А еще у нее сломался ноготь.
Пока они разговаривали, Блэкстон открыл нижний ящик шахматного столика и достал тяжелую коробку, обернутую махровым белым полотенцем. Удерживая коробку на коленях, он сложил полотенце вдвое и вытер и без того чистую лакированную поверхность. Взгляд его упал на чередующиеся клетки винно-красного вязового капа и светлого клена, блестевшие под слоем лака. Вот если б жизнь была такой же упорядоченной, геометрически размеченной, а возможности всех игроков известны!
– А твои родные? – спросил он. – Где они живут?
– В Аризоне, – ответила она. – В городе Темп.
– Кажется, это университетский город.
– Да. Мои родители преподают в университете.
– И как они отнеслись к тому, что ты пошла в ФБР?
– Они были огорчены. Мой отец считал, что передо мной открывались любые возможности.
Он усмехнулся.
– Эвелин сказала бы обо мне то же самое.
Убедившись в том, что на столе нет ни пылинки, Блэкстон открыл крышку коробки из розового дерева. Каждая шахматная фигура была завернута отдельно. Шахматы были изготовлены известной лондонской фирмой «Жакэ» и стоили больше тысячи долларов, но он совершенно не жалел о потраченных деньгах. Фигуры вырезались вручную: черные – из эбенового дерева, белые – из самшита. К подставке каждой был приклеен кружочек кожи.
Фигуры не были чрезмерно замысловатыми. Кони представляли собой традиционные конские головы, а не латников на вставших на дыбы скакунах. Серьезных игроков гораздо больше интересуют вес и фактура шахмат. Он видел такие наборы, где слонов нельзя было отличить от пешек, а королей – от ферзей, и отказывался играть ими.
Сверяясь с текстом журнала, он расставил партию Фишер – Найдорф, сыгранную в 1962 году, предложив играть ее с тринадцатого хода.
– Я играю белыми, – сказал он.
– Значит, я стану Найдорфом, – отозвалась она.
– А ты против?
– Ничуть. А где шахматные часы?
Он вытащил таймер с двумя циферблатами.
– Как устанавливаем? – спросил он.
– С пятиминутными интервалами, – предложила она.
– Скоростные шахматы? – уточнил он.
– Хорошая возможность заставить себя полагаться на интуицию, – сказала она. – Ты ходишь?
Вместо ответа он передвинул своего ферзя на А4.
– Шах, – объявил он.
– Интересный момент ты выбрал для начала, – заметила она и переставила коня, чтобы защитить короля.
– Хороший ход, – сказал он.
– Очевидный, – откликнулась она.
У него забилось сердце. Теперь игра пойдет острее. Он посмотрел на доску и сказал:
– Я знаю про след, ведущий в Каньонвиль.
Она посмотрела на него, но промолчала.
Он снял ее слона ладьей. Она выгнула бровь. Его ладье угрожала центральная пешка. Неравный размен. Она клюнула на приманку.
– Значит, ты понимаешь наш интерес к делу, – сказала она, забирая его ладью.
– Джон Гарилло был вашим информатором? – спросил он.
– Я справлюсь у нашего руководства.
Он передвинул своего коня в центр доски.
– Чтобы узнать, так ли это, или узнать, можно ли мне сказать?
– Я получу ответ либо на один из твоих вопросов, либо на оба, – ответила она, не отрывая глаз от доски.
Тиканье часов, казалось, заполнило всю комнату. Она выдвинула королевского слона, освободив место между королем и ладьей. Она готовила рокировку: хороший оборонительный ход. Но он запоздал.
Он снова сделал ход конем.
– Шах.
Если она передвинет короля, то не сможет рокироваться – правила это запрещают. Она передвинула короля. У нее было всего два варианта.
Он опять пошел конем.
– Шах.
– Почему у меня появилось ощущение безжалостного давления? – вопросила она, спасая своего короля.
Его следующий ход требовал хитрости. Он сходил слоном, убрал руку – а потом быстро попытался вернуть фигуру обратно.
Клер его остановила.
– Ты отнял руку.
– Я хотел…
– Мне очень жаль, – сказала она, – но правила есть правила.
– Нисколько тебе не жаль, – отозвался он, грустно улыбаясь.
Он наблюдал за тем, как она оценивает позицию. Ее глаза стремительно скользили от клетки к клетке: она мысленно просчитывала возможные варианты. Он знал, о чем она думает. Она спрашивала себя, как ей воспользоваться его ошибкой. Передвинув своего слона, он подставил его ее слону. Но если она снимет его своим слоном, он сможет закрыть короля пешкой. И тогда она могла бы передвинуть ферзя, угрожая его королю, и, возможно, переломить ход игры.
Она взяла его слона. Он демонстративно застонал и снял ее слона. Похоже, она не понимала главного принципа: жертвовать, чтобы победить.
– Не хочешь еще чаю? – спросил он, держа руку над кнопкой, останавливающей таймер.
– Пытаешься выиграть время? – парировала она.
– Ходить сейчас тебе, – напомнил он ей, останавливая часы. – Это ведь дружеская встреча, Клер. Не хочешь сделать ее еще интереснее?
– Что ты имеешь в виду? Пари?
– Отчего бы и нет, – согласился он. – На что будем ставить?
– Все равно. Важно, чтобы мы оба были в выигрыше. – Она говорила, глядя ему прямо в глаза.
Какие у нее удивительные глаза. Необычайно прозрачные. Блэкстон накрыл ее руку своей, погладив кожу запястья большим пальцем.
– Кое-что мы уже выиграли. – Он сам не узнавал свой вдруг охрипший голос. – Мы оба знаем, чем закончится сегодняшний вечер. Так ведь, Клер?
Она слушала с напряженным вниманием, следя, как движутся его губы.
– Чего же ты тогда хочешь? – спросила она грудным голосом. Руку она не убрала.
– Если выиграю я, то я задам тебе вопрос, на который ты должна будешь ответить. Если выиграешь ты, то это я должен буду тебе отвечать.
– А откуда мне знать, может, у тебя нет ответов на интересующие меня вопросы?
– Нет никого опаснее накачавшегося психостимуляторами и размахивающего гранатой байкера. Правда, Клер?
Она посмотрела на него, потом на доску.
– По-моему, ты пытаешься меня совратить.
– Хочешь сдать партию? – спросил он.
Вместо ответа она выдвинула вперед ферзя. Между ее ферзем и его королем стояла только пешка, которой он снял ее слона. Он переставил свою королевскую ладью в центр доски. Она в ответ передвинула на клетку вперед ферзевую ладью, выведя ее из угла, и снова включила таймер.
– Когда ты вернешь мне мои вещдоки? – поинтересовался он.
– Это и есть твой вопрос?
– Нет. Я же пока еще не победил.
– Это верно, – согласилась она.
Он передвинул свою ладью по доске, угрожая ее ферзю. Если она снимет его ладью ферзем, тогда его конь возьмет ее ферзя и поставит шах королю.
– Ну ты и хитрец! – возмутилась она.
– Послушай, давай отключим таймер.
Клер не стала возражать. Свой следующий ход она обдумывала пятнадцать минут. Потом ее лицо осветилось улыбкой, и она поставила своего ферзя рядом с королем. Хороший ход, но недостаточно хороший, чтобы ее спасти.
Игра продолжалась. Блэкстон держался внешне спокойно и на поле занял выжидательную позицию. Клер, прикусив нижнюю губу, сделала очередной ход. Он понимал: ей отчаянно хочется выдвинуть вперед больше фигур, создать возможность атаки. А он, будто забыв обо всем, разглядывал влажный след, оставшийся у нее на губе.
Она почувствовала паузу и оторвала взгляд от доски. На мгновение их взгляды скрестились, а потом он снял пешку, стоявшую рядом с ее королем.
– Шах.
Она опять пыталась просчитать варианты, и он предложил:
– Дать тебе блокнот?
Она кивнула, соглашаясь.
Пока она писала, он рассматривал ее лицо. Складка у нее между бровями стала глубже, ноздри едва заметно раздувались. Он не стал загонять ее в угол, но он ее связал. Сейчас, сейчас она это увидит. Есть! Он понял это по ее глазам. Черт! Как же это его возбуждало!
– И о чем же ты хотел спросить? – заговорила она наконец.
– Сейчас не время задавать вопросы. – Он поднялся и взял ее за руку. – Пойдем, – сказал он. – Я покажу тебе остальную часть дома.
Позже – много, много времени спустя – ее голова лежала у него на плече. Лениво водя пальцем по его груди, она сказала:
– Это был хороший прием.
Он пригладил ей волосы.
– Какой?
– Сам знаешь, – ответила она. – Когда ты притворился, будто сделал ошибку. Надо будет мне его запомнить.
– Если сумеешь зайти завтра, – сказал он, – я передам тебе все, что у меня есть на того парня – байкера с гранатой.
– Судя по всему, гадкий тип, – отозвалась она, прикусывая зубами его сосок.
Блэкстон невольно застонал.
– Угу, – подтвердил он, поворачиваясь к ней. – Он избил проститутку, а она обратилась к нам.
– Надо же! – пробормотала она и приникла к нему всем телом. – Это она молодец.
Он уткнулся лицом ей в шею, потому не расслышал ее слова, но она вывернулась и повторила вопрос:
– Она запомнила, в какой он был машине?
О чем это она его спрашивает? Он никак не мог сосредоточиться. Похоже, вся его кровь отлила от мозга в другие части тела.
– Взятая напрокат, номера Орегона. Она сказала – «меркюри-комет».
Клер прижала ладонь к его губам.
– Хватит о работе, ладно? Отложим дела на завтра.
Она притянула его к себе. Но на этот раз отстранился он.
– Моя очередь спрашивать. Джон Гарилло работал на вас? Он был информатором?
– По-моему, ты зря потратил свой вопрос. Ты ведь и сам уже обо всем догадался.
– Это означает «да»? – уточнил он.
Но она не ответила: она слышала только шум крови у себя в ушах, чувствовала лишь жар своих бедер и не могла остановить их ритмичного движения. Это было нечто невероятное. В его затуманенном сознании мелькнула мысль: наверняка она занимается йогой или еще какими-то экзотическими упражнениями. И тут все разговоры о работе стали просто ни к чему.
Они занимались любовью, пока не обессилели оба. А потом Клер мгновенно провалилась в глубокий сон.
Блэкстон прислушивался к ее ровному дыханию. Где-то поблизости по рельсам прогрохотал состав. Блэкстон решил, что это товарняк, идущий на юг. Он знал все звуки железной дороги: гудки и свистки, которыми локомотивы приветствовали друг друга, визг их тормозов. Даже с расстояния в несколько миль он мог определить, приближается состав или удаляется. Он смотрел в открытое окошко на звезды и перебирал в памяти события прошедшего дня – и это в высшей степени приятное его окончание. Он ни о чем не сожалел, и, судя по тому, как она блаженно улыбалась во сне, у нее тоже не было сожалений. Какое-то смутное воспоминание крутилось у него в голове – что-то он недавно то ли видел, то ли слышал, – но сейчас он был так утомлен, что и не пытался ухватить неуловимую мысль. Ничего, решил он, зевая, если мысль того стоит, завтра он непременно додумает ее до конца.
Он закрыл глаза, и на грани сна и реальности в его подсознании возникла картинка: лампа у его кровати превратилась в ферзя Клер. Да ведь она поставила мне шах, понял Блэкстон. И, засыпая, успел подумать: я должен срочно что-то предпринять.

17

В среду утром Манч разбудил телефонный звонок. Звук доносился издалека. Нет, звонят, конечно, не ей… Окончательно проснувшись, она повернулась на своей койке и уставилась на покрытые надписями стены, удивляясь тому, что так хорошо выспалась. Сбросив тонкое шерстяное одеяло, она встала и подошла к двери камеры.
– Мне можно позвонить? – спросила она надзирательницу.
Надзирательница, рыжеволосая мулатка, оторвалась от чтения газеты.
– Может, попозже. – Она было вернулась к странице, но тут же снова подняла взгляд на Манч, осматривая ее запачканный смазкой комбинезон. – Ты работаешь на автозаправке?
– В гараже в Валли.
«По крайней мере работала до вчерашнего дня», – подумала она. Кто знает, что теперь будет.
– И что ты там делаешь? Меняешь масло?
– Регулирую двигатель, меняю тормоза, сцепление, проводку. Все что угодно.
– А с «шеви» работала?
– «Шевроле» – мои любимые машины, – ответила Манч, подходя ближе к решетке, которая их разделяла. – У вас какой?
Надзирательница отложила газету.
– «Камаро» шестьдесят седьмого года.
– «Ралли Спорт»?
– «Супер Спорт».
– Классная машина.
– Когда не барахлит, – бросила та.
– С ней что-то не в порядке? – спросила Манч.
– Да. Когда становится жарко…
– …она не заводится, – закончила фразу Манч.
Надзирательница передвинула стул ближе к камере Манч.
– Я поменяла аккумулятор, зажигание, стартер…
– Проблема не в них, – сказала Манч. – Когда вы поворачиваете ключ, то даже щелчка нет, так?
– Точно.
– Но если выждать минут двадцать, то она сразу же заводится.
– Ага, вот именно!
Манч прочла нагрудную табличку надзирательницы.
– Мне уже приходилось иметь с этим дело, полисмен Риз, – сказала она. – А мне правда нельзя попасть к телефону пораньше?
Надзирательница посмотрела в оба конца коридора.
– Я не знаю, что ты сделала, милочка. Но мне приказано тебя изолировать.
– Значит, покурить тоже нельзя.
– Извини, – сказала надзирательница. – Так как ты отладила те машины?
– Поставила дополнительный соленоид. Дайте мне бумагу и карандаш, – предложила Манч. – Проще будет, если я нарисую схему. Вы отнесете ее своему механику, и он все сделает.
Надзирательница дала Манч блокнот с желтой бумагой, каким пользуются адвокаты, и шариковую ручку и стала смотреть, как Манч рисует квадратик с двумя столбиками, которые обозначила значками «плюс» и «минус».
– Это ваш аккумулятор, – объяснила Манч. – Он дает двенадцать вольт.
Надзирательница кивнула.
– Так, – продолжила Манч. – Соленоид стартера, – тут она нарисовала цилиндр в нижней части листка, – установлен на верхней части стартера. Чтобы включить стартер, ему нужно от восьми до десяти вольт. Соленоид – это, в сущности, привратник. Когда он получает сигнал от ключа зажигания, то открывает путь току от аккумулятора к стартеру. Пока все понятно?
Женщина кивнула, явно заинтересованная.
– У вас передача автоматическая?
– Да.
– Ладно.
Манч нарисовала еще несколько квадратов и кружков, объясняя, как работает каждое устройство.
– Изоляция на «шеви» старых моделей часто портится и дает утечку тока, особенно когда жарко. Чтобы соленоид стартера заработал, он должен получить сигнал как минимум в восемь вольт, но к тому времени, как ток до него доходит, там остается уже всего шесть или семь вольт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29