Поэтому они подняли якорь и пошли туда. К несчастью, когда «Медея» проходила через узкий проход в рифе вокруг Ману, правый винт задел верхнюю часть коралла, и вал погнулся. Судно пришлось поставить на ремонт. Капитан Джонсон посадил корабль на мель в бухте во время прилива, чтобы механик мог чинить вал.
Пока Джонсон в своей медлительной манере рассказывал об этом происшествии, Джеггард в нетерпении барабанил карандашом по столу. Он больше не мог это выносить.
– К сути дела, пожалуйста, – сказал он, глядя прямо на Томаса, хотя обращался к Джонсону.
Капитан улыбнулся. Казалось, он не обиделся – но и не похоже, чтобы начал торопиться. Он вздохнул и немного подумал.
– К сути? – сказал он. – Ну, я думаю, суть в том, что, пока мы сидели на мели в Ману, я остановился в отеле «Экватор».
Он рассказал, что, хотя место и называется «отелем» – и это единственная гостиница на острове, – на самом деле это несколько хижин вдоль лагуны, крытых пальмовыми листьями. Команде было нечего делать, пока корабль стоял на мели, матросы получили увольнение на берег. Никто не жил в гостинице, все где-то болтались, пили и гуляли с женщинами. Капитан был этому рад: стены в гостинице из бамбука, и было бы прекрасно слышно, что происходит в соседних хижинах. По крайней мере, он отдохнет.
Капитан улыбнулся Томасу:
– В отеле был единственный в Ману ресторан.
Как на островах было принято, блюда в меню отеля состояли в основном из консервированного мяса. И при этом косяки рыбы спокойно плавали в лагуне.
– Я вынужден был приплачивать повару, чтобы уговорить его поймать свежую рыбу мне на обед.
Он сказал это Джеггарду, но тот сразу отвел взгляд, поэтому он повернулся к Томасу:
– Островитяне, у которых есть хоть какие-то деньги, теперь предпочитают в основном консервы с солониной, а не свежую натуральную пищу, которую ели раньше. Миссионеры говорят им, что их пища нецивилизованная..
Джеггард беспокойно ерзал на стуле.
– Прошу вас, капитан, – сказал он настойчиво, – мистер Вандерлинден и я – очень занятые люди.
Капитан терпеливо вздохнул, снял ногу с ноги и снова положил ногу на ногу, аккуратно расправив слишком тесные штанины.
– Через неделю, – сказал он, – механик выпрямил вал и сказал, что мы сможем отчалить на следующий день в прилив. То есть я должен был провести в отеле еще одну ночь. Вот тогда я и встретил мужчину с вашего плаката.

На закате капитан, как обычно, пошел в маленькую хижину с приподнятым полом, которая исполняла роль ресторана. На этот раз там был еще один гость – пожилой белый человек. Они беседовали и пили джин-слинг, пока им готовили рыбу.
Пожилой человек был довольно разговорчив. Он сказал, что живет в Ману уже много лет и спускается с гор только три или четыре раза в год, когда приходит почтовый пароход и привозит вышедшие за это время номера «Пасифик Тайме». Тогда он останавливается в отеле «Экватор» на одну неделю. Раскладывает газеты в хронологическом порядке, читает их с начала до конца. И у него возникает ощущение, что он живет в другом измерении, где время течет не так, как во всем мире. Ему часто хотелось заглянуть вперед и узнать, как же развивался какой-нибудь надвигающийся кризис. Но он ни разу не поддался этому искушению – даже когда новости кричали об угрозе мировой войны.
Почему он сейчас приехал в гостиницу? До него дошли слухи, что в лагуну зашел корабль, и он решил, что это почтовое судно, которое прибыло немного раньше. Он спустился и, конечно, обнаружил, что это «Медея». Но не очень расстроился из-за ошибки. Ему всегда нравилось встречаться с путешественниками. Сам он родился в Канаде и спрашивал, не бывал ли там капитан. Джонсон ответил, что нет, не бывал.
Они поужинали, вышли на веранду и стали любоваться лагуной. Они просидели там несколько часов, выпив две бутылки пальмового вина, отгоняя москитов и летучих мышей и разговаривая о ситуации в мире. Капитан Джонсон не из тех людей, которые суют нос в чужую личную жизнь, поэтому все, что он узнал о незнакомце, – что он живет в горах и изучает обычаи туземных племен.
Примерно в два часа ночи они попрощались и разошлись по своим хижинам.
На следующий день капитан встал только к обеду. Хозяин «Экватора» сказал ему, что его вчерашний собеседник расплатился и уехал сразу после восхода солнца.

– Вот примерно и все, – сказал капитан Джонсон. – Это было больше года назад. Незачем было запоминать подробности.
Тут Джеггард нахмурился.
– Думаю, мы смело можем сказать, что подробностей в вашем рассказе было более чем достаточно, – сказал он стенке. – А как его звали, вы помните? Он назвал себя?
– Это было так давно, – сказал капитан. – Я слышал его имя всего один раз. Может, это правда был Роуленд Какой-то-там. Ну, имя, которое написано на плакате.
– Как выдумаете, сколько ему было лет? – спросил Джеггард.
– Там климат очень старит людей, поэтому трудно определить возраст наверняка, – сказал капитан Джонсон. – Скорее всего, ему было уже за семьдесят. – Он взял плакат со стола Джеггарда и снова посмотрел на него. – Это он, точно!
Джеггард был доволен. Он встал, чтобы показать, что Джонсон больше не нужен, но Джонсон остался сидеть. Тогда Джеггард нажал кнопку звонка на столе.
– Моя жена проводит вас, – сказал он, глядя на стену рядом с Джонсоном.
Секретарша вошла, покачивая зобом. Значит, она его жена, подумал Томас. Возможно, при своей манере смотреть мимо людей Джеггард вообще не замечал этого ее недостатка.
Капитан медленно встал, разгладил тесные брюки и взял котелок.
– Надеюсь, я чем-то помог вам, – сказал он Томасу. Потом медленно пошел к выходу, как будто удерживая равновесие на раскачивающейся палубе.
После того как дверь закрылась, Джеггард сказал, что если Томас согласен, он проверит информацию капитана. Будут разосланы радиограммы, написаны письма; если будет необходимо, они свяжутся с посольствами – сделают все возможное, чтобы удостовериться, что капитан встречался действительно с Роулендом Вандерлинденом.
– Да, продолжайте, пожалуйста, – сказал Томас.
– Я сейчас же свяжусь с нашим человеком в том районе, – сообщил Джеггард стене рядом с Томасом. – У нас есть агенты во многих частях света.
Встреча подошла к концу.
– Пожалуйста, передайте мои наилучшие пожелания доктору Вебберу, – сказал Джеггард на прощанье.
– Обязательно передам, – сказал Томас.
– Он многие годы передавал мне дела о медицинском страховании, – сказал Джеггард. – Он попросил меня приложить особые усилия в вашем деле.
Когда они пожимали друг другу руки, Джеггард на мгновение скосил глаза на Томаса.
– Когда мы получим подтверждение, мы с вами свяжемся, – сказал он.

3

Четыре часа спустя Томас Вандерлинден приехал к себе в Камберлоо. Он едва успел открыть дверь, как зазвонил телефон. То была жена Джеггарда.
– Все подтвердилось, – сказала она. Впечатление от ее милого голоса было теперь несколько испорчено воспоминанием о ее зобе. – Мистер Джеггард только что получил телеграмму из Мотамуа. Роуленд Вандерлинден жив и здоров, и его место жительства известно. Посылать ли нам своего агента, чтобы переговорить с ним?
– Сначала я должен спросить у матери. Я перезвоню вам позже, – сказал Томас.
– Мистер Джеггард говорит, что будет ждать ваших указаний, – сказала жена Джеггарда.

Томас сразу пошел домой к Рейчел.
Она сидела одна у камина в библиотеке. Ее длинные седые волосы были заплетены в косичку, лежавшую у нее на плече. Томас поцеловал ее в щеку. Ее зеленые глаза за очками в серебряной оправе сидели очень глубоко, из-за чего она казалась зорким зверьком, выглядывающим из недр своей пещеры.
– Да? – сказала она. – Что ты мне скажешь?
– Нашли Роуленда. Он в одном из самых отдаленных мест, которые можно только представить, – на острове в Тихом океане. Похоже, он живет там уже много лет, – сказал Томас.
Ее глаза превратились в маленькие точки.
– Хорошо, – сказала она. – Отправляйся и привези его сюда. Я хочу его видеть.
– Но у Джеггарда там есть человек, – сказал Томас. – Он может передать ему от тебя любое послание, какое пожелаешь.
– Ну нет, – сказала она. – Поезжай ты. Он не обратит внимания ни на кого другого. А если поедешь ты, он вернется вместе с тобой.
– Вернется вместе со мной? – спросил Томас. – Почему ты не можешь просто написать ему и спросить обо всем, что хочешь узнать? Совершенно ясно, что нет никакой необходимости заставлять его ехать в такую даль, только чтобы поговорить с тобой. Он же старый человек.
– Нет, – ответила она. – Мне нужно кое-что спросить у него, глядя ему в глаза. И если его придется уговаривать, ты сможешь его уговорить.
Томас снова попробовал возразить:
– А что если он не сможет приехать? Что если он уже не в состоянии путешествовать? В конце концов, он старик, а это место так далеко. – Ему казалось, что прозвучало очень убедительно.
Но Рейчел только покачала головой.
– Поезжай к нему, – сказала она. – Он однажды сказал мне, что, если будет мне нужен, он придет. Напомни ему об этом, если придется. Скажи ему, что сейчас он мне нужен.
Вот и все. Больше сказать было нечего.
Поэтому Томас еще раз посоветовался с Джеггардом, уладил все формальности и собрал чемодан. Через два дня он отправился в один из самых дальних уголков мира.

4

Томас Вандерлинден, который был страстным любителем ментальных путешествий, реальных путешествий не любил совсем. «Жизнь людей была бы намного проще, если бы они вовсе не покидали собственных домов», – писал один из его любимых авторов, и Томас был с ним согласен. И все же, несмотря ни на что, он отправился в путешествие на другой край земли.
В начале все шло совсем неплохо. Поезд на запад был достаточно удобен для путешествия в несколько дней, несмотря на стойкий запах табака в его маленьком купе. Великие Озера были прекрасны. Прерии – действительно однообразны. Горы, когда они явились взору, сначала впечатляли, но потом стали скучны, как череда книжных шкафов, полных одинаковых книг в аляповатых обложках. Они даже заставили Томаса пожалеть о прериях – те хотя бы вызывали ощущение, что за их однообразием кроется какое-то более глубокое значение, которое открылось бы, если бы у него хватило твердости ума в них проникнуть.
Наконец поезд пришел в Ванкувер. Из-за гнетущего горного массива этот город показался Томасу опасной грудой булыжников, готовых скатиться в пропасть. Постоянно лил дождь, и люди, снующие между домами, походили на жуков с панцирями-зонтиками.
Ему предстояло пробыть здесь три дня; он мало выходил на улицу. Почти весть день сидел в сыром номере своей маленькой гостиницы возле пристани. Оконная рама погнулась, и от нее отваливалась белая краска. Он то читал, то смотрел на ржавые грузовые суда, стоящие на якоре в гавани; от них, точно новорожденные детеныши, отплывали лодочки. С каждой ночью, казалось, дождь лил все сильнее. Он хлестал по стеклам так, что не давал Томасу спокойно спать. Старые часы в холле гостиницы били полночь будто из другого мира.
Дождь прекратился на третье утро, сразу после того, как он сел на корабль, отплывавший на Гавайи. Он нервничал, потому что раньше никогда не путешествовал по морю, а его предупредили, что сейчас сезон дождей. Но в течение всего путешествия по морю погода оставалась прекрасной: весь день светило солнце, ночью сияли звезды, пароход шел так же ровно, как ранее поезд.
Но удовольствие, как он знал, никогда не длится долго.
Корабль пришел в Гонолулу, и он предвкушал, как несколько дней будет привыкать к ходьбе по суше. Но обнаружил, что у него на это нет времени: он сразу должен ехать на другую пристань. Он поехал туда и сел на «Иннисфри» – шхуну, которая раз в месяц ходила в архипелаг Мотамуа. Ее капитан, нервный ирландец, ждал его. Томас пробыл на борту всего час, затем паруса подняли, и шхуна отправилась в плавание.
В крошечной каюте, лежа на узкой койке, к которой сбоку прибита дощечка, – явно для того, чтобы пассажир не выпал, – ему сразу стало не по себе. Будто он в животе у какого-то несчастного монстра – так громко скрипели шпангоуты. Шхуна столь сильно реагировала на ветры и волны, что ему и думать не хотелось о том, что же будет во время шторма.
Все эти мысли промелькнули в его голове, когда судно выходило в открытое море. Обычная океанская волна вызвала первый приступ морской болезни.

Томас Вандерлинден оставался у себя, насколько это позволяли размеры «Иннисфри». Помимо капитана и шести матросов, которые по очереди стояли на вахте, на корабле было четыре пассажира. Томас решил, что подобные люди и отправляются в такие путешествия.
Сначала он познакомился с супругами Беркли – миссионером и его женой из Саскачевана; большую часть дня они просиживали на палубе. Они возвращались в Мотамуа после отпуска по болезни. Мистер Беркли был высоким худым мужчиной с выступающими скулами и крупными ушами. Ему было за сорок, хотя временами он выглядел лет на двадцать старше.
Его жена – маленькая полная женщина с короткими темными волосами, строгим лицом и прищуренными глазами. Она носила синее прямое платье – свою «сутану», как она его называла. Она объяснила Томасу, что «Его Преподобие» (как она величала своего мужа даже в его присутствии) только что провел месяц в больнице, где его лечили от тропического расстройства, которое она снова и снова называла «денге». Она сказала, что в этом виноват климат Мотамуа.
– Он убивает нас обоих, – сказала она.
– А что такое «денге»? – спросил Томас.
– А вы не слышали о ней? Болезнь, которая передается москитами, – сказала она. – В больнице никогда не видели такой тяжелой формы болезни, как у Его Преподобия.
И она с гордостью посмотрела на своего мужа. Мистер Беркли, который спокойно ел, посмотрел на нее так, будто он ее ненавидел, или будто ему было больно, или и то и другое. По его худому лицу было трудно ощутить разницу.
– Мы не запомнили ваше имя, – сказал мистер Беркли Томасу.
– Вандерлинден, – сказал он. – Томас Вандерлинден.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33