– Значит, здесь когда-то был врач?
– Конечно, был – военный врач, офицер, – сказал Роуленд. – Большинство племен признают пользу современной медицины. Военным врачом был француз по имени Дюпон. Трудно себе представить более приятного человека, и ему здесь нравилось. Но он не мог ни на шаг продвинуться с тарапа. Понимаете, они верят в реинкарнацию. Полагают, что любую болезнь надо перетерпеть, потому что иначе она вернется в твоем следующем существовании даже в худшей форме. – Роуленд покачал головой. – Старина Дюпон. Можете себе представить, что такое мировоззрение оказалось для него тяжелым испытанием. Я спросил его, почему он не сказал им, что, к примеру, хинин – дар богов. Так он, возможно, добился бы какого-то успеха. Но он рациональный человек, ученый; он даже и не подумал бы говорить то, что считает абсолютной ложью. Он был по-своему так же упрям, как тарапа. Сейчас он работает на атолле Венува.

10

Дождь продолжал барабанить по крыше, а кувшин с джином снова опустел.
– Пойду принесу еще, – сказал Роуленд и зашел в дом.
Макфи зевнул и поднялся.
– Я пойду спать, – сказал он Томасу. – Уверен, что вам двоим нужно о многом поговорить. – Он наклонился поближе, сказал: – Перед сном убедитесь, что заперли дверь, – и ушел.
Томас задумался о том, что Макфи имел в виду. Но больше он думал о Роуленде Вандерлиндене, которого нашел, преодолев такое расстояние. Временами в этот вечер ему казалось, что Роуленд – не такой уж пожилой человек и его преждевременно состарил местный климат. Иногда же, напротив, он казался стариком, который чудесным образом сохранил юношеские энтузиазм и живость ума. Не важно. Томас не мог не восхищаться им как ученым и идеалистом, который посвятил свою жизнь этому далекому месту.
Роуленд принес еще джина.
– Значит, Макфи решил, что с него довольно? – сказал он. – Это предупреждение для нас. Давайте выпьем по последнему бокалу, чтобы отпраздновать встречу.
Он наполнил стакан Томаса, они чокнулись и выпили. Роуленд снова пристально посмотрел на него.
– Вы действительно очень похожи на свою маму.
Томасу говорили это и раньше. Он часто смотрел в зеркало, тщетно выискивая сходство, которое было так очевидно другим.
Теперь Роуленд начал очень дружелюбно расспрашивать его. Женат ли он? Кем работает? Есть ли у него братья или сестры? Потом он стал интересоваться Рейчел. Его потрясло, что она болеет, но еще больше его поразило то, что все эти годы она живет в Камберлоо.
– Я всегда представлял себе ее в Квинсвилле, в доме рядом с озером, – сказал он, качая головой: такого он явно не ожидал. Потом прищурился – он был весь внимание. – У нее есть… кто-нибудь?
– Да, есть, – ответил Томас. – Они дружат уже много лет, с моего детства. Он врач, сейчас на пенсии. Его зовут Джеремия Веббер. Он говорит, что был с вами знаком. Вы помогали коронеру, а он был тогда ассистентом.
– Веббер? – сказал Роуленд. – Да, кажется, я помню его. Но вы говорите, что она знакома с ним с вашего детства. Значит, не он ваш отец?
– Нет, – сказал Томас, – мой отец умер, когда я был совсем маленьким. Он погиб на войне. Поэтому она и хочет видеть вас. Она считает, что вы сможете рассказать ей о нем.
Казалось, Роуленд озадачен.
– Он просто появился однажды, назвавшись вашим именем, – сказал Томас.
Роуленд сидел неподвижно и не произносил ни слова. И Томас коротко пересказал ему историю Рейчел о том далеком дне, когда незнакомец постучал в ее дверь.
Роуленд выслушал его до конца.
– А! – только и сказал он, когда Томас закончил. Порыв ливня налетел на крышу с особым грохотом. Было уже далеко за полночь, и над ними жужжали москиты, тоже прятавшиеся от дождя.
– Значит, вы понимаете, о чем речь? – спросил Томас, когда стук дождя немного утих. – Вы знаете, кто он?
– Да, – сказал он. – Конечно, знаю.
– И вы вернетесь и поговорите с ней? Она просила напомнить вам, что вы однажды ей обещали: вы приедете, если будете ей нужны. – А потом Томас сказал то, о чем раньше не позволял себе и подумать. – Я не знаю, сколько она еще проживет. Ваш приезд будет для нее очень важен.
Роуленд не колебался:
– Конечно, я поеду с вами. Я не забыл о своем обещании. И я с удовольствием увижу ее снова. Хотя мы и разошлись, но никогда не поступали друг с другом непорядочно. Мы просто не смогли жить вместе. – Его черные зубы сверкнули. – Собственно говоря, я планировал написать книгу о своих исследованиях племени тарапа. Я возьму с собой некоторые из записных книжек и узнаю, что о них думают в университетском издательстве. Но вы должны понять – и сделать так, чтобы Рейчел это поняла: я не смогу остаться там надолго. Моя жизнь здесь.
Томас пришел в восторг, что все оказалось так просто.
– Когда мы отправимся в путь? – спросил он.
– Завтра утром, – сказал Роуленд. – Нет никакого смысла откладывать отъезд. – Он встал. – Пойдемте-ка спать. Я еще должен пойти и сообщить семье, что на некоторое время уеду. Не могу сказать, что это будет приятный разговор.
Он взял пару, лизнул и протянул ее Томасу.
– Лизните в последний раз, это поможет нейтрализовать джин.
Томас взял рыбу и дважды провел языком по ее крапчатой части, как Роуленд. Она прилипла к его языку, но вкуса в ней уже не было. Он нетвердо поднялся на ноги.
– Кстати, – сказал Роуленд, – обязательно вытряхните ботинки утром перед тем, как надеть их: здесь водятся скорпионы, ядовитые пауки и другие разнообразные насекомые, которые любят залезать в ботинки по ночам.
Томас поблагодарил за информацию – ив тысячный раз задал себе вопрос: почему существуют люди, которым хочется жить в таких местах? И снова ему показалось, что Роуленд прочел его мысли.
– Постороннему, – сказал он, – может показаться, что здесь – хаос. Но со временем понимаешь, что во всем этом есть некий порядок, настолько сложный, что его невозможно до конца ухватить. Может, если бы мы этот порядок постигли, нам не было бы никакой разницы, где жить. – Его лицо выглядело очень усталым. – Временами я думал, что, наверное, было бы лучше просто остаться дома и изучать неспешность перемен: смотреть, как выцветает рисунок на софе и все такое… Похоже, это устраивает большинство людей. Но для меня это – не жизнь.
Теперь Роуленд выглядел на свои годы, и Томас засомневался: сможет ли этот старик совершить сложное путешествие через джунгли к побережью? Потом проплыть на корабле полмира? А потом вернуться обратно? Он думал об этом, когда Роуленд пожелал ему спокойной ночи и вошел в дом. Томас встал, но ему пришлось схватиться за стул, чтобы не упасть. Ступая твердо, насколько мог, под аккомпанемент дождя он пошел вокруг веранды до своей комнаты.

11

В комнате горела свеча – шипя, когда над ней сгорали ночные бабочки и москиты. На столе около свечи стояла красная орхидея в зеленой вазе. Томас опять обратил внимание на стук дождя по крыше. Стук этот претерпел еще одно важное изменение высоты и ритма, и казался уже не случайным творением природы, а чем-то искусственным и полным значения. Но Томас был слишком изумлен и утомлен, чтобы думать об этом. Он сбросил сандалии. Ночь была прохладной, поэтому он остался в халате. Задул свечу и лег в постель, натянув вокруг себя москитную сетку. Несколько москитов, которым удалось проникнуть внутрь вместе с ним, жужжали над головой. Он устало поборолся с ними, но, не закончив, уснул.
А через некоторое время услышал, как скрипнула дверь. Должно быть, дождь прекратился, потому что взошла луна, и теперь она освещала всю комнату. Он хотел повернуться к двери, но почувствовал, будто тяжелый камень лежит на нем и прижимает его к постели.
К кровати с двух сторон приблизились две фигуры. Он попытался заговорить, но смог выдавить из себя только стон. Кто-то поднял москитную сетку, и в лунном свете он ясно увидел двух женщин: он был уверен, что это супруга и дочь хозяина. Но он не мог точно понять, кто из них кто. Они надели страшные деревянные маски, похожие на те, что он видел на стенах столовой. Их массивные тела были полностью обнажены и блестели от масла. У каждой от шеи до пупка тянулась татуировка в форме замысловатой красной орхидеи. В самой середине этого цветка сидело огромное насекомое, и его татуированные глаза светились желтым в лунном свете.
Одна из женщин склонилась над ним и распахнула его халат. Вторая вынула маленькую коробку, открыла крышку и вытряхнула что-то ему на живот – что-то легкое и холодное, похожее на засохший лист. И лист начал двигаться. Он тихо пополз по его телу на грудь, потом к лицу. Кряхтя от усилий, Томас смог поднять голову на несколько дюймов, чтобы посмотреть.
На его груди, подняв хвост для удара, сидел огромный скорпион. Томас весь сжался, приготовившись к боли. Но вдруг скорпион развернулся и стал двигаться по его телу в обратном направлении, по животу и вниз, вниз… Он всхлипнул и напряг тело в ожидании мучительного укуса.
В этот момент женщина опустила коробочку на скорпиона и сняла его с Томаса. Он готов был заплакать от облегчения и радости. Теперь на кровать тяжело залезла вторая женщина. Оседлала его и посмотрела ему в глаза сверху вниз. Через дырки в маске он мог видеть темные влажные глаза. Была это мать или дочь – его уже не интересовало. Волна эйфории охватила его, когда она погрузила его в свою мягкую, влажную теплоту. Она раскачивалась вперед-назад, вперед-назад. Он не мог больше сдерживаться. Он испустил громкий крик наслаждения.

Макфи зашел в комнату, натягивая халат. – С вами все в порядке? – спросил он. – Что случилось?
Томас, обнаружив, что уже способен двигаться, запахнул халат и поднял москитную сетку. Маленькая комната была ярко освещена луной; женщин не было.
– Я… Простите, – сказал он. – Мне показалось, что здесь кто-то есть. Смотрите, – сказал он. На полулежала разбитая ваза и выпавшая из нее красная орхидея.
– Наверное, это кошка, – сказал Макфи. – Мне кажется, я видел, как она отсюда выбегала. Ваша дверь была открыта нараспашку. Я же велел вам ее запереть. Закройте ее теперь за мной.
Он ушел, а Томас задвинул засов и вернулся в постель. Он долго лежал, пытаясь восстановить в сознании тот странный сон – если это был сон. Но с таким же успехом он мог рассматривать контуры предмета через матовое стекло – бесполезные усилия его истощили. Он крепко уснул.
С первыми лучами солнца его разбудил крик петуха. Томас чувствовал себя вполне бодро, несмотря на джин, выпитый накануне. Он вылез из постели и внимательно осмотрел комнату, но не смог найти никаких признаков того, что здесь кто-то побывал; только красная орхидея на полу кишела муравьями. Он взял цветок большим и указательным пальцем, пошел на веранду и выкинул его вместе с крошечными хищниками в высокую мокрую траву.

12

Томас Вандерлинден оделся и обошел веранду к парадному входу. Макфи уже сидел там; он выглядел хорошо отдохнувшим, а его длинные волосы были зачесаны назад. Он курил сигарету – одну из первых в тот день – и был доволен жизнью.
– Мы будем завтракать здесь, – сказал он. Томас сел и стал ждать. Через некоторое время из дома вышла девушка, сгибаясь от тяжести подноса с едой и кофе. Ее волосы были только что смазаны маслом, из-под ярко-желтого платья виднелась татуировка.
Томас, уверенный теперь, что знает, что изображено на татуировке, посмотрел на девушку в поисках намека на произошедшее ночью: не приснилось ли ему? Но она держалась непринужденно, и в ее черных глазах не скрывалось никакой тайны. Она поставила поднос на столик, твердой рукой налила в чашки густой кофе и ушла. Если это не она, подумал Томас, то, может быть, его оседлала супруга? В этих масках при лунном свете невозможно было определить, кто из двух женщин младше. Или, может, все это был сон.
Он съел несколько жареных бананов с блюда на подносе и уже пил кофе, когда к ним вышел Роуленд. В утреннем свете было видно, что его лицо, морщинистое от слишком обильного солнца, отдает желтизной после всех болезней и лихорадок, которые он подхватил в этом климате за свою жизнь. Как и его гости, он теперь был одет для путешествия, в сильно поношенных коричневых походных ботинках. У него был взволнованный вид, и за кофе он почти все время молчал. Допив кофе, он встал и глубоко вздохнул.
– Лучше не буду затягивать и закончу с этим побыстрее, – сказал он и вошел в дом.

Томас и Макфи ждали его, готовые отправиться в путь. Роуленд ушел минут десять назад. В доме послышался громкий шум, и хозяин вышел к ним с брезентовым рюкзаком за плечами. Две женщины шли за ним и выли. Когда они вышли, их вой превратился в истошный визг. Томасу пришлось собраться с силами, чтобы выдержать его, – примерно также, как приходилось делать при сильном ветре в открытом море.
– Не волнуйтесь, – прокричал Роуленд. – Это такой обычай!
По-видимому, он гордился тем, что они подняли такой шум.
Томас увидел, что глаза у женщин совершенно сухие и что они очень внимательны.
Трое мужчин пошли по тропинке, и крики преследовали их.
– Это не значит, что они будут по мне так сильно скучать, – сказал Роуленд Томасу. – Они просто хотят показать духам, какой шум-гам они устроят, если я не вернусь.
Как только они дошли до края леса, вопли прекратились. А потом птицы джунглей, которые до того молчали, завели свои песни – сначала робко, будто после грозы, потом увереннее, а затем уже так пронзительно, что любой человеческий крик потонул бы в этих звуках.

13

После относительной прохлады гор, спуск к тому месту, где их ждали два каноэ, показался Томасу медленным погружением в сауну – куда, к тому же, кто-то выпустил миллионы кусачих насекомых, не признающих никакой другой пищи, кроме человеческой плоти и крови. Роуленд волновался за свои записные книжки, которые лежали у него в рюкзаке, и отказался идти вброд через глубокое место, чтобы их не испортить.
– Я уже однажды потерял все мои записные книжки, – сказал он, – и не хочу, чтобы это когда-нибудь снова произошло.
Однако, судя по всему, он совершенно не боялся насекомых, и больше никак не задерживал спуск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33