримо большим, чем эфемерный каприз знатного господина. Хотя бы то, что он пожаловал к ней в ателье на рю Фобур-Сент-Оноре, приведя с собою друга – принца Уэльского, будущего короля Эдуарда VII. Отношение Габриель к поклоннику-аристократу начало меняться, предубеждения постепенно рассеялись. В один прекрасный вечер, оказавшись на борту «Летящего облака», она притворилась, будто не заметила, что все другие риглашенные гости разошлись, что яхта покинула порт и что они с герцогом остались наедине в открытом море…
* * *
Этой связи суждено будет продлиться пять лет. Разумеется, влюбленные не жили постоянно под одной крышей: во-первых, процедура развода – дело хлопотное и долгое, а во-вторых, Габриель совершенно не собиралась бросать свое дело. Она позволяла себе с Вендором только сравнительно короткие встречи, тайные поездки и, конечно же, морские круизы. Герцог пригласил ее в Итон-Холл – это было колоссальное сооружение, возведенное в 1802 году одним из его предков на месте усадьбы XVIII века, которую пращур имел глупость совершенно стереть с лица земли. Сколько это здание впоследствии ни перестраивалось, его уродство оставалось неисправимым. Но это уродство, перенасыщенное бароккизмами, было по-своему интересным – не лишенный чувства юмора Вендор заявлял даже, что, в конце концов, его замок не менее очарователен, чем вокзал Сент-Панкрас в Лондоне. Как бы там ни было, в интерьерах Итон-Холла было чем полюбоваться: тут и Рубенс, и Веласкес, и Рафаэль, и Гойя, а также английские классики – Гейнсборо и Рейнолдс. Еще там имелись огромная лестница, по которой посетитель поднимался под неусыпным взором доброй дюжины рыцарей в старинных доспехах с опущенным забралом, и бесконечные готические галереи, где каждый шаг, отдаваясь эхом под угрюмыми сводами, навевал глухую тоску. Порою гости, плутая по залам и галереям необъятного сооружения, не могли потом отыскать своих комнат и чувствовали, будто затерялись на страницах романа Вальтера Скотта. Но что более всего поражало гостей, так это выставленные в галереях замка, в стеклянных клетках, скелеты лошадей. Кости так и сияли в лучах мягкого, искусно проведенного света.
– Это еще что такое?! – воскликнула потрясенная Коко.
– Это все, что осталось от наших лучших жеребцов, – ответил герцог. – Это идея моего дедушки…
Но сюрпризы Итон-Холла на этом не закончились – Габриель удивилась еще больше, когда обнаружила в подвалах замка не менее семнадцати штук старинных «Роллсов». У них регулярно заменяли двигатели, но не кузова, как поступали бы нувориши. «Мы не аргентинцы», – говорил Вендор. И все эти машины были в постоянной готовности к отправлению – баки заправлены, аккумуляторы заряжены. Замок мог принять гостей в любой момент – здесь был готов и стол, и постель, и десятки слуг к вашим услугам. В порту Честера, совсем близко от замка, стояли принадлежавшие герцогу моторные лодки, ожидавшие команды выйти в море… С незапамятных времен бытовала традиция, что любой член королевской семьи, который изволит удостоить своим визитом любое из владений герцогов Вестминстерских, должен быть принят сообразно своему рангу. «Я познала здесь роскошь, о которой никогда более не посмею и возмечтать», – впоследствии скажет Габриель.
Иные традиции Итон-Холла показались Габриель забавными – вот, например, куранты, которые в полночь вызванивали мелодию «Ноте, sweet поте» – «Милый, милый дом», что служило гостям сигналом ложиться спать…
Но более всего Габриель любила парк – ухоженность и мягкость зеленых английских газонов, мастерство садовников и ландшафтных архитекторов, самым деятельным из которых был не кто иной, как сам герцог Вестминстерский, который обожал вычерчивать контуры искусственных русел. Потом она подолгу будет рассказывать о том своим друзьям. Как и об огромных теплицах, где произрастали тысячи пышных цветов. Но шли они не на украшение роскошных залов замка – их передавали в дома престарелых и в больницы. Такова была здешняя нерушимая традиция. Но Габриель, не зная о том, нарезала их целые охапки и с большим вкусом разместила на обеденном столе и в вазах многочисленных гостиных. Запахло скандалом. Вендор потребовал от Габриель больше так не поступать и вообще не беспокоить старшего садовника. Позже он, заметив в одном из дальних уголков парка дикие цветы невиданной красоты, собственноручно срежет их, чтобы поднести Коко.
Каждый уик-энд Итон-Холл принимал до шести десятков гостей. После обеда давался бал под аккомпанемент местного оркестра – герцог обожал танцевать. Порою приглашались различные артисты: имитаторы, мимы, жонглеры, престидижитаторы. На этих вечеринках Габриель познакомилась с Уинстоном Черчиллем, в то время занимавшим пост министра финансов. Черчилль помнил Вендора еще с юных лет по англобурской войне Война между Британской империей и бурскими республиканцами на юге Африки в 1899–1902 гг.
и был одним из его лучших друзей. Среди гостей бывали и другие представители английского джентри, с которыми герцог Вестминстерский поддерживал самые теплые отношения: семейство Кьюнард, лорд Лонсдейл, члены клана Мальборо…
Габриель быстро сделалась хозяйкой дома, и эта роль была для нее весьма лестной – ведь она уже была руководительницей предприятия в три-четыре тысячи человек. Со своей стороны, Вендор не стыдился показать нос истеблишменту. Да и среди его полных спеси и чванства экономов и слуг было тоже немало таких, которые предпочли бы получать распоряжения от леди.
Мало-помалу Габриель открывала для себя характер своего спутника. Трудно было себе вообразить более простого, более далекого от снобизма человека, говорила она. И добавляла: «В его натуре было что-то от клошара». С одной стороны, он велел своему камердинеру каждый день гладить ему шнурки для ботинок; но обувь он носил только изношенную, даже с протертой подошвой. В ней он чувствовал себя гораздо лучше, особенно во время танцев. Когда же ему пытались возражать, что это, мол, не слишком элегантно, он делал едва заметный непринужденный жест и говорил, что на сегодняшнем вечере гости не обратят на это особенного внимания – ведь ботинки темного цвета. Сомнительно, чтобы Коко доставила ему удовольствие, купив ему целую дюжину пар: делать ему нечего, как бегать по грязи да по лужам несколько дней подряд, отчего они, конечно, разносятся, но не станут приятнее, чем привычные! Вообще же Коко, такая независимая по складу натуры, держала себя с герцогом как юная пансионерка: все ее высказывания были разумны, все слова духовны, все суждения здравы.
Так что ж, она растеряла способность критически мыслить? Или нарочно стала проявлять дипломатическую мудрость? Последняя гипотеза представляется нам самой правдоподобной. Не забудем, что Габриель – по крайней мере какое-то время – была очарована таким неординарным персонажем, как герцог. Но она решила играть в эту игру… ни на йоту не уступая своей независимости! Так, она категорически отказывалась сказать хоть слово по-английски, мотивируя это тем, что якобы не знает языка. Как она объясняла своим друзьям, кто-то из ее приятелей-британцев запретил ей учить язык, чтобы до ее понимания не доходили разные глупости, которыми обмениваются между собою мужчины, и он в том числе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48