Уилл пошел в тарбрайскую школу, но учился не слишком хорошо. Само собой разумелось, что он, как и все мальчики деревни, станет шахтером, когда ему исполнится тринадцать. Именно так Уилл и сделал – вместе со всеми своими одноклассниками.
Когда мальчикам в первый раз пришлось спускаться на шахтовом подъемнике, они этому не сильно обрадовались. Все знали об одноногих мужчинах в Мюиртоне. Но в подъемник все равно заходить пришлось. Они спустились так быстро и остановились так резко, что Уилл подумал – его желудок вывернет наизнанку.
Теперь мальчики находились на глубине пяти тысяч футов под землей, и там было так тепло, что пришлось снять куртки.
– Теперь вы знаете, на что похож ад, – сказал бригадир новичкам. Тоннель был темный, но через каждые двадцать метров висели керосиновые лампы, и они могли не спотыкаться о рельсы, по которым перевозят уголь. Люди не снимали касок; у новичков их еще не было.
Все пошли к забою; бригадир сказал, что это до него от ствола шахты миля. Уилла это не испугало, хотя штольня была высотой в пять футов. Но даже в тринадцать лет Уилл был ростом пять футов восемь дюймов, и это значило, что ему пришлось идти согнувшись. Примерно через пять минут у него от усилий заболела спина. Боль была так сильна, что он подумал – его стошнит.
Кто-то закричал:
– Осторожно!
Уилл перепугался, резко поднял голову – и ударился ею о потолок. То же произошло и с остальными новичками.
Шахтеры смеялись над ними от души. Каждый год они проделывали этот трюк с новичками, пока тем еще не выдали каски. К этому моменту Уилл был весь в поту, и его тело страшно болело. Некоторые рыдали. Бригадир назвал их плаксами и сказал, что их уволят, если они не пойдут вперед.
Этот путь показался Уиллу самым долгим в его жизни, хотя длился всего полчаса.

Новичкам в первый день не пришлось выполнять никакой работы. Они должны были только смотреть на то, что происходит, и понимать, чем будут заниматься всю оставшуюся жизнь. Сначала мальчики смотрели на крепильщиков, которые ставили деревянные опоры, поддерживающие свод. Потом – на вентиляционщиков: эти носили канареек в клетках и следили за чистотой штреков и штолен от газов, вызывающих взрывы. Бригадир объяснил новичкам, как легко здесь умереть. Каждый должен полагаться на других.
Тяжелее всего приходилось самым сильным шахтерам в угольном забое. Большую часть времени они стояли на коленях и сверлили дыры для динамита, потом вырубали уголь. У всех зарплата зависела от выработки.
Уилл не понимал, сколько теперь времени, но скоро положенные часы прошли, и шахтеры отправились в долгий путь обратно к подъемнику. Все новички до смерти этого боялись. Уилл одеревенел за долгий день и думал, что будет просто не в состоянии проделать обратную дорогу. Но сознание того, что они идут домой, помогло, и Уилл смог справиться с болью. Бригадир сказал, что пройдет неделя или две, пока новички привыкнут ходить, согнувшись в три погибели.
Потом все наконец дошли до подъемника и петардой вылетели на поверхность. Как же прекрасно стоять прямо и дышать свежим воздухом! Отец Уилла, страшно довольный, встречал его наверху.

Уилл проработал в тарбрайской шахте пять лет, по шесть дней в неделю. Время года не имело значения, потому что под землей был только один сезон – темное жаркое лето. Уилл не находил спасения даже во сне: ему снилось, что он внизу, в шахте. В общем и целом жизнь Уилла состояла из сплошной тьмы, пота и угольной пыли, першения в горле и ушибов на руках и ногах. Иногда на работе мужчины смеялись и шутили, но где-то на задворках сознания их не отпускали тревожные мысли о взрывах газа и о том, что они могут быть погребены заживо. Уилл подозревал, что все шахтеры чувствовали себя так же, как он, но никто и никогда об этом не говорил, даже когда случались аварии. Разве у простого рабочего человека есть выбор?
Однако скоро Уилл узнал, что жуткие вещи могут происходить и на земле, на свежем воздухе.
Одним дождливым утром, в пятницу, Уилл с отцом ушли на шахту, как обычно, в половине пятого. Мать была чем-то расстроена – с ней это часто случалось, но они никогда не знали, почему, – и отец, уходя, погладил ее по руке, чтобы подбодрить. Мать стояла у окна, отодвинув штору, и смотрела, как они уходят. Ее черно-белая кошка Минди сидела у нее на плече.
Днем, в половине четвертого, отец и сын пришли домой с работы. Дождь прекратился, но день был хмурый – один из тех, когда наверху не намного светлее тоннеля в двадцати тысячах футов под землей. Отец Уилла открыл дверь и сразу понял – что-то не так: он не почувствовал запаха еды. Они быстро осмотрели весь дом. Минди спокойно спала в кресле, но матери Уилла нигде не было. Отец и сын поспрашивали соседей, но те тоже ее не видели.
Разделившись, отец и сын обыскали весь город; потом Уилл пошел на пустошь. Он встретил Хэйворта, кривоногого пастуха с двумя колли. Хэйворт сказал, что несколько часов назад он видел женщину, которая проходила по пустоши недалеко от того места, где он пас скот.
– Около моста Тибби, – сказал пастух. Уилл понял, что это значит.
Он вернулся за отцом, и они вместе пошли на пустошь. Быстро идти они не могли из-за больных легких отца. Старый мост был примерно в миле к востоку, среди холмов; он шел через глубокое ущелье, на дне которого текла быстрая речка – излюбленное место рыбаков из всех окрестных шахтерских городков, любителей форели. Но испокон веку этот мост был еще и излюбленным местом самоубийц.
Уилл поднялся на мост, огляделся и сразу увидел мать. Она лежала на камнях, и куропатки клевали ее. Уилл спустился и прогнал птиц. Потом он вытащил мать наверх, положив ее на плечо. Она была куда легче мешка с углем. Его отец был в ужасном состоянии, он хрипел и пытался стереть с ее лица кровь носовым платком.
Уилл отнес мать обратно в Тарбрай, и через три дня ее похоронили без лишнего шума. Она была хорошей хозяйкой и вкусно готовила, сказал отец. Он сказал, что мать была очень веселой до того, как родился Уилл.
Тарбрай был точно такой же, как и все остальные города в тех местах – здесь всегда было полно вдов. Поэтому уже через год отец Уилла встречался с другой женщиной. Она работала официанткой в «Олене», была энергичной и словоохотливой. Ее мужа раздавило вместе с тремя другими рабочими в завале много лет назад; дети выросли.
Уилл знал, что отец хочет жениться на этой официантке, поэтому подумал, что и ему неплохо бы завести семью. Он сделал предложение Дженни Стюарт, своей однокласснице, с которой несколько раз ходил на свидания, и она согласилась. Они поженились, обзавелись собственным домом на одной из шахтерских улиц, и вскоре Дженни родила ребенка, мальчика; они назвали его тоже Уиллом.
Так началась самостоятельная жизнь Уилла Драммонда.

Декабрь первого года его семейной жизни выдался холодным – каждый день шел снег и дул северный ветер. Уилл, в общем, не имел ничего против спусков под землю – по крайней мере, там было тепло. К этому моменту его отец уже женился на своей официантке, но по утрам он заходил домой за Уиллом, и они, как обычно, шли вместе на работу.
Однажды утром в середине месяца отец сказал, что сегодня он спустится под землю вместе с Уиллом, а не останется наверху. Рабочие нашли новый пласт угля, и отцу нужно было его классифицировать.
Поэтому Уилл и отец вместе спустились на подъемнике, потом прошли две мили до забоя. Для отца это было тяжело, и они останавливались каждые пять минут, чтобы дать ему немного отдышаться и прокашляться. Один раз они остановились рядом со входом в старую штольню, и отец сказал, что здесь он работал много лет назад, когда еще легкие были здоровыми.
Наконец Уилл с отцом дошли до забоя, и все шахтеры прервали работу, пока отец изучал уголь.
Он пробыл там всего пять минут, когда все услышали гулкий удар из дальнего конца штольни. Они знали, что это взрыв – в том месте, где взрыва быть не должно. Бригадир велел стоять очень тихо и слушать. Сначала Уилл подумал, что все будет в порядке; потом вдалеке он услышал хлопки – вроде выстрелов из ружья местного егеря, когда Уилл ходил с ним на куропаток.
– Это крепеж! Ломается! – сказал один из старых шахтеров.
Все знали, что это значит. Потолок главной выработки обрушивался, и обвал двигался в их сторону. Стрельба становилась громче и быстрее. Идти было некуда: позади оставался только забой.
Отец схватил Уилла за руку.
– Беги туда, Уилл! – сказал он. – Беги в мою старую штольню. Она идет сквозь гранит: может, не обрушится.
Уилл очень не хотел оставлять отца. И ему совсем не хотелось бежать обратно, навстречу тем выстрелам. Но либо нужно было это сделать, либо просто ждать, пока их раздавит. И Уилл побежал; некоторые побежали за ним. Треск становился все громче и громче, и теперь Уилл слышал грохот свода, рушащегося перед ними. Он, перепуганный, согнулся вдвое и несся наперекор ветру, который рвался навстречу от обвала. Давление в ушах становилось невыносимым; Уилл решил, что погиб – и тут увидел отверстие прохода всего в нескольких ярдах от себя и нырнул в него! Некоторые успели ввалиться за ним – как раз вовремя. Они слышали только грохот, который становился слабее и слабее, пока внезапно не прекратился совсем. Подпорки в боковой штольне скрипели так, будто и они были готовы обрушиться. Все кашляли от невидимой пыли. Потом, через некоторое время, наступила тишина, и только их дыхание нарушало ее.

Шесть человек сидели в боковой штольне три дня, пока до них не добрались, пробурив отверстие из заброшенной параллельной шахты. Их вытащили на поверхность через старый ствол. Дженни ждала Уилла. Официантка из «Оленя» ждала его отца. Уилл рассказал ей, как они спаслись благодаря отцу, хотя сам он не смог бежать из-за больных легких.
Она посмотрела на Уилла так, будто ненавидела его.

Правительственный инспектор закрыл тарбрайскую шахту навеки. Сорок девять мужчин и мальчиков погибли в туннеле, и он сказал, что этого достаточно. В этой зоне чересчур много газа, а грунт слишком неустойчив для дальнейшей разработки. Это стало смертным приговором для Тарбрая – скоро ему суждено было превратиться в городок-призрак, как многим другим селениям, где закончился уголь.
Большинство мужчин сразу начали искать работу в других горных шахтерских городах. Но Уилл был по горло сыт шахтами. Оставив Дженни и ребенка у ее родителей, он уехал в Глазго искать работу.

Впервые в жизни Уилл попал в большой город. Он не мог поверить, что туманы бывают такими грязными, река – такой безжизненной, и столько людей могут жить так близко друг к другу. Было очень странно, прожив всю жизнь там, где все знакомы между собой, теперь вообще никого не знать. Уилл смог себе позволить единственное жилье – комнату на верхнем этаже большого дома, которую он делил с четырьмя другими мужчинами. Жилье это находилось на южном берегу реки, где было полно уличных банд, процветали поножовщина и грабежей. Полиция появлялась здесь редко.
Найти работу было трудно, и в основном это были временные места. Уилл брался за все, что мог заполучить. Некоторое время носил мешки с углем. Но хозяин платил так мало, что Уилл с трудом мог позволить себе еду, которая давала ему силы, чтобы таскать эти мешки. Потом Уилл работал в бондарном цехе и делал бочки для виски. Он мог пить сколько угодно виски, но денег получал немного. Уилл решил, что ему наконец повезло, когда вдруг получил постоянную работу на чугунолитейном заводе, где должен был чистить газовые печи. Вскоре Уилл узнал, почему эту работу оказалось так легко найти: он проработал всего неделю, когда вся его бригада отравилась газом, и их вытащили из цеха без сознания. Когда Уилл проснулся, его жутко тошнило три дня. Но тем не менее он понравился мастеру, и тот сказал, что возьмет его обслуживать чан с расплавленной рудой – на замену человеку, который по собственной неосторожности в него упал. Из-за того, что работа была очень опасной, зарплата была хорошей; Уилл упорно держался на этой работе три месяца и копил деньги, чтобы послать их Дженни. Потом случилась забастовка на участках отгрузки. Руда была больше никому не нужна, и завод закрыли.

После этого дела пошли совсем плохо. Уилл почти все время голодал. Потом нашел почасовую работу – уборщиком в «Бродячем Цирке Даффи», пока заведение стояло в парке в восточной части города. В тот день, когда цирк собирался переезжать в другой город, ушел один из постоянных работников, и Даффи спросил Уилла, не хочет ли он эту работу. Зарплата небольшая, но будет койка в фургоне и вдоволь еды. А иногда будут и женщины. И он увидит страну.
Уилл согласился.

Уилл скоро привык к цирковой жизни; он убирал за лошадьми, мыл пивные палатки, наводил порядок в шатре прорицателя, подбрасывал угли в жаровню у пожирателя огня. Иногда действительно появлялись женщины. В общем, Уилл был все время занят.
Иногда, если у него оставалось время после работы, он ходил в боксерский шатер и смотрел бои. Обычная история: «Продержись два раунда против чемпиона – и выиграй пять фунтов». За соревнованиями следил сам Даффи, и он не возражал, чтобы Уилл приходил их смотреть, тем более что парень не занимал сидячего места. Во время боев Даффи выступал как рефери: на нем всегда была белая рубашка и черный галстук-бабочка. Даффи сам когда-то был боксером. У него был сломан нос, а левый глаз не видел.
«Чемпионы» на самом деле не были чемпионами – это были просто довольно хорошие боксеры своего времени. Оба – крупные мужчины лет под сорок. Жако Экер по прозвищу «Джентльмен» был негром, – редкое зрелище для того времени, – но рыхловат. Джонс-Крушитель был белый и тоже рыхловат. Если не считать цветового различия, они были похожи как братья – приплюснутые носы, изуродованные уши, брови в шрамах. Даже их манера говорить была одинакова, потому что слова у них плохо выговаривались из-за тех ударов, которые они получали всю жизнь. Вдобавок ко всему оба были женаты, и обоих жены бросили.
Даффи сказал Уиллу, что он хочет, чтобы боксеры на публике выглядели более жестокими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33