Однако раненая нога все же слушалась – и это можно было считать большой удачей, поскольку в бою пушечное ядро разорвалось совсем близко. Хирургам всегда проще отрезать ногу, руку или кисть, чем возиться с лечением. Большинство армейских докторов обычно выбирали легкий путь. Зак на протяжении нескольких лет мог наблюдать, как хирурги делали из сильных и здоровых мужчин жалких калек, и перестал уважать эту профессию.
– Что этот старый доктор делал здесь в такую ночь? – спросил Зак, пытаясь перекричать шум падающей воды.
Хэмиш рассмеялся:
– Он шел на могилу жены.
– Разве это забавно? – удивился Зак.
– Сегодня несколько эмигрантов из Ирландии погибли на Гэллатин-стрит, выполняя работу за мизерную оплату. Это, может, и печально, но к подобному я уже привык. – Флетчер потер руки. – Однако этот случай весьма загадочен, а для полицейского такие происшествия очень интересны.
– Не вижу ничего особенного, – сухо произнес Зак. Когда-то он любил подобные загадки и даже гордился своей способностью решать их. Но два года назад один человек дал понять, что Зак может не все. В результате погибла девушка по имени Рэйчел, которую майор любил. – Кроме того, – сухо добавил он, – я не полицейский, а кавалерийский офицер.
– Вот как? – Хэмиш хлопнул его по спине. – Посмотри в словаре, что значит «начальник военной полиции», парень.
Зак показал подбородком на то место, где, нетерпеливо переступая с ноги на ногу, стоял кладбищенский смотритель. Его качающийся фонарь бросал отблески на окружающие гробницы.
– Может, он что-то видел?
– Кто знает? – пожал плечами Хэмиш. – Этот приятель, похоже, знает по-английски лишь несколько слов. Ты, случайно, не говоришь по-немецки?
– Нет, – усмехнулся Зак.
– Утром нам нужно разыскать кого-нибудь, кто может с ним объясниться.
Подойдя к иммигранту, Зак взял из его рук фонарь и показал на ворота:
– Данке шён.
Флетчер с удивлением посмотрел на майора.
– Я и не догадывался, что ты владеешь немецким.
Мраморные склепы словно выстроились друг за другом вдоль прямых пересекающихся дорожек с проходами из подстриженной зелени и булыжников. По наклонным скатам стекала вода, заливая едва заметные надписи. Кое-где могильные плиты были разбиты и вскрыты. Там буйно росла трава, валялись щепки и белели изъеденные непогодой кости.
– А кто был этот доктор? – спросил Зак, когда они двинулись вниз по центральной аллее.
– Его имя Генри Сантер, – ответил Флетчер, стараясь идти в ногу со своим командиром. – Он руководил больницей Сантера на Бьянвиле, в старом квартале. Это единственная частная лечебница в городе, которая не закрылась во время войны.
– У него есть семья?
– Он вдовец. Жил на улице Конти со своей сестрой Элис Сантер. Нам туда. – Флетчер указал на двух солдат в синих мундирах, прячущихся от дождя у сложенной из маленьких кирпичей стены, которая окружала похожий на печь склеп. – Дальше по этой дороге.
Они повернули налево. Подойдя ближе, Зак заметил, что между мужчинами стоит маленькая женщина в черном платье – возможно, она и была сестрой убитого. Ее волосы намокли и налипли на бледное лицо. Она держалась в стороне от мужчин, словно желая быть от них подальше. Впрочем, это было неудивительно – из всех жителей города именно женщины наиболее открыто выражали свою ненависть и презрение армии унионистов. Вот почему Батлер обнародовал свой печально известный «Приказ для женщин».
Зак почти сразу увидел тело человека с седой бородой, в неестественной позе лежавшего у входа в склеп, на котором резцом было высечено «МАРЕ». Дождь безжалостно хлестал по бледным морщинистым щекам мертвеца. Вода насквозь пропитала короткую бороду и жилет, обагренный кровью от пробившей грудь темной деревянной стрелы.
Осторожно ступая на основание склепа, майор поднес фонарь к лицу убитого. В нос ударил аромат от лежащих на земле цветов жасмина, причудливо смешиваясь с запахами крови и влажного воздуха. Глаза доктора были закрыты, словно он забылся спокойным сном. Протянув руку, Зак дотронулся до все еще теплой шеи.
– Вы уверены, что он мертв? – спросил Зак стоящих рядом кавалеристов.
– Как можно сомневаться в этом, – произнесла молодая женщина с легким французским акцентом и едва сдерживаемой ненавистью, – если кто-то пробил из арбалета его сердце?
Глава 3
Зак внимательно посмотрел на незнакомку в промокшем шелковом платье. По ее бледному лицу сбегали дождевые капли. В черных глазах, под которыми возраст еще не прочертил морщин, ясно читалась враждебность. Определенно это была не сестра Генри Сантера.
Только француженки могут выглядеть столь изящно, как эта женщина с длинной шеей, хрупким телом, невероятно тонкой талией, высокой округлой грудью и аристократической посадкой головы, которая вызывала в памяти старинные замки, салоны, а также гильотину, отрубающую такие головы. Девушка словно излучала утонченность, хрупкость, аккуратность. Правда, со всем этим резко контрастировали горящие яростью глаза и чуть грубоватые полные губы. Однако даже падающие с маленького вздернутого носа капельки дождя и налипшие налицо волосы не портили изящный облик незнакомки. Она была очень красивой и одновременно грозной.
– Я видел людей, которые довольно долго жили – хотя и мучаясь – с такими же тяжелыми ранами, – произнес Зак, медленно выпрямляясь.
– Не сомневаюсь, – ее взгляд задержался на его сабле, затем переместился на «кольт», после чего незнакомка снова посмотрела на Зака, – что вы и сами нанесли немало подобных ран.
Зак повернулся к Флетчеру:
– Что она здесь делает?
Величественные усы чуть дрогнули.
– Позвольте представить вам мадам де Бове. Именно она была с этим джентльменом, когда его убили.
Зак внимательно взглянул на сохраняющую самообладание женщину.
– Вы видели, как это произошло?
– Да.
Большинство женщин, которым доводится быть свидетелями убийства, закатывают истерику и слабеют. Но мадам де Бове вела себя совершенно иначе. И это невольно вызывало уважение, интерес и даже подозрение.
– А вы не могли бы выбрать более подходящий вечер для посещения кладбища?
Девушка заморгала – дождевая капля попала ей в глаз.
– Супруга доктора Сантера и моя мать умерли в один день от эпидемии желтой лихорадки 1849 года. Мы приходим сюда каждый год молиться и возлагать цветы на их могилы.
Взгляд Эммануэль упал на лежащий у ног смятый, измазанный кровью букет жасмина.
«Как же она держится!» – подумал про себя Зак.
– А вы видели, кто это сделал?
Девушка не ответила на вопрос. Сузив глаза, она спросила сама:
– Разве это беспокоит вашу армию? Почему бы это дело не передать полиции Нового Орлеана?
Зак недовольно буркнул:
– В Новом Орлеане нет полиции.
– Потому что вы отправили большую часть из этих людей в тюрьму! – выкрикнула Эммануэль, теряя самообладание.
– Это так, – согласился Зак. Положив большой палец на ремень, он наклонился к ней. – А теперь вы расскажете мне, что случилось?
Стоящий позади него Хэмиш вытащил карандаш, потрепанную записную книжку в полотняной обложке и приготовился записывать. Эммануэль бросила короткий взгляд на капитана и опустила глаза.
– Мы всегда приходили на могилу моей матери в этот день, – произнесла она, глядя куда-то во мрак дождливой ночи. – Склеп семьи Сантер находится дальше. Обычно я читаю все молитвы. На этот раз я ограничилась только несколькими.
Зак заметил, что внешнее спокойствие было иллюзией. Девушка едва сдерживала дрожь. Майор понял, что она не желает показывать ему своих чувств из-за цвета его формы. Для нее он был врагом, которому не следует демонстрировать слабость. Но, похоже, была и еще какая-то причина для этой высокомерной ненависти.
– Продолжайте, – попросил Зак. – Вы видели кого-нибудь?
– Нет. Мне пришлось спешить из-за грозы. – Тут девушка осеклась, словно проглотив что-то. – Я уже встала, когда стрела из арбалета пролетела мимо меня.
– Стрела из арбалета? – недоверчиво переспросил Зак. И снова, вздернув подбородок, она кинула на него презрительный взгляд.
– Что вас удивляет?
Она вела себя явно вызывающе. Зак крепко сжал челюсти, но затем показал глазами на стрелу, пронзившую доктора в грудь.
– Это не арбалет. Стрела слишком мала. И сделана из дерева.
Он помолчал, ожидая ее реакции, но его собеседница молчала. Подняв глаза, Зак, к своему удивлению, увидел, что девушка смотрит куда-то вдаль. Что с ней? Дождь по-прежнему лил как из ведра, вода бежала по каменным сточным канавам. Маленькие ручейки струились по бледному, словно одеревеневшему лицу Эммануэль. Внезапно Зак понял, что девушка промокла насквозь, устала и не может говорить от горя и страха.
– Ладно, – произнес он. – Хватит об этом. Вы можете заболеть.
Майор поглубже натянул шляпу. В глазах девушки мелькнула неприязнь.
– Не заболею, – хриплым голосом произнесла она. Какое-то время они молча смотрели друг на друга, хотя в темноте сквозь струи дождя разглядеть чужое лицо было нелегко.
– Не обращайте внимания на мои слова. – Зак сдвинул шляпу назад. – Где вы живете?
Девушка чуть поколебалась.
– На улице Дюмен, между улицами Ройял и Шартр.
– Капитан Флетчер проводит вас домой.
– Спасибо, но мне не нужно сопровождение.
Зак изобразил на лице улыбку:
– Извините, мадам, но в данный момент я знаю о вас и о том, что здесь произошло, только с ваших слов.
От волнения и злости она тяжело задышала.
– Понятно. Хорошо.
Ночь была теплой. Зак еще раз оценивающе поглядел на стоявшую рядом молодую женщину. Судя по траурному одеянию, недавно овдовела, подумал он. Пришла сюда помолиться за умершую мать, а вместо этого стала свидетельницей жестокого убийства старого друга. Девушка была хрупкой и при других обстоятельствах вызвала бы в нем жалость и, может, даже рыцарские чувства, но она столь от-18 крыто выражала свою враждебность, что Зак испытывал к ней лишь странную смесь неприязни и постыдного плотского желания.
Резко отвернувшись от нее, майор посмотрел в глаза Флетчеру и произнес:
– Проводи ее до дома.
Сестра Генри Сантера, Элис, значительно старше доктора, подумал Зак, изучающе глядя на сидящую перед камином в кресле-качалке женщину. Ее руки покоились на коленях, спину она держала подчеркнуто прямо. В мягком свете торчащей из канделябра одинокой свечи волосы Элис казались белыми, контрастируя с розовым цветом лба. Руки были хрупкими, а лицо тонким, но морщины выдавали почтенный возраст. Однако в светло-серых глазах пожилой женщины читались ум и проницательность. Только еле заметная дрожь в голосе выдавала ее горе.
– С вашей стороны было очень любезно меня посетить, майор, – спокойно произнесла она. – Я вам признательна.
Это было неправдой, и они оба догадывались об этом. Лучше было бы, если бы Зак не приходил и не сообщал о смерти ее брата. Но как решил Батлер, смерть на кладбище не могла быть простой случайностью, и потому требовалось тщательно расследовать дело.
Зак оглядел комнату. Они сидели в гостиной городского дома Сантеров. Его взгляд на мгновение задержался на высоком лепном потолке, а затем перешел на богато украшенную мебель в английском стиле, закрытую от солнечных лучей белыми хлопчатобумажными покрывалами. Даже позолоченные сосуды были прикрыты тюлем, чтобы в них не пробрались спасающиеся от страшной жары мухи.
Откуда-то издалека послышался звон отбивающего часы церковного колокола. Когда звуки смолкли, Зак перешел к делу:
– Прошу меня извинить, но я должен задать вопрос. Есть ли у вас какие-либо подозрения относительно того, кто мог желать смерти вашему брату?
Сестра Сантера сделала короткий быстрый вдох и откинулась на спинку кресла. Какое-то время она обдумывала ответ, затем отрицательно покачала головой:
– Нет. Но Эммануэль могла бы ответить на этот вопрос намного лучше, чем я.
– Эммануэль?
– Эммануэль де Бове.
– А… – Зак опустил глаза на черную вельветовую шляпу, которая лежала у него на коленях, и какое-то время молча смотрел на золотистую эмблему в виде скрещенных кавалерийских сабель. Эммануэль де Бове, женщина в траурном платье на кладбище. – А почему? – спросил он.
– Эммануэль всегда помогала Генри в больнице. – Мягкий мелодичный французский говор был очень похож на акцент мадам де Бове. – Видите ли, создание больницы было давней мечтой моего брата, но основали ее три человека – Генри, отец Эммануэль Жак Маре и ее муж Филипп де Бове.
– Ее отец и муж – врачи? – Вот почему она так спокойна при виде мертвеца, подумал Зак.
– Да. Жак Маре скончался от страшной эпидемии желтой лихорадки в 1853 году. – Элис помолчала, затем крепко сжала губы, словно что-то вспомнив.
– А Филипп де Бове? – подсказал Зак, помогая ей.
– Он был убит на войне два месяца назад.
Совсем недавно, подумал Зак. Это объясняло ненависть молодой вдовы к его форме.
– Знаете, Эммануэль сама всегда хотела стать доктором, – продолжала Элис Сантер, – но женщинам не разрешают заниматься этим. – В голосе старой женщины прозвучало такое сожаление, что Зак заподозрил, что она и сама мечтала об этой профессии.
Он задал еще несколько вопросов – о больнице, знакомствах и привычках покойного, – после чего направился к выходу. И тут Элис Сантер внезапно спросила его о том, что, похоже, все время вертелось у нее на языке:
– Может быть такое, что Генри был убит по ошибке?
Зак резко повернулся и, подняв голову, внимательно посмотрел на женщину.
– Вы думаете, что целились в мадам де Бове?
– Нет, конечно, нет, – поспешно ответила Элис.
В первый раз за время их беседы Зак подумал, что она не столь искренна с ним, как хочет казаться.
Эммануэль стояла в дверях комнаты своего сына и прислушивалась к его слабому дыханию.
– Доминик, – еле слышно прошептала она, поскольку сын спал и у нее не было желания его будить. Она просто не сумела побороть в себе желание произнести его имя – как не смогла не прийти сюда, к двери, которая связывала их комнаты. Ей очень хотелось лишний раз убедиться, что сын жив и находится в полной безопасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36