https://wodolei.ru/catalog/dushevie_poddony/80x80cm/
В них-то и поселились Петровы, Потапов, Карло и Мэри Таволато.
В первый же день у входа в таверну Петров неожиданно наткнулся на капитана Смита.
Прибытие на остров Девы шлюпки № 3 было для капитана горькой неожиданностью. Он рассчитывал на то, что все брошенные им на произвол судьбы лодки погибнут в океане и таким образом не останется никого, кто смог бы выступить в качестве его обличителей. В «своих» пассажирах он был уверен – ведь, в сущности говоря, они являлись соучастниками преступления, и, стало быть, им оставалось только одно – держать язык за зубами.
Появление шлюпки под командой Петрова меняло положение. Капитан Смит испугался и, как все трусы, прежде всего попытался умилостивить своего противника. Завидев Петрова, он осклабился во весь рот, снял фуражку и, пытаясь «по-простецки» обнять русского, с деланным радушием воскликнул:
– Хэлло, друг! Как я рад видеть вас живым и здоровым!
Петров резко отвел его руки и прошел мимо, не сказав ни слова. Таким образом, взаимные позиции сразу определились.
В последующие дни из разговоров с людьми капитанской шлюпки удалось выяснить, что благодаря наличию мореходных инструментов эта шлюпка добралась до острова Девы на шестой день после катастрофы, что она лучше всех других шлюпок была снабжена водой и припасами и что все ее пассажиры прибыли в полном здравии, не испытывая никаких лишений. Выяснилось далее, что капитан Смит по прибытии на остров Девы ничего не сделал для организации поисков оставшихся в океане шлюпок и что вся его телеграфная переписка с Лондоном сводилась к переговорам о скорейшей эвакуации собственной персоны с острова Девы да уплате причитающегося ему жалованья.
Все эти подробности подлили масла в огонь. Пассажиры «русской шлюпки», как ее называли на острове, и раньше до крайности возмущенные действиями Смита, теперь, не стесняясь, рассказывали жителям острова о гнусном поведении капитана. В рядах спутников Смита также начался разброд. Чтобы как-либо ослабить сыпавшиеся на него обвинения, капитан Смит, опираясь на клеветнические рассказы буров – Ванболена и Дрентельна, пустил в ход «большевистское пугало». Он утверждал, будто бы во время скитаний по океану Петров создал на шлюпке «советскую республику», потакал черным и даже грозил револьвером тем более благоразумным белым, которые пытались противодействовать его «большевистским безумствам».
Скоро все эти обвинения и контробвинения дошли до слуха начальника острова и поставили его в весьма затруднительное положение. С одной стороны, этот старый служака колониального ведомства не питал ни малейших симпатий к русским большевикам, но, с другой стороны, неблагоприятная шумиха вокруг имени капитана Смита заставляла его проявлять в отношении Смита известную осторожность…
Вообще с прибытием шлюпок с «Дианы» положение начальника острова очень усложнилось. Раньше – даже несмотря на войну – жизнь в этом далеком захолустье шла привычными, веками сложившимися путями. В сущности, не о чем было думать. На все имелись традиция, норма, образец. Именно поэтому с незапамятных времен установился обычай назначать начальником острова Девы человека, за выслугой лет выходившего на пенсию. Таков был и мистер Липер: маленький седенький старичок с благообразным румяным лицом и спокойными, неторопливыми движениями. Ему было 63 года, и в мирной обстановке он уже три года назад вышел бы в отставку. Из-за войны Липера задержали на посту сверхсрочно, но все его мысли и чувства были обращены к отставке, к пенсии, к тихой жизни на собственной ферме в Англии, в йоркшире. Он с нетерпением ждал окончания войны, чтобы поскорее погрузиться в эту желанную «нирвану» и полностью отдаться единственной страсти своей жизни – рыбной ловле. На эту тему и вообще о рыбах он мог говорить бесконечно. В такие минуты его тусклые глаза загорались внезапным огнем, а движения становились быстрыми и энергичными. Здесь, на острове, мистер Липер преимущественно и занимался рыбной ловлей – ничто не мешало ему.
И вдруг эти шлюпки – наказание господне! Одна – страшно сказать! – с русскими большевиками из Москвы, другая – с капитаном Смитом, о котором ходят нехорошие слухи… А такие солидные джентльмены, как лондонский банкир Драйден и генерал Блимп, когда спрашиваешь их совета, только руками разводят и неопределенно кряхтят. Да, никогда не было столько треволнений у почтенного мистера Липера.
«Как с ними держаться?» – думал мистер Липер, получив от жены подробный отчет об ее свидании «с большевиками из Москвы». Как и полагается английскому чиновнику, мистер Липер официально был «беспартийным», но мыслями и чувствами принадлежал к «стопроцентным» консерваторам. И хотя ни одного «живого большевика» он никогда не встречал, но питал инстинктивную неприязнь к «коммунистической России», подкрепляемую различными газетными выдумками о ней. Да, все это так… Но сейчас? Сейчас эти большевики являлись союзниками правительства его величества в войне против Германии – и какими союзниками! Сталинград показывал, какие силы таятся в нынешней России. С таким союзником обращаются вежливо, очень вежливо… К тому же трое русских, заброшенных капризом судьбы на остров Девы, отнюдь не походили на бандитов. Миссис Липер нашла их даже приятными людьми. Что же делать?
Впрочем, мистер Липер не очень долго размышлял. Он вообще не любил много думать и старался не предаваться столь опасному занятию. Мистер Липер предпочитал полагаться на традицию и на инстинкт, который у него, как у всякого англичанина, был сильно развит.
Так получилось, что через неделю после выхода из больницы Петровы и Потапов были приглашены на ленч к начальнику острова. Перед тем между мистером Липером и его супругой происходила длинная дискуссия по вопросу о том, кого еще пригласить. Само собой разумелось, что на ленче должны быть наиболее видные люди из числа спасшихся после катастрофы. Стало быть, и капитан Смит?.. Но мистер Петров и мистер Смит даже не кланяются друг другу… Сводить их вместе, за одним столом, было бы рискованно. Супруги решили: не сводить.
Но как же быть со Смитом? После долгого раздумья супруги Липер пришли к спасительному компромиссу – устроить два ленча: один, на котором будут присутствовать советские путешественники, а также все лица, относящиеся к ним дружелюбно или хотя бы нейтрально, и другой, на котором будет присутствовать капитан Смит, а также те лица, которые ему симпатизируют и избегают контактов с «советскими красными». Кто знает, как еще обернется история с капитаном? Так пусть никто ни в чем не сможет упрекнуть мистера Липера. Конечно, два ленча стоят дороже, чем один, но ничего не поделаешь: во время войны каждый должен приносить жертвы на алтарь отечества.
Завтрак, устроенный для советских гостей, прошел, как и следовало ожидать, сухо и официально. Мистер Липер поднял тост за победу союзников. Его жена пожелала здоровья и успеха всем жертвам катастрофы. Петров поблагодарил хозяев за гостеприимство и предложил выпить за победителей под Сталинградом. Хозяева выпили, но без особого энтузиазма… Впрочем, все было вполне корректно, и, проводив гостей, мистер Липер облегченно вздохнул.
Глава семнадцатая
ОКАНО И ЕГО НАРОД
Однажды, собирая с Таней на берегу океана раковины удивительной красоты, Петров познакомился с Окано, учителем местной школы для коренного туземного населения. Этот бронзовокожий высокий человек был здешним островитянином, но хорошо говорил по-английски и среди своих соплеменников являлся единственным человеком, получившим европейское образование. Судьба Окано сложилась необычно.
Лет двадцать назад к острову Девы случайно пристала роскошная яхта лорда Брума, крупного промышленника и благотворителя, совершавшего со своими друзьями увеселительную прогулку по океану. Остров Девы понравился путешественникам, и они провели на нем дней десять. В то время Окано было лет пятнадцать. Он пристроился к богатым туристам проводником и порученцем. Сообразительный и быстрый мальчик пришелся лорду по нраву, и перед отъездом Брум предложил Окано отправиться с ним в Англию и там получить образование. Лорд Брум сдержал свое слово: молодой Окано пробыл в Англии пять лет, учился на средства лорда, приобрел диплом педагога и вернулся на родину. Здесь он создал начальную школу для островитян и учительствовал в ней уже не первый год.
Разговорившись с русским моряком, Окано попросил его рассказать школьникам что-нибудь о своей стране, о России.
– Ведь это такой необыкновенный случай, что русские люди попали на наш остров! – говорил Окано. – Пусть наши дети услышат о Советской России от русского.
– Охотно исполню вашу просьбу, – ответил Петров. – Если, конечно, английские власти не будут против этого возражать… Вы понимаете мое положение? Мы здесь гости, и нам неудобно делать что-либо, что не понравилось бы нашим хозяевам.
– Вполне понимаю, – усмехнувшись, промолвил Окано. – Я поговорю с администрацией острова.
В тот же день он обратился за надлежащим указанием к помощнику мистера Липера, в ведении которого находилась школа. Помощник долго думал и, наконец, сказал, что он должен доложить начальнику острова. Мистер Липер тоже долго думал. Первым, почти инстинктивным его желанием было отказать. Но это длилось только мгновение. Потом к нему пришла, как говорят англичане, «вторая мысль».
«Конечно, неприятно, – думал мистер Липер, – что московский агитатор будет выступать в нашей школе. Ах, эта ужасная война! Она все перепутала… Отказать?
Гм-гм… Так поступил бы прусский фельдфебель, но ведь мы – англичане! Гм-гм… Это было бы не по-английски. Особенно теперь, в дни Сталинграда…»
Мистер Липер долго молчал, раздумывая в поисках «английского выхода» из трудного положения, и, наконец, сказал своему помощнику:
– Вот что, сэр… Скажите этому беспокойному Окано, что он может пригласить мистера Петрова, но, во-первых, вполне достаточно будет одного выступления, – поняли: од-но-го! И, во-вторых, проследите, чтобы в школу пришли только дети. Ни одного взрослого туземца!
В назначенный день Степан, Таня и Александр Ильич пришли в школу. Это была легкая южная постройка, окруженная цветущим садом. В классе собралось около пятидесяти мальчиков, в возрасте от восьми до пятнадцати лет. Чтобы освободить побольше места, парты вынесли, и школьники сидели на полу. В дальнем углу жались у стенки несколько взрослых – педагогический персонал школы. Сбоку, на красной доске, висела карта мира.
Петров занял место за небольшой кафедрой. В прошлом ему приходилось нередко выступать, но никогда он не волновался так сильно, как сейчас. «Сумею ли я, – думал он, – донести до сердец этих детей, воспитанных в совершенно иных социально-политических и естественно-исторических условиях, величие нашего народа и его борьбы?»
– Мои дорогие друзья! – начал он, вглядываясь в темнокожие ребячьи лица и ощущая на себе пронзительно-пристальные взгляды черных глаз. – Я хочу рассказать вам о моей стране, о России…
Петров говорил по-английски. Многие ребята уже неплохо понимали этот язык: их учили в школе на английском языке, по английским учебникам. Однако Окано, стремясь сделать рассказ Петрова более понятным, стал переводить его на язык своего народа.
– Прежде всего, – продолжал Петров, – давайте посмотрим, где находится моя страна. – Он повернулся к карте и показал на ней Советский Союз. – А где остров Девы?.. Видите, как далеко от моей страны до вашего острова!.. Теперь, как велика моя страна? – продолжал Петров, показывая на карте пространство от Балтики до Берингова пролива. – Если бы все это было море, то самый быстроходный корабль потратил бы тридцать дней, для того чтобы его пересечь.
– У-у-у-х!.. – пронесся вздох удивления по рядам.
– А сколько в моей стране населения? – снова заговорил Петров. – Вы знаете, что в Англии живет около пятидесяти миллионов человек. Так вот, в моей стране населения в четыре раза больше, чем в Англии, – двести миллионов!
По рядам снова пронеслось:
– У-у-у-х!
– Из всего нашего населения, – продолжал Петров, – половина русских. Вот таких, как мы. – Степан указал на себя, на Таню, на Потапова, – а другая половина состоит из шестидесяти разных других народов. Но все народы равноправны и живут в дружбе друг с другом. В школах все ребята учатся на своем родном языке. Все народы одинаково выбирают своих представителей в наш парламент…
Здесь один мальчик перебил Петрова.
– А если у человека вот такая кожа, – мальчик показал на свою бронзовую руку, – может ли этот человек стать летчиком или капитаном большого парохода?
– Конечно, может, – улыбаясь, ответил Петров. – У нас ни на цвет кожи, ни на форму глаз и носа внимания не обращают. Только ум, способности и честность играют роль. У нас есть министры, и генералы, и ученые – сыновья разных народов, населяющих страну.
По рядам снова пронеслись возгласы неподдельного удивления, смешанного, пожалуй, с известным недоверием.
А Петров продолжал свой рассказ. Он говорил о советских детях, о домах пионеров и пионерских лагерях, о бесплатном обучении и стипендиях для всех студентов. Тут из угла, где разместились педагоги, выступила вперед молоденькая бронзовокожая девушка и, волнуясь, спросила:
– Это правда, что женщина у вас может получить любую профессию?
– Полнейшая правда! – ответил Петров. – У нас есть женщины инженеры, ученые, директора заводов, летчицы, даже капитаны судов. – Петров повернулся и, указывая на Таню, сказал: – Вот моя жена… Она военный врач и работала в военном госпитале.
Все глаза впились в Таню.
В заключение Петров заговорил о войне против фашистов, рассказал о героизме солдат Советской Армии и партизан, о Зое Космодемьянской.
– Мы победим! – уверенно воскликнул Петров. – Потому что наше дело правое и потому что мы готовы на все жертвы в борьбе за свободу. Борьбу с гитлеровской Германией мы ведем совместно с нашими союзниками – Англией и Соединенными Штатами Америки…
Ребята проводили Петрова восторженными криками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
В первый же день у входа в таверну Петров неожиданно наткнулся на капитана Смита.
Прибытие на остров Девы шлюпки № 3 было для капитана горькой неожиданностью. Он рассчитывал на то, что все брошенные им на произвол судьбы лодки погибнут в океане и таким образом не останется никого, кто смог бы выступить в качестве его обличителей. В «своих» пассажирах он был уверен – ведь, в сущности говоря, они являлись соучастниками преступления, и, стало быть, им оставалось только одно – держать язык за зубами.
Появление шлюпки под командой Петрова меняло положение. Капитан Смит испугался и, как все трусы, прежде всего попытался умилостивить своего противника. Завидев Петрова, он осклабился во весь рот, снял фуражку и, пытаясь «по-простецки» обнять русского, с деланным радушием воскликнул:
– Хэлло, друг! Как я рад видеть вас живым и здоровым!
Петров резко отвел его руки и прошел мимо, не сказав ни слова. Таким образом, взаимные позиции сразу определились.
В последующие дни из разговоров с людьми капитанской шлюпки удалось выяснить, что благодаря наличию мореходных инструментов эта шлюпка добралась до острова Девы на шестой день после катастрофы, что она лучше всех других шлюпок была снабжена водой и припасами и что все ее пассажиры прибыли в полном здравии, не испытывая никаких лишений. Выяснилось далее, что капитан Смит по прибытии на остров Девы ничего не сделал для организации поисков оставшихся в океане шлюпок и что вся его телеграфная переписка с Лондоном сводилась к переговорам о скорейшей эвакуации собственной персоны с острова Девы да уплате причитающегося ему жалованья.
Все эти подробности подлили масла в огонь. Пассажиры «русской шлюпки», как ее называли на острове, и раньше до крайности возмущенные действиями Смита, теперь, не стесняясь, рассказывали жителям острова о гнусном поведении капитана. В рядах спутников Смита также начался разброд. Чтобы как-либо ослабить сыпавшиеся на него обвинения, капитан Смит, опираясь на клеветнические рассказы буров – Ванболена и Дрентельна, пустил в ход «большевистское пугало». Он утверждал, будто бы во время скитаний по океану Петров создал на шлюпке «советскую республику», потакал черным и даже грозил револьвером тем более благоразумным белым, которые пытались противодействовать его «большевистским безумствам».
Скоро все эти обвинения и контробвинения дошли до слуха начальника острова и поставили его в весьма затруднительное положение. С одной стороны, этот старый служака колониального ведомства не питал ни малейших симпатий к русским большевикам, но, с другой стороны, неблагоприятная шумиха вокруг имени капитана Смита заставляла его проявлять в отношении Смита известную осторожность…
Вообще с прибытием шлюпок с «Дианы» положение начальника острова очень усложнилось. Раньше – даже несмотря на войну – жизнь в этом далеком захолустье шла привычными, веками сложившимися путями. В сущности, не о чем было думать. На все имелись традиция, норма, образец. Именно поэтому с незапамятных времен установился обычай назначать начальником острова Девы человека, за выслугой лет выходившего на пенсию. Таков был и мистер Липер: маленький седенький старичок с благообразным румяным лицом и спокойными, неторопливыми движениями. Ему было 63 года, и в мирной обстановке он уже три года назад вышел бы в отставку. Из-за войны Липера задержали на посту сверхсрочно, но все его мысли и чувства были обращены к отставке, к пенсии, к тихой жизни на собственной ферме в Англии, в йоркшире. Он с нетерпением ждал окончания войны, чтобы поскорее погрузиться в эту желанную «нирвану» и полностью отдаться единственной страсти своей жизни – рыбной ловле. На эту тему и вообще о рыбах он мог говорить бесконечно. В такие минуты его тусклые глаза загорались внезапным огнем, а движения становились быстрыми и энергичными. Здесь, на острове, мистер Липер преимущественно и занимался рыбной ловлей – ничто не мешало ему.
И вдруг эти шлюпки – наказание господне! Одна – страшно сказать! – с русскими большевиками из Москвы, другая – с капитаном Смитом, о котором ходят нехорошие слухи… А такие солидные джентльмены, как лондонский банкир Драйден и генерал Блимп, когда спрашиваешь их совета, только руками разводят и неопределенно кряхтят. Да, никогда не было столько треволнений у почтенного мистера Липера.
«Как с ними держаться?» – думал мистер Липер, получив от жены подробный отчет об ее свидании «с большевиками из Москвы». Как и полагается английскому чиновнику, мистер Липер официально был «беспартийным», но мыслями и чувствами принадлежал к «стопроцентным» консерваторам. И хотя ни одного «живого большевика» он никогда не встречал, но питал инстинктивную неприязнь к «коммунистической России», подкрепляемую различными газетными выдумками о ней. Да, все это так… Но сейчас? Сейчас эти большевики являлись союзниками правительства его величества в войне против Германии – и какими союзниками! Сталинград показывал, какие силы таятся в нынешней России. С таким союзником обращаются вежливо, очень вежливо… К тому же трое русских, заброшенных капризом судьбы на остров Девы, отнюдь не походили на бандитов. Миссис Липер нашла их даже приятными людьми. Что же делать?
Впрочем, мистер Липер не очень долго размышлял. Он вообще не любил много думать и старался не предаваться столь опасному занятию. Мистер Липер предпочитал полагаться на традицию и на инстинкт, который у него, как у всякого англичанина, был сильно развит.
Так получилось, что через неделю после выхода из больницы Петровы и Потапов были приглашены на ленч к начальнику острова. Перед тем между мистером Липером и его супругой происходила длинная дискуссия по вопросу о том, кого еще пригласить. Само собой разумелось, что на ленче должны быть наиболее видные люди из числа спасшихся после катастрофы. Стало быть, и капитан Смит?.. Но мистер Петров и мистер Смит даже не кланяются друг другу… Сводить их вместе, за одним столом, было бы рискованно. Супруги решили: не сводить.
Но как же быть со Смитом? После долгого раздумья супруги Липер пришли к спасительному компромиссу – устроить два ленча: один, на котором будут присутствовать советские путешественники, а также все лица, относящиеся к ним дружелюбно или хотя бы нейтрально, и другой, на котором будет присутствовать капитан Смит, а также те лица, которые ему симпатизируют и избегают контактов с «советскими красными». Кто знает, как еще обернется история с капитаном? Так пусть никто ни в чем не сможет упрекнуть мистера Липера. Конечно, два ленча стоят дороже, чем один, но ничего не поделаешь: во время войны каждый должен приносить жертвы на алтарь отечества.
Завтрак, устроенный для советских гостей, прошел, как и следовало ожидать, сухо и официально. Мистер Липер поднял тост за победу союзников. Его жена пожелала здоровья и успеха всем жертвам катастрофы. Петров поблагодарил хозяев за гостеприимство и предложил выпить за победителей под Сталинградом. Хозяева выпили, но без особого энтузиазма… Впрочем, все было вполне корректно, и, проводив гостей, мистер Липер облегченно вздохнул.
Глава семнадцатая
ОКАНО И ЕГО НАРОД
Однажды, собирая с Таней на берегу океана раковины удивительной красоты, Петров познакомился с Окано, учителем местной школы для коренного туземного населения. Этот бронзовокожий высокий человек был здешним островитянином, но хорошо говорил по-английски и среди своих соплеменников являлся единственным человеком, получившим европейское образование. Судьба Окано сложилась необычно.
Лет двадцать назад к острову Девы случайно пристала роскошная яхта лорда Брума, крупного промышленника и благотворителя, совершавшего со своими друзьями увеселительную прогулку по океану. Остров Девы понравился путешественникам, и они провели на нем дней десять. В то время Окано было лет пятнадцать. Он пристроился к богатым туристам проводником и порученцем. Сообразительный и быстрый мальчик пришелся лорду по нраву, и перед отъездом Брум предложил Окано отправиться с ним в Англию и там получить образование. Лорд Брум сдержал свое слово: молодой Окано пробыл в Англии пять лет, учился на средства лорда, приобрел диплом педагога и вернулся на родину. Здесь он создал начальную школу для островитян и учительствовал в ней уже не первый год.
Разговорившись с русским моряком, Окано попросил его рассказать школьникам что-нибудь о своей стране, о России.
– Ведь это такой необыкновенный случай, что русские люди попали на наш остров! – говорил Окано. – Пусть наши дети услышат о Советской России от русского.
– Охотно исполню вашу просьбу, – ответил Петров. – Если, конечно, английские власти не будут против этого возражать… Вы понимаете мое положение? Мы здесь гости, и нам неудобно делать что-либо, что не понравилось бы нашим хозяевам.
– Вполне понимаю, – усмехнувшись, промолвил Окано. – Я поговорю с администрацией острова.
В тот же день он обратился за надлежащим указанием к помощнику мистера Липера, в ведении которого находилась школа. Помощник долго думал и, наконец, сказал, что он должен доложить начальнику острова. Мистер Липер тоже долго думал. Первым, почти инстинктивным его желанием было отказать. Но это длилось только мгновение. Потом к нему пришла, как говорят англичане, «вторая мысль».
«Конечно, неприятно, – думал мистер Липер, – что московский агитатор будет выступать в нашей школе. Ах, эта ужасная война! Она все перепутала… Отказать?
Гм-гм… Так поступил бы прусский фельдфебель, но ведь мы – англичане! Гм-гм… Это было бы не по-английски. Особенно теперь, в дни Сталинграда…»
Мистер Липер долго молчал, раздумывая в поисках «английского выхода» из трудного положения, и, наконец, сказал своему помощнику:
– Вот что, сэр… Скажите этому беспокойному Окано, что он может пригласить мистера Петрова, но, во-первых, вполне достаточно будет одного выступления, – поняли: од-но-го! И, во-вторых, проследите, чтобы в школу пришли только дети. Ни одного взрослого туземца!
В назначенный день Степан, Таня и Александр Ильич пришли в школу. Это была легкая южная постройка, окруженная цветущим садом. В классе собралось около пятидесяти мальчиков, в возрасте от восьми до пятнадцати лет. Чтобы освободить побольше места, парты вынесли, и школьники сидели на полу. В дальнем углу жались у стенки несколько взрослых – педагогический персонал школы. Сбоку, на красной доске, висела карта мира.
Петров занял место за небольшой кафедрой. В прошлом ему приходилось нередко выступать, но никогда он не волновался так сильно, как сейчас. «Сумею ли я, – думал он, – донести до сердец этих детей, воспитанных в совершенно иных социально-политических и естественно-исторических условиях, величие нашего народа и его борьбы?»
– Мои дорогие друзья! – начал он, вглядываясь в темнокожие ребячьи лица и ощущая на себе пронзительно-пристальные взгляды черных глаз. – Я хочу рассказать вам о моей стране, о России…
Петров говорил по-английски. Многие ребята уже неплохо понимали этот язык: их учили в школе на английском языке, по английским учебникам. Однако Окано, стремясь сделать рассказ Петрова более понятным, стал переводить его на язык своего народа.
– Прежде всего, – продолжал Петров, – давайте посмотрим, где находится моя страна. – Он повернулся к карте и показал на ней Советский Союз. – А где остров Девы?.. Видите, как далеко от моей страны до вашего острова!.. Теперь, как велика моя страна? – продолжал Петров, показывая на карте пространство от Балтики до Берингова пролива. – Если бы все это было море, то самый быстроходный корабль потратил бы тридцать дней, для того чтобы его пересечь.
– У-у-у-х!.. – пронесся вздох удивления по рядам.
– А сколько в моей стране населения? – снова заговорил Петров. – Вы знаете, что в Англии живет около пятидесяти миллионов человек. Так вот, в моей стране населения в четыре раза больше, чем в Англии, – двести миллионов!
По рядам снова пронеслось:
– У-у-у-х!
– Из всего нашего населения, – продолжал Петров, – половина русских. Вот таких, как мы. – Степан указал на себя, на Таню, на Потапова, – а другая половина состоит из шестидесяти разных других народов. Но все народы равноправны и живут в дружбе друг с другом. В школах все ребята учатся на своем родном языке. Все народы одинаково выбирают своих представителей в наш парламент…
Здесь один мальчик перебил Петрова.
– А если у человека вот такая кожа, – мальчик показал на свою бронзовую руку, – может ли этот человек стать летчиком или капитаном большого парохода?
– Конечно, может, – улыбаясь, ответил Петров. – У нас ни на цвет кожи, ни на форму глаз и носа внимания не обращают. Только ум, способности и честность играют роль. У нас есть министры, и генералы, и ученые – сыновья разных народов, населяющих страну.
По рядам снова пронеслись возгласы неподдельного удивления, смешанного, пожалуй, с известным недоверием.
А Петров продолжал свой рассказ. Он говорил о советских детях, о домах пионеров и пионерских лагерях, о бесплатном обучении и стипендиях для всех студентов. Тут из угла, где разместились педагоги, выступила вперед молоденькая бронзовокожая девушка и, волнуясь, спросила:
– Это правда, что женщина у вас может получить любую профессию?
– Полнейшая правда! – ответил Петров. – У нас есть женщины инженеры, ученые, директора заводов, летчицы, даже капитаны судов. – Петров повернулся и, указывая на Таню, сказал: – Вот моя жена… Она военный врач и работала в военном госпитале.
Все глаза впились в Таню.
В заключение Петров заговорил о войне против фашистов, рассказал о героизме солдат Советской Армии и партизан, о Зое Космодемьянской.
– Мы победим! – уверенно воскликнул Петров. – Потому что наше дело правое и потому что мы готовы на все жертвы в борьбе за свободу. Борьбу с гитлеровской Германией мы ведем совместно с нашими союзниками – Англией и Соединенными Штатами Америки…
Ребята проводили Петрова восторженными криками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52