— Это были здоровые цивилизованные люди, они прекрасно жили здесь. А потом вдруг сорвались с места и двинулись в джунгли. И большинство из них не вернулось оттуда даже спустя тысячу лет. Они просто ушли из своих городов, и все.— Хотя и не все сразу, — подчеркнула Валери. — В разных местах исход случился в разное время и продолжался более ста лет. Но в конце концов они повернулись спиной к собственной цивилизации.— Вот видите? — Сент-Майкл торжествующе взмахнул руками, улыбаясь своему помощнику. — Если эти люди без всяких причин покидали города, кто скажет, где именно они могли строить новые?Вернона эта логика явно не убедила, но помощник знает, когда надо отступить, оставив поле боя за начальником.— Возможно, вы правы, сэр, — с неохотой сказал он.— Или не прав, — весело ответил Сент-Майкл. — Надеюсь, мисс Грин вскоре рассудит нас.Он вновь взглянул на карту, улыбаясь каким-то своим мыслям, потом повернулся к Валери.— Я немного знаю этот участок. Мне знаком его владелец.— Правда?— Он ваш соотечественник. Его зовут Кэрби Гэлуэй.Это имя тогда ничего не сказало Валери.— Он не будет возражать против моего приезда?— С чего бы ему возражать? Я думаю, мисс Грин, — сказал он, отходя наконец от карты и приблизившись к Валери. — Я думаю… — Сент-Майкл метнул быстрый взгляд на грудь девушки, потом посмотрел ей в глаза, — что мы могли бы помочь друг другу.«Почему я нервничаю в его присутствии?» — подумала Валери.— Разумеется, если это в моих силах, — сказала она.— Меня какое-то время занимал вопрос о том, что Кэрби Гэлуэй собирается делать со своей землей. Неудивительно, если учесть мое положение.— Д-да…— Однако опять же в силу положения я не могу спросить его об этом напрямик. Возможно, его встревожит вмешательство правительства, он испугается бюрократической волокиты и тому подобного. А я не хочу без нужды докучать людям. Я хочу, чтобы землепользование в стране развивалось. Этого хочет мое министерство. Мною движет простое любопытство. Вы понимаете меня?— Думаю, да, — ответила Валери.— Вы могли бы съездить туда. Вы не связаны ни с каким учреждением, вас интересуют только руины майя. А вернувшись, вы можете рассказать мне, что еще вы там видели.— Вы имеете в виду… марихуану? — спросила Валери, которая всегда читала газеты.Сент-Майкл, похоже, опешил, но потом развеселился.— О, мисс Грин, вовсе нет! Нет! Там для этого нет условий!— Как я и говорил, — вполголоса вставил Вернон.— Позвольте объяснить, что я имею в виду. — Сент-Майкл легонько коснулся ее плеча. — Ничего незаконного, ничего такого, мисс Грин… Валери, если не ошибаюсь?— Да.— Могу я называть вас Валери? А вы зовите меня Инносентом.Валери уставилась на него, утратив дар речи.— Тут, в Бельмопане, — продолжал Сент-Майкл, нежно сжимая ее плечо, — есть всего один ресторан, зато превосходный. Не по нью-йоркским стандартам, конечно, но очень милый. Позвольте мне пригласить вас туда на ленч. Там я и объясню, чем вы можете мне помочь.Вернон на заднем плане принял вид человека, знающего, в чем дело. Валери на переднем плане вконец смутилась.— Большое спасибо, — услышала она собственный голос. — Это было бы здорово. «…ВЕЧНО ЖИТЬ ХОТЯТ» Сверху Кэрби хорошо видел следы, оставленные вчера колесами. Скоро шасси его самолета прочертит еще пару таких же линий. Кэрби разозлился: ведь к завтрашнему дню эти следы надо как-то убрать. Он пролетел над холмом (с воздуха храм был совсем не виден) и над индейской деревушкой, прилепившейся в расселине. Так он сообщал своим парням, что хочет их видеть. Голозадая детвора, игравшая среди бурых приземистых хижин, замахала руками, заметив самолет. Кэрби в ответ помахал крыльями, потом вернулся на поле и приземлился.Он уже добрался до того места, где Уитчер и Фелдспэн нашли стелу с ягуаром, и тут над его головой из-за верхушки холма появилась горстка мужчин. Все они были плотные, приземистые и коренастые. На ногах — веревочные мокасины или вовсе ничего. Выше — рабочие штаны, еще выше — домотканые рубахи, а уж совсем высоко — плоские, грубоватые, загадочные физиономии индейцев-майя. У четверых на боку болтались мачете. Все молча ждали, когда Кэрби вскарабкается на вершину.— Привет, Томми, — сказал Кэрби, присоединившись к ним. — Привет, парни. Дайте-ка я отдышусь.Томми, облаченный в рубаху из зеленых лоскутьев разных оттенков, спросил:— Что-нибудь не так, Кимосабе?— Ничего страшного, — ответил Кэрби и добавил: — Для таких-то парней.— Это он про нас, — сказал Луз (красная драная рубаха). Кэрби улыбнулся и оглядел свою мышеловку. Мир уже проторил дорожку к дверям его дома. К дверям его храма.Именно тут он два года назад встретился с Томми и остальными. Именно здесь зародилась их удивительная дружба. Разумеется, верхушка холма тогда не была расчищена и никакого храма тут не было.
Отдуваясь, Кэрби стоял на верхушке холма и с омерзением разглядывал свой участок.— Инносент Сент-Майкл, — пробормотал он, думая о несбывшихся надеждах. Никогда еще Кэрби не испытывал такого унижения. За полтора месяца участок претерпел разительные перемены, будто выставленный на солнце вампир. Сочное пастбище внизу превратилось в растрескавшийся лунный фунт. Солнце испепелило траву, и пепел унесло ветром. Склоны холмов выглядели еще более ужасно, превратившись в пейзажи Иеронима Босха. На кривых деревьях появились кожистые листья с острыми краями, желтая жесткая осока покрывала пригорки. По скалам и валунам сновали отвратные создания с раздвоенными языками; птицы презрительно кричали, пролетая на запад, к синим цепям гор Майя с их тучным черноземом и обильной зеленью.— Чтоб вам сдохнуть! — крикнул Кэрби пернатым насмешницам. Птицы пролетели, их смех замер вдали, и в тишине Кэрби показалось, что он слышит, как сохнет земля, покрываясь новыми трещинами. Ему хотелось провалиться сквозь эту землю.Но тут он заметил движение на противоположном склоне. Человек шесть индейцев медленно приближались к нему, поднимая ногами облачка пыли. Вот и прекрасно, подумал Кэрби, сейчас меня еще и прихлопнут за часы.Он снял их и сунул в карман. Жаль, туда не втиснешь и башмаки. И сам не втиснешься. Может, предложить им сделку: они его отпускают, а он привозит им Инносента Сент-Майкла? Так они на всю жизнь обеспечили бы себя свиным салом.Это были грубые на вид парни с полуприкрытыми глазами и сверкающими мачете. Они поднялись на верхушку холма, остановились напротив Кэрби и стали рассматривать его. Один из них произнес:— Привет.— Привет, — отозвался Кэрби.— Славный денек.— Если ты так считаешь…— Сигаретку, а?— Нет, спасибо.— Да нет, это ты мне дай.— О, извини. Не курю.Казалось, индейцу вдруг стало тошно. Повернувшись, он заговорил со своими на незнакомом языке, и, похоже, всем им тоже стало тошно. Говоривший покачал головой и заявил:— Уж чего-чего, а пару сигарет с янки всегда можно было стрясти. А теперь вы, кажись, все поголовно бросаете курить.— Они небось вечно жить хотят, — рассудил другой индеец. Что это, скрытая угроза?— У меня в самолете есть немного зелья, если хотите, — сказал Кэрби.— И ты еще спрашиваешь! — Индеец перевел слова Кэрби остальным, и те заулыбались, но продолжали неподвижно стоять на месте. Это было странное зрелище: все равно как если бы улыбались деревья.— А у нас в деревне найдется самогончик, — объявил переводчик. — Можно неплохо погудеть.— Где же эта деревня? — спросил Кэрби, подумав, что можно было бы по суду требовать хотя бы выплаты ренты, если индейцы живут на его земле.— Да там, — переводчик небрежно махнул мачете.— А сколько у тебя навоза? — поинтересовался тот индеец, который, как показалось Кэрби, угрожал ему.— Деревня большая? — осведомился Кэрби.— Одиннадцать дворов, — серьезно ответил первый индеец, как будто Кэрби явился делать перепись населения.— Тогда навоза хватит.Индеец улыбнулся, показывая квадратики зубов.— Меня зовут Томми Уотсон, — сказал он и протянул руку. Ту, что без мачете.— Кэрби Гэлуэй.— А это мой двоюродный брат Луз Коко. — Томми кивнул на второго индейца.— Как поживаешь? — спросил Кэрби.— Неплохо, — сказал Луз Коко.Все спустились с холма, и Кэрби достал из кабины самолета два капроновых пакета.— Бумаги на всех не хватит, — предупредил он.— Ничего, возьмем у миссионера туалетную.Индеец обратился к своим соплеменникам, и начались препирательства. Кэрби ждал, привалившись к самолету.В языке кекчи много цокающих и утробных звуков, поэтому на слух он довольно груб, особенно когда индейцы спорят, кому из них отправляться в миссию за туалетной бумагой. Наконец двое признали поражение и, грустно оглядываясь, отправились вниз по склону. Кэрби присоединился к остальным. Они пошли через палимый солнцем холм, поднялись на следующий до середины склона и углубились в яркую зеленую рощицу, где по берегам быстрого прохладного ручейка стояли одиннадцать бревенчатых хижин.— У вас даже вода есть, — сказал Кэрби. Они были уже далеко от его участка.Томми удивленно взглянул на него.— Так вот почему ты тут околачиваешься! Ты купил это болото?— Ты хочешь сказать, пустыню.— Ты еще не видел, что там в сезон дождей.— Проклятье! Зараза! — воскликнул Кэрби.Но у него не было времени жаловаться на судьбу: предстояло знакомство со всеми обитателями деревни. Их было меньше сотни, и никто не говорил по-английски, разве что несколько слов. Самогон хранился в разнообразных бутылях и кувшинах, а по вкусу напоминал нечто среднее между пивом и пятновыводителем. Деревня, как сообщил Томми, называлась Южная Абилена. Возможно, это соответствовало действительности. Обитатели в большинстве своем были робкого десятка, но приняли Кэрби достойно. Они даже развеселились, когда двое из соплеменников вернулись из миссии с рулонами туалетной бумаги и брошюрами, толкующими, что такое Святая Троица.Жители деревни были потомками строителей храмов. По сравнению с той славной эпохой их связи с миром стали слабее. Теперь они возделывали землю и слонялись по джунглям, почти не соприкасаясь с веком нынешним. Такие маленькие деревушки были щедро разбросаны по центральноамериканским джунглям и равнинам, и их обитатели жили по старинке, практически не имея связи с бурлящей вокруг технологической цивилизацией. Они бросили воевать и возводить храмы, почти перестали на что-либо надеяться. Они просто старались выжить.В Южной Абилене только двое бегло говорили по-английски, Томми и Луз. Как понял Кэрби, они были самыми большими знатоками цивилизованного мира и столь разительно отличались от своих собратьев, что Кэрби захотелось послушать историю их жизни. Однако они сперва потребовали, чтобы он рассказал им, как его угораздило купить тут землю.— Участок мне с первого взгляда понравился, — сказал им Кэрби. — Сент-Майкл представлял владельца, какого-то крупного аристократа из Мексики. Из-за налогов тот не хотел брать закладную, а я был в состоянии уплатить наличными.— Это такой самодовольный толстяк? — спросил Томми.— Да, Инносент Сент-Майкл.— Это была его собственная земля. Он много лет искал дурака, чтобы продать ее.— Спасибо на добром слове, Томми.— Стало быть, ты богач? — спросил Луз. — Ты можешь позволить себе ошибиться?— Богатые люди не рискуют своими задницами и двадцатью годами тюряги, они не возят в Штаты зелье, — ответил Кэрби. — Этим я и заработал на землю. О, господи! — воскликнул он, вспомнив еще что-то.— Что такое?— Остаток денег я отдал за коров одному парню в Техасе.Луз расхохотался. Томми попытался принять сочувствующий вид. Кэрби попыхтел трубкой с зельем и вдруг тоже засмеялся.— В конце концов, я не такой умник, как мне казалось, — сказал он.— А кто умник-то? — отвечал на это Томми. — Но все равно в жизни есть свои радости.И они вволю вкусили от радостей жизни. Индейцы принесли разные диковинные блюда, сдобренные перцем и другой взрывчаткой. Самогон освежал горло. По радио передавали гватемальскую программу. Вскоре зашло солнце, и вечерний ветер ласково шептался с верхушками деревьев под журчание ручейка. Кое-кто пустился в пляс на неровной земле. Потом упала ночь, а с ней упали и обитатели деревушки. Оставшиеся на ногах развели костры, и в оранжевом свете засновали черные призраки. Селяне принялись переговариваться с ними на своем родном наречии. Кэрби лежал на остывающей земле, подсунув под голову перевернутый глиняный горшок и держа в руке полупустой кувшин. Он смотрел, как над его холмом всходит луна, а рядом, скрестив ноги, сидел Луз Коко и рассказывал историю своей жизни.— Я был ребенком, когда моя мать спуталась с нефтяником, — говорил он, поплевывая в костер, который тоже усердно отплевывался головешками. — Оказалось, он не богатей, а простой геолог, которому было скучно одному в спальном мешке. Искал тут нефть для «Эссо».— Так здесь есть нефть? — оживился Кэрби.— Есть, а фига толку? Тут известняк, и она — в маленьких полостях. Добывать — себе дороже. В общем, мать прогнали из деревни, и мы поехали в Хьюстон.— Погоди-ка, — оборвал его Кэрби. — Так сразу и прогнали?— Здешние ослы, — Луз обвел жестом всю Южную Абилену, — жуть какой принципиальный народ.— А, понимаю. Твоя мать и этот геолог…— При живом папаше.— И племя изгнало ее.— Деревня прогнала ее. Она забрала с собой нас, ребятишек. Мне было девять, а Розите год. Это моя сестра, ты ее видел. Но мы не нашли того геолога, и мать пошла в услужение. Жили мы неплохо, росли вместе с хозяйскими детьми, Томми пару раз приезжал в гости. Он жил в Мэдисоне, в Висконсине, его старик работал в колледже. Он знал все про резьбу, древнее искусство и разные поделки. Читал про них лекции и… как это называется, когда человек говорит: это хорошая вещь, а это — дрянь?— Оценивал?— Оценивают машины.— Ну, значит, проводил экспертизу? Говорил, поддельная вещь или настоящая.— Вот-вот, оно самое. Отец Томми как раз этим и занимался. Томми тоже мог бы, да не захотелось ему.— А как вы оба снова оказались здесь?— Отец Томми помер, и он повез тело домой. Ему было девятнадцать, и он чувствовал, что тут — его дом родной. Снег-то ему никогда не нравился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25