– неожиданно заключил он.
– Но что бы ты тогда делал в борделях? – усмехнулась Сильвия, после чего все расхохотались, и громче всех смеялся сам корнет.
– Довольно о серьезном! – заявил он. – Давайте играть в прятки! Я буду водить первым, а узнавать пойманного мы будем по самым выступающим частям тела… Для этого надо чередоваться: сначала кавалер ловит дам, а потом дама – кавалеров. – И корнет тут же пояснил свою мысль.
Все дружно ее одобрили, после чего девицы быстро расшнуровали корсеты, причем Кларе для этого потребовалось снять верхнюю часть своего монашеского одеяния. Хартвигу завязали глаза салфеткой, и игра началась.
Пока корнет гонялся по комнате за тремя визжавшими девицами, прыгавшими по столу и кушеткам, Фихтер и Шмидт лихо дымили сигарами, подсказывая Хартвигу направление движения. После трех неудачных попыток тому удалось схватить за талию самую неповоротливую из девиц – румынку, – и процесс «опознания» начался. Корнет долго, с упоением, водил рукой по обнаженным грудям женщины, то сжимая их, то словно бы взвешивая, и наконец объявил свое решение:
– Сильвия!
После этого роли переменились – Клара и Милена уселись на диван, а Сильвии завязали глаза. Но долго водить ей не пришлось – майор Шмидт, совершив обходной маневр, попытался было похлопать ее по пышному заду, но был проворно схвачен за руку. Однако опознавать пойманного надо было не по руке. Подстрекаемая откровенными шуточками своих подруг, румынка расстегнула брюки майора и решительно запустила туда руку.
– Н-да, – глубокомысленно изрекла она, – ну, такой солидный жезл может принадлежать только старшему по званию! Майор, теперь ваша очередь водить!
Шмидту пришлось тяжелее всего – несмотря на все подсказки Фихтера и Хартвига, ему никак не удавалось поймать ни одной из девиц, пока Милена наконец не сжалилась над ним и не угодила в его объятия.
Запыхавшийся Шмидт долго щекотал усами ее небольшие, но очень красивые груди, после чего вдруг сорвал с глаз повязку и заявил:
– А не пора ли нам сделать перерыв?
Разгоряченные Фихтер и Хартвиг немедленно согласились, после чего все три парочки покинули кабинет, подталкивая друг друга и пересмеиваясь, поднялись наверх и, оказавшись в длинном коридоре, куда выходило несколько дверей, разбрелись по комнатам, договорившись через час собраться снова.
Оказавшись в уютном номере, освещенном лишь одним газовым рожком, который был прикрыт красным, венецианского стекла абажуром, лейтенант Фихтер лениво обнял Сильвию и подвел ее к широкой двуспальной кровати.
– Подожди, я разденусь, – томно произнесла она, взявшись за крючки платья.
Но он остановил ее руки:
– Нет необходимости. Взбирайся на постель и становись на четвереньки.
Сильвия усмехнулась. Приподняв, чтобы не измять, платье, она выжидательно обернулась на лейтенанта. Задирая на ней платье и обнажая восхитительные смуглые ягодицы с гладкой атласной кожей, Фихтер ощутил прилив сильного возбуждения. А когда Сильвия, лениво прогнув спину и еще выше подняв зад, покорно склонила голову и убрала свои длинные пышные волосы с затылка, так что теперь они свешивались на постель с левой стороны головы, картина стала еще более соблазнительной. Покорная дама полусвета, готовая удовлетворять самые непристойные желания…
Сначала все шло довольно хорошо – цепко ухватив Сильвию за бедра, лейтенант упоенно нырял в ее жаркие, влажные недра, с силой сотрясая женщину и вырывая у нее томные, профессионально поставленные стоны и вздохи. Но стоило ему попытаться вообразить себе то, о чем он думал накануне этого вечера, как все удовольствие испарилось, а возбуждение спало. У Фихтера имелась достаточно гнусная мысль о том, что, представляя себе на месте Сильвии Эмилию, он сумеет хотя бы отчасти удовлетворить свое самолюбие и успокоиться. Однако все получилось совсем иначе – он вдруг стал сам себе отвратителен! Это же надо быть таким ничтожеством, чтобы, не добившись любимой женщины, воображать себя ее мнимым покорителем, поставив перед собой на четвереньки какую-то шлюху! Мысленно унижая Эмилию, он порочит не ее, а только себя! Что общего прекрасная, гордая и умная женщина имеет с той, которая готова принимать любую позу перед любым мужчиной? Как, черт подери, тяжело сознавать себя неудачником и ничтожеством – и никакой разврат не способен успокоить смятенную совесть! Не на шутку разозлившись на самого себя, лейтенант тяжело вздохнул и замер.
– Ты все? – поинтересовалась Сильвия, поворачивая голову.
– Нет, – глухо ответил он, ложась на постель и закидывая руки за голову, – но это и не важно…
– Почему? Разве я тебе не нравлюсь? – обиженно спросила румынка. – Или делаю что-то не так? Ты скажи…
В ответ лейтенант лишь снова вздохнул.
– Подожди минуту, – пробормотала Сильвия и, шурша платьем, переместилась на постели. – Сейчас ты снова возбудишься…
Она наклонилась над лежащим Фихтером, окутав его душистой волной своих жестких волос, вытянула сочные губы трубочкой и принялась делать то, что на жаргоне офицеров их полка называлось «полировкой ствола».
Какое-то время он прислушивался – то к ее старательному дыханию, то к собственным ощущениям, а затем вдруг усмехнулся и начал цитировать одну из своих любимых элегий Овидия:

Но все лежал я как пень, как статуя, груз бесполезный,
Было бы трудно решить – тело я или же тень?..

– Что?
– Это я не тебе… Можешь продолжать.

А ведь подруга моя и руки ко мне простирала,
И поощряла любовь лаской искусной сама…
Но, увидав, что мой пыл никаким не пробудишь искусством
И что, свой долг позабыв, я лишь слабей становлюсь,
Молвила: «Ты надо мной издеваешься? Против желанья
Кто же велел тебе лезть, дурень, ко мне на постель?»

Профессиональное усердие Сильвии не пропало бы даром, но тут в коридоре раздались тяжелые шаги. Прежде чем лейтенант успел встрепенуться, в дверь постучали, после чего раздался грозный оклик:
– Именем его величества императора Франца Иосифа!
– Да здравствует наш славный император! – приняв это за шутку, отозвался Фихтер, но через мгновение остолбенел. Замерла и Сильвия.
В комнату буквально ворвался полковник Фихтер, за спиной которого стояли два солдата с винтовками.
– Дядя?
– Что ты здесь делаешь, мерзавец?
Пораженный его внезапным появлением, лейтенант вдруг истерично расхохотался:
– Если тебя это интересует, то Сильвия может продемонстрировать…
– Молчать, щенок! – Полковник порывисто прикрыл дверь, выставив обоих солдат в коридоре. – Какой позор! Немедленно выкинь эту девку вон и надень штаны!
– С каких это пор ты вздумал заботиться о моей нравственности при помощи солдат? – изумленно спросил лейтенант, приподнимаясь с постели и с трудом натягивая брюки. – Меня что – арестуют за посещение борделя?
В ответ на это полковник выдал короткую фразу, представлявшую собой одно из самых грубых ругательств немецкого языка:
– Der Teufel soil das buserieren, – и лишь после этого спохватился: – Ты здесь один?
– Нет, где-то рядом резвятся Хартвиг и Шмидт…
– Пойдем, ты отведешь меня к майору Шмидту, – приказал полковник, окидывая грозным взглядом удивленную и испуганно молчавшую Сильвию.
Лейтенант пожал плечами:
– Какого черта он тебе понадобился?
Выйдя в коридор вместе с дядей, Стефан заколебался, забыв, за какой из дверей «резвился» майор Шмидт, а затем решительно постучал в первую попавшуюся.
В комнате послышалась какая-то возня, сопровождаемая визгливым женским хохотом. Через минуту дверь распахнулась, и в дверном проеме возник абсолютно голый корнет Хартвиг.
– Это ты, Стефан? – пьяно улыбаясь, поинтересовался он. – Что еще слу…
Не договорив, он заметил стоявшего за спиной приятеля полковника Фихтера и испуганно отдал честь.
– Здравия желаю, господин полковник!
В ответ послышалось сдавленное рычание.
– Проклятье! И это офицеры австрийской армии! Распустились, сукины дети, устав забыли! Даже с голой задницей отдавать честь старшему по званию надо в головном уборе!
– Одну минуту, господин полковник!
И корнет на мгновение скрылся за дверью. Когда он вновь появился, на нем была форменная фуражка. Отдав честь, Хартвиг поспешно сдернул ее с головы и прикрылся.
– Тьфу! – мрачно наблюдая за его действиями, сплюнул полковник. – Где, черт бы вас всех подрал, майор Шмидт?
– Осмелюсь доложить, – угодливо подсказал корнет, – он в соседнем номере. Сюда, налево.
Полковник подал знак солдатам и, оттеснив плечом Стефана, сам постучал в дверь.
Майор Шмидт был не только полностью одет, но даже держал в руке револьвер.
– Что стряслось? – изумился он, увидев полковника, двоих солдат, голого корнета, Стефана Фихтера и двух полуголых девиц – Сильвию и Клару, которые с интересом высовывались из дверей. Милена лежала в глубине комнаты на кровати и лениво курила.
– Потрудитесь отдать револьвер, – грозно сказал полковник, протягивая руку. – Я – полковник контрразведки Фердинанд Фихтер. Именем его императорского величества Франца Иосифа вы арестованы!
– За что?
– За шпионаж и государственную измену!
– Черт подери!
Майор был так изумлен, что, опуская руку с револьвером, случайно надавил на курок. Раздался выстрел – пуля щелкнула в пол и срикошетила в стену, застряв в обоях.
Сразу после этого возникла страшная сумятица – девицы, завизжав, хлопнули дверьми, корнет выронил фуражку, но тут же прикрылся ладонями, лейтенанта оттеснили к стене, а оба солдата, понукаемые грозными окриками полковника Фихтера, накинулись на несчастного майора.
– Какая измена, что за бред? – орал Шмидт, которому выкручивали руки, заламывая их за спину. – С каких это пор измену ищут в борделях? Да за такую измену надо пересажать всю австрийскую армию!
– Вы обвиняетесь в шпионаже в пользу России, – официальным тоном заявил полковник, зачем-то осматривая револьвер майора, который ему передал один из солдат, – и вскоре предстанете перед военным трибуналом. Ведите его!
– Послушай, дядя… – Стефан наконец счел нужным вмешаться, но был мгновенно и резко осажен.
– Молчать! Вы оба, – полковник свирепо оглянулся на лейтенанта и корнета, – еще будете допрошены военной коллегией на предмет выяснения того, какие именно дела, помимо совместного посещения дорогих борделей, связывали вас с этим изменником.
Выдав столь грозное обещание, он кивнул солдатам, которые двинулись по коридору, волоча за собой упиравшегося и продолжавшего возмущаться майора. Полковник, сохраняя деревянную осанку, шел следом.
– Ты что-нибудь понимаешь? – обратился Фихтер к корнету.
– Только одно, – ответил тот, ошалело крутя головой и переступая с ноги на ногу, словно пловец, не решавшийся войти в воду.
– Что именно?
– Кажется, нашему славному майору не придется быть шафером на моей свадьбе… Так что, если нас не арестуют вслед за ним, эту роль предстоит исполнить тебе!

Глава 16
Психоанализ: лекарство от любви или средство шпионажа?

– Мне кажется, что ваше предложение бесполезно, – устало заметил Вульф, расположившийся в гостиной доктора Сильверстоуна. – Я прекрасно знаю, что именно меня гнетет, поэтому нет смысла проводить со мной сеанс психоанализа. Метод профессора Фрейда позволяет выявить скрытую в бессознательном причину невроза, а в моем случае она абсолютно ясна.
– А вот мне кажется, мой друг, что вы ошибаетесь, – с мягкой улыбкой возразил англичанин, – и не.все так просто, как это может показаться на первый взгляд. Давайте попробуем, и если вы решите, что это действительно бесполезно, мы тут же прервем наш сеанс.
– Ну что ж…
Вульф был слишком подавлен, для того чтобы спорить, поэтому он снял пиджак, ослабил галстук, прилег на кушетку и прикрыл глаза.
– Постарайтесь расслабиться и начинайте рассказывать все, что приходит на ум. Чтобы вам легче было сориентироваться, задумайтесь о своей возлюбленной и опишите, как вы ее себе представляете – любые, самые откровенные детали и образы, ничего не стесняясь.
– Хорошо.
Какое-то время Вульф лежал молча. В сознании царила пустота, но не легкая, расслабляющая и успокаивающая, а тяжелая, черная, словно бы сгустившая в себе все невыраженные эмоции. Но стоило вспыхнуть одному-единственному слову – Эмилия! – этому мучительно-сладкому паролю, пропускавшему в тайники бессознательного, как мгновенно возник первый образ, и Вульф заговорил:
– Край платья, то есть подол, обшитый кружевными оборками… чуть-чуть приподнят… маленькая ножка в остроносой изящной туфельке… покачивается туда-сюда. Краешек белого чулка на фоне темного платья… Черный локон на виске… выбился из прически и теперь очень отчетливо выделяется на фоне яркого румянца щеки… Рука… тонкие, красивые, нервные пальцы, похожие на каких-то встревоженных существ… Очертания колена, упирающегося в тяжелую ткань платья изнутри… Таинственная ложбинка между грудей, полуоткрытых декольте… Словно ущелье между двумя холмами… Полуоткрытые губы, из которых вылетает легкий вздох…
– Довольно! – неожиданно заявил Сильверстоун. – Этого вполне достаточно, чтобы сделать весьма четкие выводы. Хотите послушать?
– Разумеется.
– Вы возносите свою возлюбленную на пьедестал, делаете из нее богиню. Напрасно! Ваше отношение к ней чем-то напоминает отношение монаха-аскета к Божьей Матери. Все ваши образы – это создания вашей поэтической фантазии, которые не имеют отношения к живой и реальной женщине.
– Но позвольте, ведь я описывал вполне конкретные детали…
– Извините, но я еще не закончил. Эти конкретные детали не являются свидетельством вашего откровенного чувственного желания. Оно существует, но где-то подспудно. Вы его стыдитесь, а потому постоянно все поэтизируете. Стоило вам мысленно представить себе груди возлюбленной, как вы тут же этого застеснялись и устремились наверх, к ее губам. Я уверен, что окажись на этой кушетке ваш соперник – лейтенант Фихтер – я услышал бы от него эротические описания обнаженных грудей, раздвинутых ног и пышного зада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41