О своих
подсудимых не мог без слез говорить. И давал им всем только «от и до». Вы то
же так судите?
Все это он проговорил быстро, но не торопясь. Сочным, звонким баритоном и,
взяв меня под руку, повел в дом, не переставая балагурить.
Ц А Узор мне ваш сразу понравился. Ничего сквернее и не видывал. А вы что п
ьете? Водку, чай? А я так и то и это. У меня специально припасена бутылочка «П
етровской». Фу, ну и запахи же у тещи в сенях.
За столом Борис Дмитриевич полностью овладел разговором и заговорил вс
ех окончательно. О серьезном он говорил несерьезно, а о пустяках Ц наобо
рот, с умным видом. Судил обо всем резко, порой даже бранчливо, но обязател
ьно с усмешкой, и выходило весело.
За каких-нибудь полчаса он успел рассказать десяток анекдотов. Симочку
они не интересовали, а Васюта не понимала, хотя и слушала их с широко откры
тым ртом и выпученными глазами. Полостов рассказывал их ради меня. Я терп
еть не могу анекдоты, особенно если они рассказываются с целью просто по
смешить. Борис Дмитриевич рассказывал их забавно, обязательно по какому
Ц нибудь поводу, к месту.
Ц О боже, бывают же такие чудеса, Ц вздыхает он, переходя от анекдотов к д
орожным приключениям. Ц Ехал с нами в одном вагоне невзрачного вида чел
овечишко. Сидел в уголке тихо, как мышка, сжимая под лавкой ногами какой-т
о мешок и пугливо озираясь И вдруг пропал. Никто не заметил, как вышел. Да и
вообще, кому до него дело! Значит, приехал, если вышел. А на следующей станц
ии в вагон вваливается наряд милиции, и прет прямо в наше купе, и шасть под
лавку. Вытаскивает мешок Ц обычный мешок, в каком бабы на рынок кур возят
. Вытащили, показывают нам и хохочут: «Вы знаете, граждане, что в этом мешке?
Триста тысяч!» Оказывается, этот тип, банковский работник, вез на весь рай
он деньги. А на станции выскочил в буфет выпить кружку пива. Пока пил Ц по
езд ушел. Если б деньги пропали, какую бы ты финансистишке статью пришил?

Ц Преступную халатность, Ц сказал я.
Ц А это сколько?
Ц Предельно три года.
Ц Да здравствует правосудие! Ц захохотал Полостов, и все тело его вскол
ыхнулось и тоже засмеялось, и только спокойными и серьезными оставались
глаза. Как я заметил, у Бориса Дмитриевича вообще улыбались только брови
и губы, а глаза, серо Ц зеленые, оставались острыми и хитрыми. Выражение и
х менялось, когда он обращался к Симочке. Тогда в них появлялось что-то кр
откое и по Ц детски восторженное.
Поначалу мы изучающе примеривались, обращались друг к другу на «вы», при
этом зачем-то обязательно наклоняя голову, украшали речь такими фразами
, как:
«Позвольте мне по этому вопросу высказаться» или «Как я заметил, вы очен
ь тонко выразились», и т. п. До слез хохотали над плоской остротой. Но вскор
е как-то незаметно перешли на «ты», заспорили, перебив. ая друг друга, сыгр
али в шахматы и расстались наипервейшими друзьями.
Наша дружба завязалась не случайно, закономерно, из потребности общения
столь близких по характеру натур. Да и с кем я мог искать в Узоре общения? Р
азве что с Сергеем Яковлевичем! Но он постоянно занят. Полостов, как и я, в У
зоре одинок. Все же он счастливее меня. Около него теплая, обаятельная Сим
очка. Мне же вдвойне плохо. Я все время чувствую вокруг себя пустоту и стуж
у.
Прошла неделя, и мы уже не могли провести вечер друг без друга. Правда, пер
вые впечатления об уме, таланте его потускнели и стерлись, но все же он при
ятней и интересней других.
Полостову пятьдесят лет, он полковник на пенсии Выйдя в отставку, сразу ж
е поступил учиться на какието краткосрочные курсы по подготовке учител
ей. Во время учебы познакомился с Симочкой. Окончив курсы, приехал в Узор,
чтоб навсегда в нем осесть учителем географии в средней школе.
С первых дней преподавательская деятельность пошла у Бориса Дмитриеви
ча, как говорят, через пеньколоду. Он решил ввести свою методику преподав
ания Что это за методика, я не знаю. Но говорят, что на уроках у полковника П
олостова ребятишки ходят на головах.
По вечерам мы встречались или у него дома, или у меня в суде. Как ни уговари
вал меня Полостов остаться у Васюты квартирантом, я наотрез отказался и
поселился в суде, в крохотной комнатушке, в которой ночевала уборщица и с
торож Манюня. Для этого мне пришлось освободить ее от обязанностей сторо
жа и взять их на себя. Когда я сообщил об этом по телефону своему шефу, он не
одобрительно проворчал: «Мне Ц что, смотри сам. Как бы чего не вышло!» А чт
о могло выйти? Как сказал один старик: «Разве ж разумный человек по своей в
оле в суд пойдет? Ни в жисть не пойдет! Его туда беда с милиционером за воро
тник тянут».
А меня другое тянуло в дом Васюты Косых, хотя каждый раз я уходил из него р
азбитый и подавленный, давая себе слово больше никогда здесь не появлять
ся.
Мне приятно сидеть в чистой, теплой, уютной комнате. От намытых полов пахн
ет можжевельником и свежестью. Все свои мысли и заботы Васюта сосредоточ
ила на уничтожении в доме грязи. Она весь день скребет и чистит. Да и внешн
е Васюту теперь не узнать Ц одевается нарядно, ходит степенно, говорит о
дносложно! «Да», «Нет», «Ни к чему». Соседи называют ее теперь не Васюта Ко
сая, а по имени и отчеству Ц Васюта Тимофеевна. По вечерам она сидит на ку
хне в очках и читает одну и ту же книгу Ц роман «Начало жизни» А зять ее в э
то время сгорбился над шахматами, играет с судьей.
Полостов играет прилично, но уж очень обдумывает каждый ход. Я же передви
гаю фигуры, как хорошо отрегулированный автомат. Да и как тут думать соср
едоточенно! За спиной по половицам ходит босиком Симочка. Я прислушиваюс
ь к ее шагам и просматриваю ход пешкой. Борис Дмитриевич мгновенно выигр
ывает партию, начинает другую. Симочка стоит у жарко натопленной печки, т
о покачиваясь из стороны в сторону, то глядит на нас подбоченясь, то подни
мет руки к голове, чтоб поправить волосы, и все время говорит, то смеясь, то
грустно, то с какими-то тяжкими, притворными вздохами. Лицо у нее раскрасн
елось, пышет жаром и счастьем. Меня подмывает схватить ее в охапку и убежа
ть Куда?! Да не все ли равно, лишь бы убежать с ней. Но это несбыточная мечта.
Не только потому, что рядом сидит ее законный муж, но, главное, потому, что С
имочка теперь со мной слишком спокойна и откровенна.
как-то мне посчастливилось застать Симочку дома одну. Борис Дмитриевич
задержался в школе, а Васюты не было. Я страшно обрадовался и попросил Сим
очку посидеть со мной, поговорить. Она села рядом на диван, поджала под себ
я босые ноги, зябко съежилась, накрылась шерстяным платком.
Ц Знаете, Симочка, что… Ц начал я не своим какимто деревянным голосом.
Ц Что?
Это слово она не сказала. Я уловил его по движению губ.
Ц Что я до сих пор люблю тебя, Ц сказал я, стараясь придать голосу твердо
сть.
Она подняла на меня глаза и, как прежде, посмотрела на меня прямо и открыто
, Я тоже смотрел ей в глаза в упор и долго. Но она не отвернулась, не мигнула,
у нее даже не дрогнули ресницы.
Я заговорил торопливо, сбивчиво, с жаром, что люблю в первый раз, а может бы
ть, в последний. Уверял, что мне без нее и жизнь не в жизнь. Расхваливал ее му
жа, говорил, что он достойнее меня во сто крат, а я так несчастлив…
Кончил я свой жалобный монолог такими словами:
Ц Симочка, я тебя ни в чем не обвиняю. Я даже рад, что у тебя так счастливо с
ложилась судьба Я больше докучать не буду и ходить к вам больше не буду. Но
знай, что я одинок, как никогда, и очень страдаю.
Но она даже не шелохнулась и не повела бровью, и на лице ее ничего нельзя б
ыло прочесть, кроме равнодушного недоумения. Я ждал ответа на свое призн
ание Симочка же молчала. Мне стало обидно. И я с горечью сказал?
Ц Я не верю, что ты любишь Полостова.
Ц А вот люблю, Ц живо откликнулась она Я усмехнулся:Ц Раньше и мне то же
говорила.
Ц Я и тебя любила.
Ц А теперь?
Она посмотрела, закуталась в шаль, сжалась в комочек.
Ц Ну что же ты молчишь? Ц А что мне говорить?
Ц Раньше ты любила меня, а теперь? Она нервно передернула плечами;
Ц Теперь люблю Бориса Дмитриевича.
Я уныло опустил голову и уставился в пол, как больная собака. Симочка бесш
умно встала и вышла из комнаты.
Я почти никуда не хожу. Только по утрам выползаю на рынок и раз в неделю в б
иблиотеку. Набираю охапку книг, без разбору, что попадет под руку, и глотаю
, не пережевывая, ночи напролет. Единственно, кто еще меня помнит и навещае
т, так это Ольга Андреевна Чекулаева. Позвонит по телефону и спросит:
Ц Ты еще жив, Буза?
Ц Существую.
Ц А как?
Ц Надо бы лучше, да не умею.
Ц Ну так я к тебе вечерком забегу и поучу немножко.
Она приходит, сильная, здоровая, и сразу же начинает наводить у меня поряд
ок. Закатывая рукава кофты, Ольга категорически заявляет:
Ц Все мужчины порядочные поросята. И образ жизни у них Ц как внешний, та
к и внутренний Ц поросячий.
Ц Вот что, голубушка, Ц говорю я, Ц если ты желаешь сотворить ближнему д
обро, то вначале сотвори его в душе. А потом принимайся за это дело с тихой
радостью, без попреков и оскорблений.
Ольга Андреевна, чтоб не рассмеяться, стискивает зубы.
Ц Подумаешь, великая радость чистить твой свинарник!
Ц Оставь и уходи. Она вспыхивает:
Ц Эх ты, бревно неотесанное! Другой бы на твоем месте за великую честь по
чел, что к нему пришла такая молодая и красивая женщина. Что улыбаешься? Мо
жет, скажешь, что я не красивая?
Она вплотную подходит ко мне, кладет руки на плечи и сильно встряхивает:

Ц Отвечай мне, красивая я?
Глаза у нее темнеют. Мне становится почему-то жутковато, я опускаю голову
и бормочу:
Ц Красивая.
Ц А еще какая? Ц шепчут ее губы.
Ц Сильная.
Ц И ты меня боишься?
Она ждет ответа с нетерпением. Пальцы ее словно клещами сжимают мое плеч
о. А я стою, молчу и краснею. Ольга Андреевна отходит к окну, смотрит на улиц
у. Видит ли она что Ц нибудь там, я не знаю. Скорее всего ничего не видит Ц
мешают слезы. Она давно любит меня. Но я как-то странно ощущаю ее красоту и
любовь. Они не вызывают во мне ни волнения, ни желания. Ольга Андреевна как
быстро вспыхивает, так же быстро остывает. Минутная слабость прошла. Я та
скаю ведра с водой, дрова, мусор, а она чистит, скребет и моет, и делает это в
се с большим удовольствием.
Но вот уборка кончена. В комнате жарко и сыро, как в прачечной. Подсыхает п
ол, над плитой сушится полотенце. Из чайника хлещет пар, а крышка звенит, п
одпрыгивает.
Двенадцатый час ночи. Но мы все еще сидим. Чтобы как Ц нибудь протянуть вр
емя, Ольга Андреевна начинает опять уборку. Моет посуду, подметает пол и д
елает все это нарочито медленно. Посуда вымыта, стол насухо вытерт, Ольга
оглядывается, что бы еще такое сделать, и, убедившись, что делать совершен
но нечего, садится, положив на колени руки. И так, не шелохнувшись, сидит до
лго, морщит лоб, кусает губы. Она хочет что-то сказать и не решается Ц ждет
, когда заговорю я. А я молчу, нехотя перевертываю страницы книги.
Ц Знаете что? Ц прерывает она молчание, обращаясь ко мне почему-то на «в
ы».
Ц Что? Ц равнодушно откликаюсь я.
Ольга испуганно вздрагивает и говорит совершенно не то, что хотела сказа
ть.
Ц Который час?
Ц Вероятно, первый.
Ц Так много? А спать не хочется, Ц говорит она, грустно улыбаясь. Ц Ну, я п
ошла.
Ольга встает, снимает с гвоздя пальто. Я помогаю ей просунуть в рукава рук
и и по ее грустным глазам вижу, как ей не хочется уходить. И, словно в подтве
рждение моей догадки, она, вздохнув, говорит:
Ц Если бы ты знал, как мне не хочется! Ц Чего не хочется?
Ц С утра ехать в командировку.
Ц Я провожу тебя.
Ц Зачем?
Ц Да так…
Ц Не надо. Прощай. Ц И хлопает дверью. Каждый раз, уходя, она бросает мне э
то слово. Но я знаю, что она придет, и придет обязательно, чтоб сказать мне е
го еще раз. Придет, раскрасневшаяся от радости, стыда. Она радуется, ей при
ятно видеть меня, сидеть рядом, дышать одним воздухом.
Мне тоже приятно бывать у Симочки, дышать с ней одним воздухом.

1962


1 2 3 4 5 6 7