Ц Вы раньше, видели ее у Сухореброва?
Ц Видали.
Ц Кто видали?
Ц Да я.
Ц Так бы и говорил, что видал, Ц процедил я сквозь зубы, злясь не столько
на свидетеля, сколько на себя, на свое неумение вести допрос.
Ц Когда ты ее видел?
Ц Давно, Ц ответил Васька и от себя добавил:
Ц Я тогда еще с ней играл.
Я обеими руками ухватился за наивное Васькино признание.
Ц Как же ты с ней играл?
Васька широко и глупо заулыбался:
Ц Положу на спину и давай брюхо щекотать, а она визжит и кусается.
Ц А как звали собаку?
Ц Альма.
С таким же вопросом я обратился к ответчику.
Ц Брешет он, гражданин судья. Пальмой кличут мою собаку, Ц ответил Семе
нов.
Я опять принялся пытать Ваську:
Ц Как же пропала у Сухореброва собака?
Ц Волки сожрали.
Ц Откуда ты это знаешь?
Ц Да дядя Петя сказывал.
То, что собаку Сухореброва волки сожрали, подтвердили все свидетели.
Ц А может быть, ее цыгане увели, а потом продали Семенову? Ц осторожно сп
росил я Ваську.
Он охотно подтвердил мою версию. Теперь оставалось выяснить, чья же в кон
це концов собака у ответчика.
Ц Вася, Ц спросил я, указывая на лайку, которая, сощурив глаза и высунув я
зык, лежала под лавкой, Ц это та собака или не та?
Васька пристально посмотрел на лайку и пожал плечами:
Ц Кажись, та.
Ц Ты говори прямо Ц та или не та, Ц строго приказал я.
Васька опять посмотрел на собаку и опустил голову:
Ц Не знаю.
Ц Почему? Ведь ты же играл с ней?
Васька молчал.
Ц Отвечай, какие были особые приметы у дяди Петиной собаки?
Васька молчал, как глухонемой.
Ц Отвечай, что было у собаки, с которой ты играл, Ц сквозь зубы процедил я
.
Ц Хвост, Ц прошептал Васька.
Ц Хвост есть у всех собак. Ты мне назови особые приметы. Ну что еще было у т
ой собаки?
Васька каким-то чужим голосом выдавил:
Ц Уши.
Свидетель меня не понимал Ц мы разговаривали с ним на разных языках. Я по
чувствовал свое полное бессилие и не знал, что делать. К счастью, выручили
заседатели. Они просто и легко объяснили Ваське, чего я от него добиваюсь.
Он бойко, без запинки, пересчитал по пальцам все приметы украденной соба
ки. Они совпадали, как уверял Сухоребров, «тютелька в тютельку» с примета
ми его лайки, кроме одной. Васька уверял, что на груди у той собаки, Альмы, бы
ла белая полоска. Семенов поднял лайку за передние лапы и показал суду со
бачий живот с белым пятном.
Ц Замарал полоску, ей Ц богу, замарал, гражданин судья! Ц закричал Сухо
ребров.
Ц Прикажите потереть собаке грудь.
Семенов поплевал на ладонь и принялся ожесточенно тереть лайке живот. Он
а отчаянно царапалась, визжала и лаяла.
Сухоребров дело проиграл, но не сдавался и потребовал проделать фокус. О
н отошел к двери и стал подзывать к себе собачонку. И она подошла, потерлас
ь о его валенки и покорно уселась у ног.
Ц Пальма, подь сюда! Ц дико закричал Семенов, и собака стремглав бросил
ась к нему, подпрыгнув, лизнула его волосатое лицо и радостно залаяла.
Я спросил Сухореброва:
Ц Вы охотник?
Ц Никак нет, гражданин судья. Мы больше рыбешкой балуемся.
Ц Так зачем же тебе охотничья собака? Она же тебе совершенно не нужна.
Ц Знамо дело, не нужна, Ц согласился Сухоребров.
Ц Зачем же тогда эту судебную канитель завел?
Ц Как зачем? Ц изумился Сухоребров. Ц Собака моя Ей Ц богу, моя. Спроси
те в деревне, и все скажут Ц моя.
Суд отказал в иске Сухореброву, ссылаясь на то, что нет доказательств, буд
то и правда лайка раньше принадлежала ему.
Когда я разъяснил решение суда, Сухоребров согласно кивал головой и подд
акивал: «Так, так, понятно гражданин судья», а потом спросил, как быть тепе
рь с его собакой. Сейчас ее отдаст ему Семенов или придется забирать с мил
иционером? Я сказал ему резко и категорически, что собака Семенова, а он на
нее никаких прав не имеет. Сухоребров швырнул на пол шапку и пригрозил, чт
о пойдет выше, до Москвы, а животину свою все равно отсудит, и стал настойч
иво просить, чтобы, пока он будет ходить по судам, отобрать у Семенова соба
ку и наложить на нее арест, чтоб тот ее не продал или нарочно бы не испорти
л. Это поставило меня в тупик. Требование Сухореброва было законным, но я н
е знал, как его удовлетворить. Позвонил начальнику милиции и попросил по
мочь мне наложить на лайку арест. Начальник милиции заявил, что у него для
арестованных собак нет камер Ц не положено, и посоветовал оставить врем
енно собаку у хозяина под сохранную расписку до вступления решения суда
в законную силу. Но Сухоребров и слушать не хотел о расписке. Этот коротко
ногий мужичонка проявил такую энергию, упорство и знание законов, что я р
астерялся. Передо мной стоял хитрющий сутяга, который способен на любую
пакость, и я трусливо пошел ему на уступки. Я предложил истцу с ответчиком
найти человека, которому бы они на время доверили собаку.
Я ушел к себе в кабинет, закрылся на ключ. Меня бил озноб, болела голова и то
шнило. Подмывало желание плюнуть на все это и бежать отсюда не оглядывая
сь. В дверь постучали. Я открыл и опять увидел их вместе с собакой. Они ввал
ились в мой кабинет и заявили, что пока они будут тягаться, пусть собака ос
танется у меня, как у самого надежного в районе человека. Я не знал, что мне
делать Ц плакать или смеяться. Впрочем, мне было все равно, и я, устало мах
нув рукой, согласился. И они ушли, оставив мне лайку.
Ц Фу, наконец-то от них отвязался, Ц облегченно вздохнул я и прилег на ди
ван.
Собака вела себя спокойно, зевала и изредка потихоньку повизгивала, а по
том начала скулить. Я отдал Пальме свой ужин Ц ломоть хлеба с маслом. Она
понюхала, отошла к двери и залаяла. Я попытался ее успокоить, но она оскали
лась… Я распахнул дверь и выгнал Пальму в сени. Через пятнадцать минут Па
льма начала драть когтями дверь и сотрясать дом оглушительным лаем. Лай
я еще мог стерпеть, но когда она протяжно завыла, мне стало жутко.
Около печки на гвозде висела веревка, на которой уборщица носила дрова. Я
схватил веревку и, дрожа от страха, открыл дверь в сени. Пальма с радостным
визгом бросилась ко мне и уткнулась носом в колени Я торопливо привязал
к ее ошейнику веревку, выволок собаку на улицу и привязал к забору. Закрыв
дверь на железный засов, я лег на диван, с головой накрылся шубой и заткнул
пальцами уши. «Довольно, Ц сказал я себе решительно, Ц утром отправляю
собаку с милиционером к ее хозяину».
Однако моему благоразумному намерению не суждено было свершиться… Мен
я разбудил визгливый голос уборщицы Манюни. Она выскребала железной лоп
атой смерзшийся собачий помет и отчаянно ругалась. Я вспомнил о собаке, б
ыстро оделся, выбежал на улицу… и нашел у забора одну лишь веревку с оборв
анным концом. Все уверяют, что это дело волков. Я же над этим не задумываюс
ь. Не все ли равно, кто увел собаку, волки ли, человек ли, а может быть, она сам
а убежала, Ц отвечать-то теперь за все придется мне.

Голова

Однажды под суд попал председатель колхоза «Ленинский труд» Илья Антон
ович Голова. Нас с ним сблизила и спаяла охотничья страсть. А познакомил м
еня с Головой председатель райисполкома Сергей Яковлевич Штыков.
В первый год работы я старался не за страх, а за совесть Ц до полуночи зас
иживался за изучением судебных дел. как-то вечером раздается телефонный
звонок. Узнаю голос Сергея Яковлевича.
Ц Судья, ты охотник? Ц спрашивает он и просит срочно зайти к нему в райсо
вет.
Прихожу и вижу Ц сидит у него курчавый, с выпученными озорными глазами м
ужик.
Сергей Яковлевич кивает на него и улыбается:
Ц Знакомься. Сам Голова, знаменитый председатель колхоза «Ленинский тр
уд».
Мы познакомились. «Ну и что дальше? Ц думаю я. Ц К чему это знакомство?»
Штыков, посмеиваясь, посматривает то на меня, то на Голову.
Ц Ну что, Илья Антонович, возьмем парня?
Ц Куда? Ц удивленно спрашиваю я.
Ц За глухарем, Ц отвечает Штыков таким тоном, словно бы речь шла о каком-
то пустяке. И, не дав мне опомниться и возразить, что я не только не охотник,
но даже и ружья в руках ни разу не держал, Сергей Яковлевич приказывает, чт
обы я через час был готов.
На исполкомовском «газике» по сквернейшей дороге, в такую густую темень
Ц хоть ножом режь, мы выехали в колхоз «Ленинский труд». Всю дорогу Штыко
в с Головой хвастались друг перед другом своими охотничьими удачами. Я ж
е с ужасом думал о походе по болоту за глухарем. На мне было легкое осеннее
пальтишко и ботиночки с калошами. Но мои опасения были преждевременны. У
Головы нашлось все: и резиновые сапоги Ц заколенники, и куртка, и ружье. И
лья Антонович отдал мне все лучшее. Когда я опоясался тяжелым патронташе
м, сбоку подвесил новенький ягдташ и закинул за спину двустволку, Сергей
Яковлевич насмешливо посмотрел на меня и сказал:
Ц Тартарен из Тараскона.
Я, разумеется, ничего не убил. Штыков с Головой стукнули по великолепному
глухарю. Я им не завидовал, не раскаивался, да и сейчас не раскаиваюсь в эт
ой поездке. Я видел, я слышал весеннее утро в лесу. Раньше я только читал о н
ем в книжках. Но какое может быть сравнение!
Когда мы возвращались с Сергеем Яковлевичем в Узор, он спросил:
Ц Ну и как?
Я глубоко вздохнул и закрыл глаза от удовольствия:
Ц Чудесно!
Ц Да, ты прав. Чудесно! Лучше и не скажешь.
Охотничий зуд не давал мне покоя. Я не утерпел, позвонил в колхоз Голове, д
оговорился с ним на неделе провести зорьку в лесу. Он с радостью согласил
ся, и я принес Васюте тяжелого глухаря. Васюта взвесила его на безмене. Глу
харь весил без малого пятнадцать фунтов. После этого я зачастил к Илье Ан
тоновичу. Потом обзавелся собственным ружьем. С Головой я ходил и на зайц
ев, ходил и на кабана.
Голову знает весь район. Да еще бы не знать! В войну он командовал партизан
ским отрядом. «Отчаянный мужик!» Ц говорят о нем. У Ильи Антоновича два ор
дена Ц Отечественной войны, Красного Знамени Ц и куча медалей.
Характер у Ильи Антоновича горячий, резкий. Однако душа у него добрая и да
же возвышенная.
Был случай, он чуть не пристрелил меня на охоте. По неопытности я подбил гл
ухарку. У Ильи Антоновича от гнева глаза кровью налились, он схватился за
ружье и так заорал, что перепугал всех птиц в лесу. А через пять минут сам ж
е успокаивал меня, чтоб я не очень-то переживал, потому что со всяким тако
е бывает, и привел мне пример, как он сам из озорства пульнул по дятлу «Так
батька, Ц рассказывал он, Ц взял этого дятла Ц и мне по морде, по морде. И
до тех пор хлестал, пока всего дятла не измочалил. С тех пор я понапрасну н
и по одной птахе не стрельнул. А стреляю я во как, смотри». Он мгновенно вск
инул ружье и хлопнул на лету сойку.
Ц Видал, миндал, как надо стрелять!
Голова подобрал сойку и отрезал у нее лапы, сунул их в карман.
Ц Зачем они тебе? Ц спросил я.
Ц Для лицензии. Настреляю сто пар, сдам в охотничье общество и получу лиц
ензию на отстрел лося.
Работу председателя Голова не любит и не дорожит ею. У него в жизни три стр
асти. Наипервейшая Ц охота. Вторая Ц это страсть предаваться воспомина
ниям о былых, незабвенных делах партизанских. Если ему попадался в лапы с
лушатель (а мне Ц таки приходилось не раз), он всю ночь напролет рассказыв
ал ему о вероятных и невероятных подвигах своего отряда. Когда слушателе
й нет, он вспоминает сам для себя. На него тяжелым грузом наваливается том
ительная и сумбурная бессонница. Перед его широко открытыми, выпуклыми,
как лупы, глазами кинолентой бегут ожесточенные бои, дерзкие налеты на ж
елезнодорожные станции, походы, переправы, рукопашные схватки и прочие ж
утко интересные события. Он то смеется, то скрежещет зубами и, вскакивая, р
угается и проклинает себя: «У черт, дурак, баранья голова, как глупо я упус
тил тогда этот эшелон с танками! Если б я его свалил Ц наверняка, наверняк
а был бы Героем». Его разгоряченный мозг дорисовывает картины боев и при
думывает новые. Это привело к тому, что теперь Илья Антонович и сам не може
т разобраться, где в его рассказах правда, а где вымысел.
Есть еще одна страсть, которой он страшно стыдится, хотя в этой страсти ни
чего позорного нет. Илья Антонович очень любит макароны. Когда они случа
йно появляются у нас в поселке, Голова все бросает и мчится в Узор за макар
онами. В деревнях спать ложатся ранним вечером. И если в глухую ночь в Бере
зовке у председателя горит свет, а из трубы валит дым, все знают, что Илья А
нтонович жарит макароны.
Председатель Голова посредственный, а как хозяйственник и гроша ломано
го не стоит.
В районе его терпят, поскольку Голова фигура знаменитая и поскольку есть
председатели и еще хуже Ильи Антоновича. Колхозом он командует, как кома
ндовал когда-то партизанским отрядом Ц дерзко и решительно. Встает Гол
ова раньше всех в колхозе, с петухами. Ружье за спину, на лошадь Ц и в лес. К
началу трудового дня возвращается Ц и прямо в правление. Там счетовод е
му вручает листок бумаги, на котором расписано, что сегодня делать и кому
что делать. Илья Антонович опять садится на лошадь и, огрев ее плетью, напр
авляется на левый край села. Отсюда он начинает свой деловой объезд. Подс
какав к дому, не слезая с лошади, стучит по раме плеткой и кричит:
Ц Наташка, навоз возить!
Ц Ладно, Ц отвечает Наташка.
Ц Выходи!
Ц Дай печку дотопить!
Ц Выходи, а то я тебе всю печку по кирпичику разнесу! Ц орет Голова на всю
деревню.
Наташка выскакивает из дому как ошпаренная и, отбежав на приличное расст
ояние, начинает поносить председателя самыми что ни на есть последними с
ловами: зверь, изверг, макаронник!
Но ее гнев нисколько не волнует Илью Антоновича. Он свое дело сделал и нап
равляется к следующему дому Ц и опять плетью по раме.
Ц Макар!
Открывается окно, и показывается плешивая голова старика.
Ц Чего тебе?
Ц Пойдешь… Постой, куда же ты пойдешь?… Ц Голова вытаскивает из кармана
листок. Ц Ага! Пойдешь и переложишь печку на скотном дворе в водогрейке.
1 2 3 4 5 6 7