Впрочем, ей нечего стыдиться. Гирайз собирался бросить ее в Ксо-Ксо. И, подвернись ему случай, он бросит ее и в Юмо. Как он сам справедливо заметил, они участники гонок.
Здание мэрии выросло перед ними — красивое сооружение в энорвийском стиле, увенчанное развевающимся грейслендским флагом. У входа их остановил часовой в серой форме и потребовал изложить, по какому вопросу они пожаловали, и предъявить удостоверения личности. Первое они изложили, второе — предъявили, и часовой впустил их. Без особых трудностей они нашли дорогу к регистрационному офису, где обнаружили чиновника-энорвийца такого почтенного возраста, что грейслендцы не сочли нужным менять его на своего представителя. Гирайз обратился к регистратору на свободном энорвийском, и тем самым снискал его расположение — в мгновение ока оба вонарских паспорта были проштампованы. Гирайз поведал о затруднительном положении, в которое попала «Водяная фея», и регистратор пообещал доложить кому следует. Оба путешественника, исполненные счастья, покинули здание мэрии.
Сделано, без затруднений и в полном объеме. Приобретено еще одно официальное подтверждение следования по маршруту Великого Эллипса. Ну а теперь совсем немного можно пожить в свое удовольствие.
На лице Лизелл сияла улыбка, когда они окунулись в марево тропического дня.
— Ты понимаешь, что мы, возможно, вырвались вперед и всех оставили позади, ну, может быть, за исключением близнецов Фестинетти? Кстати, где они могут быть, как ты думаешь? — спросила она Гирайза.
— Последние несколько недель я о них ничего не слышал. Ничего не могу сказать и о других — Чарном, Заване, и прочих наших соперниках.
— Судя по нашей последней встрече, все они остались позади. Вот только Фестинетти давным-давно вырвались вперед, а потом исчезли. Если они миновали Ксо-Ксо раньше нас, то мы должны были что-нибудь о них услышать. А ведь с ними могло что-то случиться!
— Нам ничего не известно, поэтому нет оснований строить предположения.
— Это позиция флегматика.
— Я бы назвал это логическим рассуждением.
— Ты ошибаешься, есть очень много оснований строить предположения. Предположения вызывают массу вопросов, стимулируют интеллект… — она болтала, наслаждаясь интеллектуальными упражнениями.
Они поравнялись с узенькой улочкой, уходящей вбок, и ее внимание привлекли злобные голоса, доносившиеся оттуда. Она увидела, как одетые в форму цвета хаки констебли били туземца. Ягарец — почти обнаженный, покрытый синяками и ссадинами — даже не сопротивлялся. Закрыв руками голову и пригнувшись к земле, он кричал. Глухие к его мольбам констебли методично и усердно работали своими дубинками.
— Эй вы там, немедленно прекратите! — закричала Лизелл, она уже бежала по переулку. — Вы же убьете его, прекратите!
Констебли оторвались от работы и взглянули на нее, один из них что-то проворчал по-энорвийски. Его слова ничего не сказали ей, но жесты, их сопровождавшие, были очень красноречивы. Тогда она обратилась к ним на вонарском, который констебли должны были бы знать, а может быть, и нет, в любом случае она должна сделать так, чтобы они ее поняли. Остановившись и изменив тон, она уже спокойно начала:
— Пожалуйста, остановитесь. Вы же видите, что он не сопротивляется. Остановитесь.
Констебли уставились на нее. Прижавшийся к земле туземец сделал то же самое. Один из офицеров в форме цвета хаки бросил ей что-то злое.
— Он говорит, чтобы ты не вмешивалась, — перевел Гирайз. Он подошел и встал рядом.
— Поговори с ними. Скажи им, чтобы они прекратили, они могут до смерти забить его.
— Я не думаю, что мои слова здесь помогут.
— Пожалуйста, хотя бы попытайся.
— Хорошо, — Гирайз заговорил с констеблями на их родном языке. Он говорил спокойно, рассудительно, и они слушали его несколько мгновений, после чего обрушили на него раздраженный поток энорвийского. — Они говорят, что это беглый рабочий с алмазных копей, — перевел Гирайз. — Они говорят, что туземцам закон запрещает покидать свои рабочие места.
— Но это возмутительно, это похоже на рабство!
— И когда беглецов ловят — их сурово наказывают, во всяком случае, таковы правила. Чтобы другим было неповадно.
— Это отвратительно с их стороны. Такого можно было бы ожидать от грейслендцев, но они-то — энорвийцы, ведь так? — Она обратилась к констеблям, на этот раз по-грейслендски, который они должны были понимать. — Очень хорошо, вы его поймали, вы его наказали, наказали справедливо и как следует. Почему же сейчас… вы не можете просто…
На нее враждебно посмотрели. И в эту секунду, воспользовавшись моментом, ягарец вскочил на ноги и помчался в конец переулка. С пронзительными воплями констебли пустились вдогонку.
— Постойте, — Лизелл инстинктивно перегородила им дорогу. Один из констеблей налетел на нее, и она тяжело шлепнулась на землю, но она ясно видела, как Гирайз незаметно подставил подножку второму констеблю, и тот, запнувшись, растянулся в полный рост. Его напарник остановился на перекрестке, вертя головой по сторонам. Очевидно, преследуемый исчез, так как он, чертыхаясь, повернул назад.
Упавший констебль поднялся, в бешенстве изрыгая энорвийские ругательства на Гирайза, который бормотал вежливые, смиренные извинения — недостаточные, чтобы усмирить его гнев. Злобная тирада не прекращалась. Лизелл поднялась, попав под залп ругани второго подошедшего констебля. Она пожала плечами в знак того, что не понимает его энорвийского, и он перешел на грейслендский.
— Вы помогли сбежать ему. Вы помешали городской полиции выполнить свой долг. Вы совершили серьезное уголовное преступление.
— Стечение обстоятельств. Я очень неловкая, — извиняющимся тоном лепетала Лизелл, взяв пример с Гирайза. — Я очень сожалею, что причинила вам такие неудобства, но все это, поверьте, всего лишь досадное стечение обстоятельств.
— Вы встали у меня на пути и задержали, а этот клоун в цветастой рубахе подножкой уложил моего напарника. Благодаря вашему вмешательству беглый туземец ускользнул от правосудия. И вы называете это стечением обстоятельств?!
— Конечно, констебль, неприятное…
— Молчать, вы арестованы — оба. Вы находитесь в Юмо Тауне, в городе Империи, и наши законы не будут подвергаться осмеянию со стороны каких-то иностранных побирушек, бродяг и бездельников.
Ах ты жалкий бесхребетный маленький лакей, держу пари, что большинство твоих энорвийцев с радостью разорвало бы тебя на части, подумала Лизелл, но плотно сжала зубы, чтобы слова не вырвались.
— Господа констебли, мы — не бродяги и не побирушки, — вежливо заговорил Гирайз. — Мы — порядочные путешественники из Вонара. Мы — участники Великого Эллипса. Вы, конечно же, слышали о Великом Эллипсе?
— Хватит придуриваться, лжете только себе во вред, — оборвал констебль.
— Это не ложь, — настаивал Гирайз. — Вот посмотрите. Я покажу паспорт, — он полез в карман.
— Стоять!
В руках обоих констеблей показались служебные револьверы. Лизелл обомлела. Гирайз замер.
— Руки вверх. Оба.
Арестованные повиновались. Один из констеблей бесцеремонно обыскал их, забрав паспорта и портмоне.
— Прямо-таки клад, — присвистнул констебль, открыв портмоне. — Взгляни, — он показал портмоне напарнику. — Вонарские новые рекко. Тысячи рекко.
— Угу, — кивнул его напарник, будто ничего другого и не ожидал увидеть, и зарычал на Гирайза: — Где ты это стащил?
— Я не стащил, — ответил Гирайз, — паспорта и деньги принадлежат мне и этой леди.
— Пожалей себя, не зли нас.
— Но он говорит истинную правду, — вмешалась Лизелл, от волнения еще более спотыкаясь на грейслендских словах. — Это все — наша собственность, это нам принадлежит, будьте так добры.
— Мы и не сомневаемся. Вы, конечно же, богатые путешественники, скрывающиеся под лохмотьями бродяг, это-то что-то новенькое. Может, вы на маскарад так вырядились?
— Понимаете, мы попали в неприятную ситуацию, и вся наша одежда потерялась…
— Все интереснее и интереснее, — констебль держал паспорта, внимательно их проверяя. — Гирайз в'Ализанте, Лизелл Дивер, граждане Вонара.
— Это мы, — подтвердил Гирайз.
— Настоящие в'Ализанте и Дивер скоро заявят властям о пропаже своей собственности. Может быть, заявление уже и поступило.
— Констебль, сэр, как же мне доказать, что я — это я? — взмолилась Лизелл.
— Будем считать, что настоящие владельцы этого богатства остались живы, — продолжал констебль, будто не слыша ее. — За такие деньги можно и убить. А может, у вас есть необходимость выдавать себя за в'Ализанте и Дивер, а?
— Констебль сочиняет небылицы, — Гирайз не мог сдержать иронической усмешки.
— Скоро все выясним. Руки за спину.
Гирайз повиновался, и констебль надел на него наручники.
— Тебя это тоже касается, — сказал второй констебль Лизелл.
Ей хватило сил не вступать в пререкания. И металлические кольца сомкнулись на ее запястьях. Невероятно, но на ней позвякивала короткая цепочка наручников. Констебль взял ее за левую руку, чуть выше локтя, и властно потянул за собой.
— Куда вы ведете нас? — спросила Лизелл.
— В участок на Западной улице. Шевели ногами, — скомандовал констебль.
Их вели по самому центру Юмо Тауна, прохожие останавливались и глазели на констеблей в хаки и их невообразимо одетых, закованных в наручники пленников. Лицо Лизелл пылало. Мечтая провалиться сквозь землю, она вначале смотрела себе под ноги, но вскоре к ней вернулось спасительное самоуважение, или самолюбие взыграло, и она, подняв голову, пошла вперед с тем давно позабытым достоинством, с каким бывшие Благородные шли на казнь в дни революции.
Они вошли в участок. На двери центрального входа красовалась эмблема Вечного Огня: слепящего солнечного света и любопытства прохожих больше не было. В участке царил полумрак, духота и тишина. Писец и пара караульных встретили вновь прибывших арестованных без особого интереса.
— Парочка незваных чужаков, — бросил по-грейслендски один из доставивших пленников констеблей. — Пойманы при пособничестве беглому туземцу. Препятствовали правосудию и оскорбили служителей закона. Подозреваются в воровстве или того хуже. Нашли у них краденые вещи. — Он выложил на стол конфискованные паспорта и портмоне.
Писец исследовал содержимое портмоне, и его скучающие глаза заблестели. Он аккуратно сделал запись в одну из своих книг, затем положил деньги и документы в верхний ящик стола и повернул ключ.
— Не поступало заявлений по этому случаю?
— Нет еще.
— Глаз с них не спускайте. Дело серьезное может выйти.
— Мы не воры! Мы ничего не украли! — вырвалось у Лизелл. — Мы не совершили ничего противозаконного!
— Имя? — строго спросил писец, занеся руку над книгой.
— Лизелл Дивер. Я — вонарка. Я — участник Великого Эллипса. В'Ализанте тоже из Вонара, и тоже участник. У нас и в мыслях не было препятствовать правосудию. Это было случайное стечение обстоятельств. Мы…
— Запиши «безымянная женщина, на вопросы не отвечает», — велел констебль. Писец кивнул.
— Это неправда! Я отвечаю. Меня действительно зовут Лизелл Дивер. Я…
— Имя? — обратился писец к мужчине.
— Гирайз в'Ализанте. Вонарский путешественник. Прежде чем вы напишете «безымянный, на вопросы не отвечает», позвольте мне поговорить с вашим капитаном или с иным главным здесь лицом. Если вы это позволите, все недоразумения тут же разрешатся…
— Недоразумения только начались, если ты вообразил, что вранье тебя спасет. А что касается капитана, так будь покоен, ты ответишь на все его вопросы, когда он вернется.
— Когда он будет здесь?
— Через два дня, а пока вы посидите в тюрьме центрального участка.
— Два дня! — воскликнула Лизелл. — У нас гонки, Великий Эллипс! Мы не можем сидеть здесь два дня!
— Если вы простые воры, то будете сидеть в исправительной колонии Южных территорий Ягаро несколько лет, или же вас приговорят к дорожным работам, и тогда по сравнению с этим наш участок покажется вам райским садом, — сообщил ей констебль. — А если мы установим, что вы убили законных владельцев этих портмоне, то вас расстреляют. Вообще-то у нас принято головы рубить за такие дела, но сегодня мы часть Империи, и наши методы экзекуции теперь слегка усовершенствованы. Заприте их, — приказал он караульным.
Напрасно Лизелл протестовала, их с Гирайзом погнали к тяжелой деревянной двери в глубине помещения и втолкнули в вонючую арестантскую камеру. Она оказалась поделена на шесть клеток, одна из которых была размером как пять остальных вместе взятых. Занятой была только большая клетка, там сидели семь мужчин: пять ягарцев и два белых, от них разило ксусси, нечистотами и рвотой. Апатия сотрудников участка на Западной улице объяснилась сама собой: в их обязанности входило контролировать в этом районе общественное пьянство. Пара пьяных глаз из клетки посмотрела на Лизелл с интересом, один из арестантов улыбнулся и как старой знакомой помахал ей рукой, остальные смотрели безучастными стеклянными глазами.
Наручники сняли. Лизелл и Гирайза поместили в примыкающие друг к другу свободные клетки. Двери захлопнулись, замки защелкнулись, караульные удалились.
В апартаментах Лизелл находились: лежак, прикрученный к стене болтами, помойное ведро, ржавая кружка, туча жужжащих мух и больше ничего. Одна стена в помещении была каменная, остальные три от пола до потолка представляли собой железную сетку. Лизелл вся была на виду. Если она решит воспользоваться этим помойным ведром, то у происходящего будут зрители.
Будто прочтя ее мысли, один из пьянчуг в большой клетке зачмокал губами, чтобы привлечь ее внимание, и принялся расстегивать штаны. Она отвернулась.
Гирайз поймал ее взгляд. Через ячейку сетки он протянул ей руку, и она ухватилась за нее. Какое-то время они стояли молча, затем она спросила:
— Как ты думаешь, сколько времени уйдет у этих тупых полицейских, чтобы выяснить, что мы не воры и не убийцы?
— Со временем они увидят, что заявление на совершенное нами преступление не поступает, и изменят свое решение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95