— И тебе тоже?— Нет, со мной другая история. Мне было шестнадцать, а Розите восемь, когда мы уехали в Лос-Анджелес. А там китайцы, колумбийцы, кого только нет. Я терпел три года, потом сел в машину, спрятал Розиту в багажник и рванул на юг. В Сан-Диего я продал машину и — пешком сюда.— Где теперь твоя мать? — спросил Кэрби.— В Олдерсоне, в Западной Виргинии.— Странное место.— Не очень. Там федеральная женская тюрьма.— О! — воскликнул Кэрби и на миг погрузился в размышления, потом сказал: — Луз?— Тут я.— Но если у здешних жителей такая нравственность… то почему они балуются зельем?— А что в нем безнравственного?— Хороший вопрос, — признал Кэрби.— Ты понимаешь, тут, на юге, работа непосильная, люди спины не разгибают. Ты годами не видишь их глаз. А зелье и самогон — хоть какая-то отдушина.Кэрби уснул. Или ему показалось, что уснул. Белая луна катилась по черному небосводу. Потом ее заслонила чья-то фигура. И произнесла:— Привет.Это была сестра Луза, теперь Кэрби вспомнил ее. Если б луна не крутилась перед глазами, он, вероятно, припомнил бы даже ее имя.— Хариа, — сказал он.— Розита, — поправила она, садясь и шелестя многочисленными юбками.— Ты права. Совершенно права.Подобно остальным соплеменникам, она была низкорослой, но гораздо изящнее. У нее были большие карие, с поволокой глаза, резко очерченные скулы, широкий чувственный рот и кожа цвета темного какао. Двигалась она мягко, как пума.Сначала она поцеловала его, потом выдохнула дым самокрутки ему в лицо, отчего Кэрби показалось, что луна вращается не в небе, а у него в голове, и наконец сказала:— Если ты спишь тут всю ночь, жуки закусывают насмерть.— Верно, верно, — с грустью пробормотал Кэрби.— Так пойдем в хижину.Они пошли в хижину. Вскоре наступило утро, и Кэрби обнаружил, что шевелить руками и ногами ему так же трудно, как и шевелить мозгами. Он кое-как выполз на солнышко и, оглядевшись, ничуть не удивился тому, что остальное человечество испытывает такие же муки. Неужели роду людскому уже надеяться не на что? Нет, кое-что еще осталось. Кофе, ветчина, опять кофе, лепешка, опять кофе, самокрутка и короткий отдых с Розитой. Комплексное лечение помогло. Обитатели деревни прибегли для исцеления к сходным средствам, и после полудня празднество возобновилось. Розита болтала что-то о своем слишком поспешном отъезде из Штатов и намекала, что неплохо бы вернуться туда. С хорошим приятелем, разумеется. Кэрби ответил ей на это рассеянным «угу» и отправился обозревать город.Завидев Луза и Томми, он присоединился к их обществу. Вот когда впервые зашла речь о наследии майя и загадках их прошлого.— Да, парень, лихо ты сел в лужу, — сказал Томми.— Не без помощи Инносента Сент-Майкла, — ответил Кэрби.— У тебя своя голова на плечах. Нам труднее, у нас нет прав, спасибо предкам. Тысячу лет назад наш народ жил в шикарных городах, по уши в золоте, нефрите и всем таком прочем.— И совершал человеческие жертвоприношения, — с волчьей ухмылкой вставил Луз.— А потом начался исход, — продолжал Томми, — и все добро провалилось в преисподнюю. За храмом нужен присмотр, иначе он превращается в груду камня.— Особенно в джунглях, — сказал Кэрби.— Правильно. Наносит землю, начинает расти всякая всячина, потом вянет, гниет. Снова земля, снова растительность. Дожди вымывают раствор, и вся постройка рушится к чертям. Был храм, а теперь холм. Храма и не видно.— Слушайте, ребята, — сказал Кэрби, — вы сами жили в городах и покинули их, не забыли?— Мэдисон и Хьюстон. — Томми поджал губы. — Я говорю о наших городах. Ламанай, Тикаль. Живописные места.— Живописные обряды, — вставил Луз.— Ну, не знаю, — произнес Кэрби. — Не в обиду вашим предкам будь сказано, но я бы не хотел жить в городе, где людей приносят в жертву.— Почему?— Я ведь тоже человек.— Хм, — ответил Луз, и они замолчали, очевидно осознав разницу между участниками обряда и его созерцателями.На другой день Кэрби пришел в себя, поцеловал Розиту и улетел, чтобы снова стать пилотом и попытаться вылезти из лужи, в которую его усадил Инносент Сент-Майкл. А спустя две недели он с горящими глазами примчался обратно в Южную Абилену и привез с собой еще два капроновых пакета. Здесь он поделился с Томми и Лузом своими замыслами.
— Привет от Розиты, — сказал Томми, устав ждать, когда Кэрби переведет дух. — Она интересуется здоровьем твоей жены.— Увы, улучшений нет, — отвечал Кэрби. — Было еще два сильных припадка, и на нее опять надели смирительную рубашку. Неважные дела.— Я передам Розите, — сказал Луз. — Она очень озабочена состоянием твоей женушки.— Да, я знаю.— Что-нибудь неладно с двумя вчерашними покупателями? — спросил Томми.— Да нет, они все проглотили, — ответил Кэрби. — Сегодня днем я увижу их и окончательно обо всем договорюсь. Труднее будет с другим парнем.— С каким?— Вчера получил записку. Он должен был приехать на будущей неделе, и вдруг ни с того ни с сего приезжает сегодня.Томми перевел его слова, и они очень расстроили всех присутствующих.— Вот ведь задница, — сказал Луз.— Святая правда, — ответил Кэрби. — Но его уже не остановить. Придется как-то задержать парня в Белиз-Сити и сделать так, чтобы он не встретился с этими двумя. А сюда его можно привезти завтра. К этому времени все должно быть готово.— Успеем, — пообещал Томми. — Те двое особо не копались, не то что иные из твоих приятелей.— Они даже не нашли каменный свисток, — вставил Луз.— Самое главное — поле. Оно должно выглядеть так, будто на него редко садятся самолеты. А там видны следы «Синтии».— Ладно, заметем, — сказал Томми.— Хорошо. И вот что, Томми, — серьезно добавил Кэрби, — бросай эти свои штучки, ладно? Хватит высовываться из кустов. Если б эти парни увидели тебя вчера, их бы инфаркт хватил. А убивать покупателей невыгодно.— Уж и позабавиться нельзя, — проворчал Томми. ВОПРОС В ТОМ… — Вам нравятся устрицы? — спросил Сент-Майкл.— Очень, — ответила Валери. Инносент улыбнулся.— Я привожу сюда всех своих подружек, — сказал он. — До и после. Им нравятся устрицы, но после — больше.Валери не нашлась, что на это ответить, но после такого замечания твердые белые моллюски показались ей неудобоваримыми. Равно как и белое итальянское вино. Поэтому она набила рот салатом.Вкусный салат. Хороший ресторанчик на задах частного жилого дома — то ли встроенный в него, то ли пристроенный. Белые столики окружены цветами и другой растительностью, пол земляной, поэтому все растет прямо в зале. Тропические цветы гораздо ярче, чем цветы в Южном Иллинойсе.Подошла официантка — взглянуть, не нужно ли чего-то, и Инносент, обхватив ее ручищей, принялся поглаживать.— Так ты здесь теперь работаешь? — спросил он.— Совсем недавно, — отвечала официантка, маленькая веселая толстуха с очень милым личиком и красно-бурой кожей. — Устала день-деньской сидеть в конторе. Может, вернусь в Белиз-Сити.Инносент улыбнулся Валери.— Сьюзи любила устриц после, — сказал он и, стиснув ногу официантки, спросил: — Разве не так, малышка?Сьюзи захихикала, Инносент подмигнул Валери.— Но сама любовь нравилась ей еще больше.Сьюзи обменялась с Валери многозначительными взглядами.— Всякий мужчина считает себя чемпионом, — сказала она. — «Ну, дорогая, разве я не лучший? Разве я не самый-самый?» — «О, конечно, дорогой! О, да!»Под оглушительный хохот Инносента Сьюзи сделала жест, какой делают рыболовы, описывая добычу. Рыбешка получилась мелкая.Валери пришлось засмеяться. И съесть устрицу. Вопрос теперь состоял в том, придется ли ей завалиться в постель с Инносентом Сент-Майклом. Впрочем, «придется» — не то слово. Видимо, это будет своеобразной взяткой представителю третьего мира. Мздой за сотрудничество. Валери не очень разбиралась в механике таких дел, но поняла, что Инносент оставляет решение за ней, в то же время без излишней грубости подталкивая ее на единственно возможный путь. Она выпила еще вина. Инносент ослепительно улыбнулся ей.— Ну так что, Валери, нравятся устрицы?Она хихикнула, будто одна из его подружек. ЧЕРНЫЙ СУХОГРУЗ «Эта стела может оказаться очень ценной. Смотря в каком состоянии остальная ее часть», — сказал Уитчер. Тощий негр стоял у окна гостиничного номера и выглядывал на улицу. Прямо под окном был бассейн, в котором сейчас никто не купался. Отсюда нельзя было увидеть окна ресторана, но тощий негр и так знал, кто там сидит.«Их тут целая куча», — небрежно бросил Кэрби. Кассеты двух магнитофонов монотонно крутились. «Пошли дальше», — голоса смолкли, сменившись звуками одышки и шелестом травы на склоне холма. Тощий негр взглянул на столик, где стояли два магнитофона, потом опять с легким сожалением посмотрел в окно. В ресторане продолжалось совещание Кэрби, Уитчера и Фелдспэна. Интересно, записывают ли американские гости и этот разговор тоже? Пошлют ли его сюда еще раз, чтобы снять копию с другой пленки? Если пошлют, то он услышит, как Кэрби скажет:— Ладно, договорились. Я вывезу из страны все, что мы найдем внутри храма. Вы продадите это через своих людей, и мы поделим барыш поровну.— Вам придется довериться нам, — отвечал ему Уитчер. — Хотя вы, наверное, знаете, сколько обычно стоят такие вещи.— И очень хорошо. Кроме того, вам тоже предстоит довериться мне. А вдруг я всучу вам подделки?Фелдспэн удивился, Уитчер рассмеялся.— Да зачем вам это, господи? У вас есть храм, битком набитый подлинниками, которых, вероятно, достаточно, чтобы озолотить всех нас. Так чего ради подвергать риску наши отношения?— Вот именно. По той же причине вы, ребята, будете честно рассчитываться со мной.— Разумеется.— Единственная трудность — вывоз товара из страны, — сказал Фелдспэн.— У меня есть свои способы, — заявил Кэрби и умолк, потому что официантка принесла еду. Пока она расставляла тарелки, все смотрели в окно на пустой бассейн и океан за ним.Там стоял на рейде черный сухогруз. Дотошные британские таможенники обнаружили его где-то к северу отсюда и арестовали, потому что корабль был набит марихуаной. Теперь судно конфисковали, точно так же, как некогда грузовичок Мэнни Круза, и оно стояло тут в ожидании правительственного аукциона.Наверху магнитофон сказал голосом Кэрби: «Все мы должны помалкивать об этом храме. Здесь, в Нью-Йорке, где угодно».Наконец официантка ушла.— Американцев, бывало, ловили при попытке вывезти из Белиза резные камни и прочее, — произнес Уитчер. — Ловили и сажали.— Вот почему вам повезло с партнером, — ответил Кэрби.— Вряд ли вы поделитесь с нами вашими методами контрабанды, — почти робко сказал Фелдспэн.— Отчего же нет? — Кэрби ухмыльнулся. — По правде сказать, они — моя гордость. Понимаете, в Белизе не один главный предмет контрабанды, а два. Первый — древности майя, второй — марихуана.Фелдспэн заулыбался, вспоминая что-то, а Уитчер спросил:— Вы занимаетесь и тем и другим, верно?— Я сочетаю виды деятельности, — сказал Кэрби. — Правительство строго карает за вывоз древностей. Возможно, при выезде ваш багаж подвергнется досмотру, коль скоро у вас в паспортах записано, что вы — торговцы древностями.— О, господи, — произнес Фелдспэн и встревоженно взглянул на Уитчера.— Их волнует только доколумбово искусство, — сказал Кэрби. — Что касается марихуаны, то британцы и янки иногда могут пошуметь, но местным властям наплевать. Это дело приносит немало американской валюты. Здесь им занимаются тихо и по мелочам, не то что в Колумбии или Боливии, где целая кокаиновая индустрия. И зелье служит неплохим подспорьем для фермеров, которые выращивают тростник вокруг Ориндж-Уолк. Я вывез отсюда немало мешков, и никто даже не приглядывался ко мне. По правде сказать, после ленча у меня встреча с одним парнем по этим делам.Уитчер и Фелдспэн с любопытством уставились на него. Фелдспэн подался вперед и спросил гораздо более доверительным тоном, чем когда они обсуждали незаконный вывоз бесценных древностей майя:— Вы имеете в виду торговца?— Посредника, — ответил Кэрби. — Это американец. Прилетает сегодня днем. — Затем, словно испугавшись, что сказал слишком много, он тоже наклонился вперед. — Слушайте, там, на севере, он слывет страшным человеком, — прибавил он, понизив голос. — Если он заподозрит, что я болтал о нем, всем нам будет худо.— Мы ни словечка не скажем, — вымолвил Уитчер.— Если увидите нас вместе, притворитесь, что не знаете меня, — велел Кэрби.— Ясное дело, — Уитчер кивнул, как заправский заговорщик.— Ладно, — сказал Кэрби, — план такой. Я сажусь в свой маленький самолетик, нагруженный мешками с зельем. Все знают, чем я занимаюсь, и всем глубоко плевать. Я взлетаю и отправляюсь во Флориду. — Он еще больше подался вперед и, подмигнув, добавил: — А в мешках вполне могут оказаться древности майя.Магнитофоны наверху щелкнули и отключились. Тощий негр зевнул, потянулся, отошел от окна и нажал кнопки перемотки.— Блестяще! — воскликнул в ресторане Фелдспэн. Кэрби улыбнулся и кивнул.— Я краду тачки, — сказал Уитчер.— Совершенно верно, — согласился Кэрби.— «Похищенное письмо», «Троянский конь»! — вскричал Фелдспэн.— Я и не утверждал, что действую очень оригинально, — ответил Кэрби, начиная испытывать легкое раздражение.— А во Флориде мы подкатываем тачки к самолету! — вставил Уитчер.— Вот именно. И возникает вопрос: кто будет встречать меня там — вы или другие люди.— Во Флориде? — гости переглянулись. — Наверное, мы должны сделать все сами.— Да, — согласился Фелдспэн. — Вы только укажите место и время.— Хорошо. Значит, ни с кем другим я дела не имею, — сказал Кэрби. — Я даже не вылезу из самолета, пока не увижу одного из вас.— Наверное, ваша работа требует большой осторожности? — проговорил Фелдспэн.— Осторожность — моя вторая натура, — ответил Кэрби.Тощий негр положил магнитофон на место, сунул в карман второй — тот, на который записывал, — и тихонько покинул номер Уитчера и Фелдспэна. УЧИТЕЛЬ В ОТПУСКЕ Уитмэн Лемьюел покорно пристегнул ремни и взглянул сквозь иллюминатор на Белиз. Далеко на западе виднелись окутанные дымкой темно-лиловые горы, переходящие в зеленые холмы, которые полого спускались к бледной полоске пляжа;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25