плоская как доска. Никакого намека на бедра. Ноги, правда, длинные, но худые как палки, и еще этот противный голубоватый цвет кожи… Как будто ей всегда холодно.
Неудивительно, что мать Шери, шатенка с на редкость изящной фигурой, часто смотрела на свою дочь с изумлением, будто не понимая, как могла дать жизнь такому бледному заморышу.
Будь я мальчишкой, только порадовалась бы такой фигуре, вздохнула девушка. Папа тоже всегда отличался худобой…
Она запахнула халат и потуже затянула пояс, наклоняясь к зеркалу, чтобы получше разглядеть лицо, обрамленное слегка вьющимися светлыми локонами.
Вот его можно было назвать хорошеньким. Нежные губы и глаза большие, светло-серые, с длинными ресницами… Только проклятую бледность даже румянами не скрыть!
Шери не понимала, что это ее потянуло рассматривать себя в зеркале. Может, потому, что Дженни напомнила про Уилла и опять нахлынули печальные воспоминания? В таком случае предаваться сожалению о прошлом - глупая затея. Если не можешь чего-то исправить, нужно забыть… Даже если это очень нелегко.
Шери вздохнула и пошла в кухню. Порадовать себя капелькой уюта - это то, что нужно. Посидеть в кресле, попивая шоколад из глиняной кружки и перелистывая альбом прерафаэлитов…
Хорошо бы еще при этом погреться у камина, Стоит только сказать дедушке - и в ее распоряжении окажутся десятки особняков с каминами всех размеров, хоть быка жарь. Но Шери не хотела благ, полученных путем попрошайничества.
Удивительно тоскливо быть единственной наследницей огромного состояния! Редко кто воспринимает тебя как независимую мыслящую личность. Когда за тобой ухаживает молодой человек, не понятно: ты ему нужна или твои деньги. Именно поэтому Шери хотела всего в жизни добиться сама.
Как сама она обставляла эту квартирку, ставшую ее убежищем. Подбирала и клеила обои с рисунком каменной красноватой кладки, выбирала мебель - уютную софу, кресло-качалку, высокие книжные стеллажи… И ковер на полу был в ее вкусе - оливково-зеленый, с густым мягким ворсом, в котором утопают ноги.
И деловой уголок выглядел очень мило. Пишущая машинка поблескивала клавиатурой на невысоком столе красного дерева, на стенах висели пастели, на которых отдыхает взгляд.
Сейчас Шери не удавалось много работать дома - дедушка требовал от своей секретарши почти постоянного присутствия рядом. Но она надеялась, что когда-нибудь сможет больше времени уделять любимому делу - истории искусства Родители Шери никогда не собирались иметь только одного ребенка. Отец мечтал о большой дружной семье, о множестве детей, братьев и сестричек, которых он, сам был в детстве лишен. Но судьба рассудила иначе: Дункан Макдугал разбился насмерть, сорвавшись со скалы в горном походе, когда его дочке было всего три года. А его супруга Мэри нашла утешение в путешествиях, и теперь мало осталось стран, которые она не посетила бы.
Так Шери оказалась на воспитании у родителей отца. Детство ее прошло в огромном особняке Макдугалов в Эдинбурге, а маму она видела редко - когда ту случайно заносило в Шотландию и она находила время навестить свекра.
Теперь Мэри жила в Нью-Йорке и иногда звонила Шери, приглашая дочь к себе. Но та не хотела переселяться в Штаты. Шери по натуре была домоседкой - еще одно отличие от беспокойной Мэри Макдугал, - и подозревала, что мать втайне довольна таким положением вещей: ее родительская любовь удовлетворялась одним-двумя визитами к дочери в год.
С раннего детства самым близким человеком Шери была ее бабушка. Она практически заменила малютке мать, и теперь Шери часто вспоминала ее с дочерней нежностью.
Бабушка Марджи была воистину прекрасной женщиной, и семья всегда стояла для нее превыше всего. Гибель сына подкосила Маргарет Макдугал, но она сумела справиться с горем и все силы отдала воспитанию внучки. Шери едва ли не боготворила ее - ласковую, заботливую. Ни разу в жизни девочка не слышала, чтобы бабушка Марджи кричала или грозила наказанием. Лаской и уговорами она могла добиться понимания.
Однако некая тень омрачала жизнь Макдугалов. И имя этой тени было - вражда. Проклятая вражда, продолжающая довлеть над ними все эти годы.
Единственный раз за всю жизнь Шери видела, как бабушка и дедушка ссорились. Слышала, как бабушка Марджи возмущенно восклицала:
- Так не может больше продолжаться! Это просто чудовищно! Вы ведете себя как дети, очень злые и порочные дети! Разница лишь в том, что ваша ссора куда опаснее. Бога ради, кто-то же должен положить этому конец!
Норман ответил, и голос его дрожал от гнева:
- Ты знаешь, Марджи, не я это начал. Так пускай он первым и прекратит! Скажи Малкому Лесли, чтобы перестал вредить мне, тогда я с радостью пожму ему руку. Но не раньше!
- Пожмешь руку Малкому? - горько засмеялась бабушка. - Что-то я не верю, чтобы ты способен на такое после стольких-то лет ненависти! Вы оба зашли слишком далеко…
Неожиданно она заметила Шери, замершую в дверях, и замолчала.
- Бабушка, - спросила Шери тем же вечером, уже лежа в кроватке. - А кто такой Малком Лесли?
- Человек, который не имеет к нам никакого отношения, - строго ответила бабушка. - Ни ко мне, ни к тебе. И даст Бог, так будет всегда. А теперь спи, малышка, и выброси это из головы.
Мудрый совет. Однако до чего же трудно ему последовать! Особенно если и теперь, через пять лет после смерти бабушки, ситуация не изменилась.
Не далее как на прошлой неделе Норман переманил из «Лесли инкорпорейтед» одного из лучших специалистов.
- Но у нас уже есть менеджер по продажам, - запротестовала Шери. - Зачем еще один?
- Это отличный случай ослабить ублюдка Лесли, - с мрачной улыбкой ответил Норман. - Представляю, как старый черт Малком будет скрипеть зубами от ярости! Он потеряет немало времени, подыскивая нового сотрудника и срабатываясь с ним.
- Но ведь он наверняка захочет отомстить? - робко спросила Шери.
- Пусть пробует, - удовлетворенно отозвался дед. - Посмотрим, что у него получится. Руки-то коротки.
И так длится годами, устало подумала Шери, допивая шоколад. Удар, ответный удар… Подлость в обмен на подлость… И кто знает, как можно прекратить эту бесконечную злую игру двух старых магнатов? Может быть, она прекратится только со смертью обоих участников. Потому что никому, кроме них, она не нужна.
Сама Шери не собиралась с кем-либо враждовать, а единственным наследником старого Лесли тоже была женщина - незамужняя дочь. Когда-то у Малкома было две дочери, но младшая сбежала из дому лет тридцать назад, и с тех пор о ней не было ни малейшего слуха. Говорили, что Малком проклял ее и запретил произносить ее имя в своем доме. И Шери верила подобным рассказам. Враг ее деда в самом деле был злопамятен.
Шери поднялась, развязала пояс халата, готовясь ко сну. И вдруг замерла, пораженная неожиданной мыслью. Тот рыжеволосый мужчина на галереи… он как будто раздевал ее взглядом, представлял, какова она обнаженная…
От этой мысли соски Шери внезапно напряглись, проступая сквозь шелк бюстгальтера, и по всему телу разлилось доселе неведомое тепло.
Мгновение Шери стояла неподвижно, потом тихо застонала. До чего же она дошла! Какой стыд!..
Нырнув в постель, девушка натянула одеяло до самого подбородка и строго сказала себе вслух:
- Ты его не знаешь. И скорее всего больше никогда не увидишь. Это чужой человек, и нужно его забыть. Мало тебе печального опыта с Уиллом? Хочешь повторить?
Но почему-то назидательная речь не помогла. Как только Шери смежила веки, высокий незнакомец предстал перед ней. И глаза у него были голубые, как небо в горах… И такие же бездонные.
Уснуть Шери удалось только на рассвете, и щеки ее были мокры от слез.
Спустившись с галереи, Парис Вилье пошел к телефону и набрал знакомый номер. Услышав хрипловатый голос на другом конце провода, произнес:
- Это я. Да, видел ее. Думаю, могу это сделать.
Когда он повесил трубку, на лице его не было ни тени улыбки.
Лежа в постели тем вечером, он в деталях вспоминал их встречу на балу.
Эта Шери Макдугал стояла в самом центре зала, словно бы вокруг нее образовалась зона отчуждения. Очень светлая блондинка и, как назло, совершенно не его типа. Слишком тощая, и платье на ней висело, как на вешалке. Зачем девице декольте, если нечего демонстрировать? И волосы, довольно красивые сами по себе, она стянула на затылке в нелепый пучок, подчеркнув худую шею. Украшения Шери, похоже, не носит - только часики поблескивали на запястье.
Парис, к сожалению, хорошо знал таких девушек: богатые наследницы, они не утруждали себя тем, чтобы быть умными или привлекательными. Зачем им обаяние? У них же есть деньги! И что-то не верилось, чтобы эта миллионерша пришла сюда одна. Впрочем, то, что ее кавалера не было поблизости, сейчас играло Парису на руку.
Что ж, нравится ему она или не нравится, но все должно идти, как намечено. Клюет, удовлетворенно подумал Парис, когда девушка почувствовала его пристальный взгляд и обернулась, покраснев. Он поднял бокал шампанского, приветствуя ее, и с удовлетворением отметил, что Шери покраснела еще сильнее.
Парис понял, что не ошибся, когда у дверей бара эта девица обернулась и еще раз встретилась с ним взглядом. Недотрога, вспомнил он ее прозвище, и губы его тронула улыбка. Вряд ли и в самом деле недотрога.
Ему удалось удержать ее взгляд на несколько секунд, и для первой встречи это можно было бы счесть маленькой победой. Но почему-то сейчас, лежа в постели, он не мог спокойно вспомнить этот ее взгляд. Что-то в нем было не то… Затравленность? Тревога? Страх?..
Парис тяжело вздохнул, переворачиваясь на спину. Причинить зло такому заморышу, как эта Шери, - все равно что ударить лежачего. Хотелось плюнуть на всю эту затею и уехать прочь, пока еще не поздно.
Глава 2
А ведь мать его предупреждала!.. - Когда-нибудь ты встретишься с ним, - говорила она. - И Малком даже имеет на это право, потому что ты его единственный внук. Только, сынок, пожалуйста, не забывай: любая его милость будет с подвохом. У любого подарка из рук Малкома Лесли внутри есть крючок.
Как же она оказалась права!..
Но что делать, если это единственный шанс спасти дело всей его жизни?..
Неделю назад Парис, еще не подозревая ни о каком подвохе, поднимался по ступеням особняка Лесли в восточной части Эдинбурга. О том, что за человек его дед, он знал только со слов матери, но считал, что, раз предупрежден, значит, вооружен.
Дверь ему отворила тихая, полуседая женщина в сером платье. Сначала он принял ее за экономку, но вдруг усталых черт коснулась знакомая улыбка и тот же ореховый цвет глаз напомнил молодому человеку его мать…
- Здравствуй, Парис, - негромко произнесла женщина, пропуская его внутрь. - Я сразу догадалась, что это ты. Сын Беатрис. Как это замечательно! Уж и не думала, что мне когда-нибудь выпадет счастье с тобой познакомиться. Я твоя тетя Элизабет.
Не найдя, что ответить, Парис просто обнял тетушку и поцеловал в щеку.
- Ты, наверное, хочешь видеть твоего деда? спросила Элизабет. - Он тебя ждет в кабинете, пойдем, я провожу. Ты приехал сразу, как только получил приглашение?
- Да. - Парис изо всех сил старался не смущаться и вести себя естественно. - Я и не думал, что когда-нибудь удостоюсь подобной чести. Мама говорила, что я вроде пятна на фамильном гербе Лесли.
Он подсознательно ждал, что сейчас тетя Бет начнет его переубеждать. Может быть, рассмеется… скажет; «Что за пустяки!» Но она только тихо вздохнула, отводя глаза.
Огромный особняк из серого камня, темные ковры и тяжелые драпировки произвели угнетающее впечатление на молодого человека, когда он шел по лестнице вслед за своей провожатой. Этот дом не казался ему приветливым. Особенно по сравнению со светлой уютной квартирой в Лилле, располагающейся над картинной галереей… Он вспомнил, как мать описывала ему особняк своего детства: «Настоящий дом Франкенштейна, битком набитый привидениями».
Тетя Бет робко постучала в дубовую дверь, и изнутри послышался голос, напоминающий хриплый лай старого волкодава.
- Явился? Пусть войдет!
Дверь распахнулась, и Париса пробрала внезапная дрожь при виде самого себя, только лет через сорок, восседающего перед ним в кресле с высокой спинкой. Как самодержец на троне, мелькнуло невольное сравнение. Домашний самодержец в халате и шлепанцах, среди верной челяди… Однако самодержец встречал гостя вовсе не в халате. Малком Лесли ожидал внука в смокинге и при галстуке, распространяя ощущение арктического холода… хотя в кабинете ярко пылал огонь в огромном камине.
- Добрый день, дедушка Малком, - заставил себя выговорить Парис.
Сходство неприятно поразило его. Та же густая шевелюра, только обильно тронутая сединой, те же мускулистые плечи, голубые глаза… Только если у внука глаза были яркими, как южное небо, у деда они выцвели и более напоминали синеватый лед.
Неизвестно, отреагировал ли Малком Лесли на это фамильное сходство так же сильно. Если да, то никак не показал этого. Даже бровью не повел.
- Ступай, Бет, - бросил он дочери. - Через час можешь принести нам кофе.
Тетушка безмолвно исчезла, закрыв за собой дверь. Парис проводил ее взглядом.
- Это входит в обязанности вашей дочери приносить вам кофе?
- По воскресеньям, когда я отпускаю приходящую прислугу, да, входит, - подтвердил Малком. - Но сейчас речь не об обязанностях Элизабет. Перейдем к делу. Итак, ты незаконнорожденный сын Беатрис, бастард.
Париса словно ударили по голове чем-то тяжелым. Однако он позволил себе растеряться только на мгновение.
- А вы - тот человек, который не хотел, чтобы я появился на свет.
- Да, - снова подтвердил Малком без улыбки после секундного молчания. - Все так. Но, возможно, это была моя ошибка.
Наступила пауза.
- Ты носишь фамилию Вилье, - продолжил Малком, пристально изучая лицо внука. - Это фамилия твоего отца?
- Нет, моего отчима.
Бледные глаза Малкома недобро блеснули.
- Он был карточным шулером, не так ли? Кажется, Парис начал привыкать к неожиданным вопросам своего деда. В такой манере он тоже мог общаться, как бы ни было ему неприятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19