Любимой женщине нужно внушать уверенность, а не нюни при ней распускать.
– Может быть не надо, Ричи? – А? – Пожалуйста – Чуть ли ни взмолилась она.
– Дези, там каша рисовая с мясом – А мясо вкусное, – с кровью, – сообщил я, чувствуя, как рот наполняется слюной. Я сглотнул. Ты себе даже не представляешь, какая вкуснятина. Пошли.
Когда дед открыл дверь, в первую секунду он обомлел. Этим-то мы и воспользовались. Я подтолкнул Дези под зад и распорядился:
– Беги на кухню, а я пока с ним поговорю.
Моя умница сразу поняла, что от нее требуется и, проскочив между ног, рванула к еде.
– Стой! – закричал дедуля. Ты куда!!!
– Не волнуйся, – остановил я его. Сейчас поест, и мы уйдем.
Дед что-то понял. Он развернулся и пошел на кухню, я следом за ним. А моя умница тем временем долизывала крошки. Вид у нее был блаженный. Наверное, никогда в жизни она не ела такой вкуснотищи.
– Покушала? Ласково поинтересовался я.
– Ага – Протянула она. Спасибо, вкусно было.
– Вот видишь, а идти не хотела.
– А ты как же? Вдруг заволновалась она.
– Не переживай, – остановил я ее. Голодным не останусь. Сообщил я, хотя некоторые сомнения у меня присутствовали. Если мамка, когда придет, не пожалеет и не накормит, точно придется спать на пустой желудок.
– Ой! Ричи, пошли скорее домой. Как там мои маленькие – Заволновалась она.
– Пошли, – согласился я, направляясь к дверям. Гавкнул, и дед тут же отварил. Я ненадолго, – сообщил я ему, пулей выскакивая в подъезд.
Добежали до гаражей мы за пару минут. Кузьма сидел на одеяле и рассказывал сказки.
Малышня внимала ему, открыв рот. Они даже не обрадовались, увидев мать.
– Слава богу, – явились, – пробурчал он. Я вас так быстро не ждал. Ваше дело молодое, могли бы еще погулять.
– Спасибо, – поблагодарил я его.
– Что уж там, – пошел я – Спокойной ночи, – попрощался он.
– Спокойной ночи, Кузя. Спасибо тебе, – поблагодарила его Дези.
– Смотрите, не шумите, а то устроите здесь содом и гомору из-за своей любви, а мне потом Иван хвост накрутит. Люди разные бывают. Не дай бог, увидят, что вам хорошо, и выгонят нас на улицу. Что тогда делать будем? – Зима скоро…
– Не волнуйся, мы тихо. Поболтаем чуть-чуть, и спать уляжемся. Сообщила Дези. Мы же несколько месяцев не виделись, соскучились друг по другу.
– Ну, ладно, тогда пошел я. Отдыхайте.
Кузьма развернулся и побрел к дверям. При ходьбе он слегка приволакивал лапу.
Чувствовалось, что на самом деле он уже стар. Мне от чего-то стало его жалко.
– Оставайся с нами, – предложил я. На улице холодно.
– Не холодно, а прохладно, и воздух там свежий. В такой духотище я сроду не засну, – сообщил он. Буду лежать, потеть и баранов считать.
– Баранов? – Не понял я.
– Да, баранов, – подтвердил он. Один баран, два барана, три – и так до бесконечности.
Спокойной ночи, ребята, пошел я.
Когда мы остались одни, я предложил: – Ложись спать, а я пока за малышней присмотрю.
– Зачем? – Что за ними смотреть? Они еще маленькие, сейчас пригреются и заснут. А тебе домой пора, тебя ждут, волнуются.
– Не пойду я никуда. Здесь ночевать буду, – не согласился я.
Уходить на самом деле не хотелось. Здесь она, мои дети, моя семья, мой дом.
– Нельзя так, Ричи. Тем более тебе поесть нужно.
– Не переживай, – улыбнулся я. Ее забота была мне приятна. Сейчас поболтаем чуть – чуть, и я пойду.
Проговорили мы почти до утра. Когда наконец-то умолкли, на востоке уже просветлело, правда, едва заметно. Было бы начало лета, было бы совсем светло, а так почти темень.
– Ричи! Воскликнула Дези, неожиданно очнувшись. Немедленно уходи. Не дай бог, у тебя неприятности будут.
– Не переживай, – успокоил я ее, хотя у самого сердце было не на месте. Мамка поймет и простит. Она человек.
– Вот-вот, не заставляй ее волноваться. Уходи, завтра договорим.
Что же делать? Она права. Конечно, можно ждать до утра, но это не выход. Так и нарваться можно. Да, пора было уходить, давно пора.
– Ладно, дорогая, пойду я.
На прощание мы поцеловались, – долго, страстно. Ее губы ласковые, нежные коснулись моих.
Язычок пробежал по волоскам. От блаженства у меня задрожали лапы и, как всегда, от волнения захотелось в туалет. Я развернулся и пулей вылетел из гаража. Еще минута и точно не дотерпел бы.
Да, – лучше бы домой я не приходил.
Мамка не спала всю ночь, бегала по улице, меня искала. Глаза красные, заплаканные. Как меня увидела, не знает, что делать, то ли ругаться, то ли радоваться. Решила совместить одно с другим. Бросилась ко мне, обняла, поцеловала, а потом начала воспитывать. Ужас какой-то.
Полчаса только и слышал, какой я плохой и какой молодец, что все-таки вернулся. Накормила она меня, конечно. Так что спать я улегся сытый и довольный, правда, слегка душистый. Но помывку оставили до утра, в пять часов утра сил уже ни у кого не было.

Семейная жизнь

Утром посадил меня дед на поводок и потащил гулять. Что я только не делал, как ни старался, но дед стоял насмерть. Через полчаса повернули домой. Я чуть с ума не сошел. Моя любовь, мои деточки ждут меня в гараже, а я, как последний дурак, должен сидеть в четырех стенах.
Попытался вырваться на волю, но где уж там. Завел он меня в дом, – захлопнул дверь. Все, кончилась жизнь, погасло солнце.
Просил деда, просил, выпустить меня на улицу, он ни в какую. Наконец завыл, призывая все проклятья на голову этой вредной двери, не желающей открываться.
Все впустую. Чувствую, с ума схожу, либо в окно выброшусь, либо лапы на себя наложу.
– Выпусти! Ору.
– Нельзя! – Дед кричит.
– Выпусти! Еще громче ору.
– Фу, Ричи, нельзя! Отойди от дверей.
Понял я, что не в силах терпеть. Она там – голодная, холодная, а я – Разве я мужчина после такого? – Разбежался и всем весом на дверь. Искры из глаз посыпались. На пару минут даже забыл, кто я и где.
Дед перепугался. Начал мамке звонить. А что звонить-то? Подумаешь, бровь чуть-чуть разбил.
Заживет. Как на собаке заживет. Главное, выпусти. Просил, просил, нет, не пускает.
Решил я тогда в окно прыгать. Думаю, будь, что будет. Без Дези мне не жить. А дед, словно что-то почувствовал, насмерть встал. Дверь на кухню закрыл, оставил меня в коридоре. Не тпру, ни ну – Хорошо, скоро мамка пришла, начала меня йодом мазать. Пришлось терпеть, хотя сердце рвалось на куски. Принялся я ее уговаривать. Что только не делал, как не старался, все бесполезно. Всегда понимала, а тут будто оглохла и ослепла.
Совсем у меня лапы опустились, чувствую, сейчас зарыдаю, громко на весь дом. Лег у порога, глаза закрыл, и тут – слава богу, прибежала Танюшка с подружкой, вернее с подругом, Максом зовут. Они в дверь, а я за дверь. Как брошусь вниз по лестнице, только слышу, как Танюшка кричит:
– Держи его! Да где уж там. Разве можно удержать молнию?
Бегу, уже улицу вижу, еще этаж и свобода. И тут – раз, и облом. Внизу у окна еще один друг остался, покурить оболтус решил. Встал насмерть. Чувствую, не прорвусь. Решил я его обойти. Раз и с разбегу на подоконник. Подумаешь, всего-то второй этаж, ерунда. Данила вон, с четвертого падал, и то без проблем. Только в туалет пару раз сходил и сутки проспал.
Проснулся, как ни в чем не бывало. Сделал вид, что ничего не случилось. Так что, бог не выдаст, свинья не съест.
В общем – прыгнул я, разбил окно и прыгнул. Кто бы мне такое неделю назад сказал, ни в жизнь не поверил. А что мне оставалось делать? Сидеть дома и ждать, когда они смилуются? – Нет, так не годится. Мужик я или не мужик? – Приземлился на все четыре лапа. Повезло. Махнул хвостом и на канал, в гаражи, пулей.
Девочка моя совсем меня заждалась, думала, что-то случилось Увидела, обрадовалась, а когда разглядела мою побитую и порезанную морду, как закричит:
– За что они тебя так?! – Звери!!!
Я в первый момент перепугался, не понял, что случилось, а когда дошло, расхохотался.
– Это я сам, дорогая, о стекло порезался.
– О стекло? Не поняла она. Зачем тебе стекло?
– Пришлось в окно выпрыгивать – Отпускать меня не хотели, вот и пришлось схитрить.
– Ричи, – зачем ты так? Убиться же мог – Что бы я без тебя делала?
Ее огромные глаза наполнились слезами, и она зарыдала громко, навзрыд. Мне самому стало жалко ее до слез.
– Милая, не плачь! Все хорошо. Я со второго этажа прыгнул. Это совсем не страшно.
Некоторые вон и с пятого прыгают, а потом живы и здоровы. Не расстраивайся, дорогая.
Прижался я к ней – Как она меня любит… Как любит – А она принялась вылизывать мою побитую морду. Через полчаса стал, как новенький.
Малышня тоже проснулась. Смотрит на нас, понять ничего не может. Только Атос подобрался сбоку и как меня за хвост цапнет. Это переполнило чашу терпения. Думаю, пора преподать им урок. Совсем их мать распустила. Схватил я этого террориста за загривок и слегка потряс.
– Что же ты, – говорю, – Делаешь?
– Тренируюсь, – отвечает. Учусь на дядек разных нападать.
– Я тебе не дядька разный! – Я тебе отец! Возмущенно воскликнул я.
– Ну и что? – Я расту, мне двигаться нужно – Вот и двигайся где-нибудь в сторонке, а то, как сейчас по попе надаю, неделю сидеть не сможешь.
А он смотрит на меня, мордочка хитрая, в глазах не капли страха или огорчения, чертенок, а не пес.
– Ну-ка, иди, гуляй, – вмешалась тут Дези. – Хватит к отцу приставать.
Посмотрел он на нас, посмотрел, махнул хвостом и поплелся во двор.
Ладно, освободиться, я освободился, а что дальше? Их же кормить нужно, и Атосика, и остальных. Значит, мать должна быть всегда сытой. А где продукты взять? Думал, думал, наконец, надумал. Решил сбегать в магазин. Вдруг там что-нибудь раздобуду.
Прибежал, сел на входе, сижу жду. Может, кто-нибудь сжалится, покормит. Морду состроил самую несчастную, самую голодную. Видел бы себя со стороны, точно, все покупки сразу отдал бы. Да где уж там – Ждал, ждал, все впустую. Люди, они не такие, как мы. Порой дальше собственного носа ничего не видят. Глянут на меня и решают, что я хозяина жду. Стараюсь изо всех сил, а они только смотрят, и улыбаются, да еще за чуб норовят дернуть. Вид у меня больно интеллигентный, несмотря на порезы и ссадины.
Понял я, что деваться некуда, придется возвращаться домой. Только там можно разжиться едой. Вздохнул и поплелся – Мамка, как меня увидела, обрадовалась. Гладить меня начала, целовать.
– Ричи, Ричи, – говорит. Как же ты так мог?
– А что мне оставалось делать? Отвечаю. У меня жена, дети, а вы меня к ним не пускаете.
Разве так можно?
Смотрит она на меня, а понять ничего не может.
Глянул я на нее и говорю: – Есть хочу. Покорми, пожалуйста.
Это она поняла. Достала мясо, кашу. Нарезала полную миску и говорит:
– Иди, ешь.
Подошел я к миске, принюхался. Думаю: «Нужно что-нибудь Дези отнести. Она совсем голодная». А сам чувствую, как в животе бульки бегают. Есть хочется, аж слюни текут. Взял я себя в лапы и съел только кашу. Мясо, как мог, носом в сторонку отодвигал. Может кусочек, ну, два, – ну – три, в рот попали, – случайно. Съел я кашу, собрал мясо в рот и пошел к дверям.
Смотрю на мамку, а сказать ничего не могу, рот полон.
Посмотрела она на меня, посмотрела, открыла дверь и говорит:
– Ладно, иди – Что с тобой делать? – Тяжело вздохнула, а потом неожиданно предложила: – Хочешь, приводи ее к нам. Пусть хотя бы поест.
Молодец у меня мамка! Разве другой кто-нибудь понял, насколько все серьезно.
Тыкнулся я ей носом в руку, попрощался и рванул к своим.
Донес я мясо, почти все донес. Ну, может, один кусочек по дороге проглотил. Он не в то горло пошел, вот и пришлось его на ходу ловить.
Дези, как мясо увидела, от удивления аж застыла.
– Спасибо тебе, Ричи, – говорит, – Любимый! – Как бросится на меня. Расцеловала, облизала, я даже засмущался от ее благодарности, а потом лапой махнул. Думаю, что же теперь, краснеть, как глупый пацан? Нет, так не годится, я мужик от когтей до кончика хвоста.
Завалил ее, облизал, всю с лап до головы. Поласкались мы чуть-чуть, а когда в себя пришли, только и увидели, как последний кусочек в пасти Атосика исчезает.
Я чуть в обморок не упал. Как же так!? Я, как последний дурак, тащил все это в собственной пасти, чтобы накормить мою любимую, а эта малышня беззубая за полсекунды все подмела.
Вон стоят морды довольные, облизываются.
От возмущения у меня даже голос пропал. Только хотел всем сестрам по серьгам раздать, да не успел, Дези помешала.
– Спасибо тебе, милый, – говорит, – Они первый раз в жизни мясо попробовали. Как прижмется ко мне, как зарыдает.
– Дези, Дези! – Что ты, – все хорошо. Я еще принесу. Сам говорю, а себе не верю. – Они же молоком питаться должны? Спрашиваю.
– Они уже подросли. Им одного молока мало.
Как же так?! Это что, – я должен не только их мать кормить, но и эту пятерку!? – Нет, мне это не по зубам, не потяну я. Конечно, по телевизору показывали, как койоты на козлов охотились, но я же не койот, а здесь не прерии. Что же теперь делать? – Настроение упало почти до нуля.
Посмотрел я на свое потомство. Довольные, сытые, за хвостами друг дружки гоняются.
Мордочки у всех счастливые, симпатичные, слов нет, до чего хороши. А девочки просто красавицы. Стройные, шерстка мягкая, пушистая, все в меня. Вздохнул я и говорю:
– Ладно, этих накормили, а с тобой что будем делать?
– Ничего, я пока не голодная. Вчера кушала.
– Есть нужно два раза в день, утром и вечером. Как ты таких простых вещей не знаешь?
Глянула она на меня, – так глянула, что я чуть своими словами не подавился.
– Это ты, – говорит, – Ричи, два раза в день ешь, утром и вечером. А я порой два раза в неделю – Вот так – Какой же я дурак!
– Прости меня, Дези. Не знаю, кто меня за язык тянул.
– Иди домой, Ричи, пора тебе.
– Не пойду я никуда! С вами останусь. Будем жить, на охоту ходить. Тут наверняка кто-нибудь водится – Кто? – Не поняла она.
– Кто-нибудь, да водится. Рыба в канале, например, – отвечаю.
А она как примется хохотать.
– Ричи, Ричи, – как же ты на нее охотиться будешь? – С удочкой что ли? – Обидно мне стало, слов нет.
– Как-нибудь, да поохочусь. Отвечаю. Не издевайся, пожалуйста.
– Хороший ты мой, не обижайся. Спасибо тебе, только не сможешь ты жить с нами. Голодно, холодно – Зачем тебе это нужно? – Пусть голодно, пусть холодно, но без тебя мне не жить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24