- Маргарет вернула тебе кольцо, когда расторгла помолвку, и ты отдал его своей жене, моей бабушке. Но она никогда не носила его, потому что чувствовала: раньше оно принадлежало другой женщине. Той, которую ты на самом деле любил. А до чувств жены тебе никогда не было дела.
- Мне ни до кого, кроме Маргарет, не было дела, - хрипло подтвердил Малком. Он сделал неверный шаг вперед, протянул высохшую руку к Шери, словно хотел к ней прикоснуться. - Пусть она носит это кольцо, - прошептал старик. - У нее те же глаза. И те же губы… Марджи, о, моя Марджи…
- Нет! - возразил Парис, становясь у него на пути. - Это Шери. Моя Шери, женщина, которую я люблю.
- Как ты смеешь? - взорвался Норман. - После всего зла, что ты причинил ей!
- Я не оправдываю моего поведения, - покачал головой Парис. - Когда я увидел Шери в первый раз, я действовал по наущению деда, и мне смертельно стыдно в этом признаваться. Но потом я следовал только велению собственного сердца.
Он тряхнул непокорными кудрями.
- Да, сначала я согласился на план Малкома, чтобы сохранить галерею. Тогда это было все, что для меня имело значение, дело моей жизни. Но знакомство с Шери многое изменило. Теперь она значит для меня больше, чем все галереи мира, и так будет всегда, даже если она прогонит меня прочь, на что имеет полное право. Но моя жизнь станет пустой без нее.
Он справился с собой и посмотрел в глаза Норману.
- Я пришел сегодня к вам просить руки вашей внучки. И несмотря ни на что, продолжаю надеяться на ваше согласие.
Ему ответил Малком:
- Забудь об этом. Все кончено - для тебя. Ты ничего не получишь от Макдугала, а как только я разберусь с твоей чертовой галереей, тебе придется пойти побираться. Впрочем, можешь устроиться куда-нибудь младшим клерком. На это даже можно содержать жену, если она неприхотлива.
Он снова засмеялся, и смех его напоминал кашель больного.
- Ты еще трижды проклянешь тот день, когда посмел противоречить мне. Вы все пожалеете, слышите?
Старик окинул присутствующих злобным взглядом.
Шери тем временем высвободилась из объятий матери и шагнула к Парису. Теперь они стояли друг против друга, не замечая никого вокруг.
- Ты об этом хотел мне сказать в машине? Парис смотрел ей в глаза с болезненной нежностью.
- Да, милая. Но подумал, что будет правильнее сначала раскрыть секрет твоему деду. Попробовать объяснить. Но здесь я ошибся.
- Почему же ты не рассказал мне раньше? Например, вчера. Или той ночью в Коррингтоне. Ведь ты мог это сделать.
Парис заговорил горячо, словно страшась, что ему не поверят:
- Потому что боялся, как это ни смешно. Боялся потерять тебя. Я… не мог заставить себя рисковать. И вот наказание за мою трусость.
Шери прерывисто вздохнула.
- А все остальное, о чем они говорили, - это правда? Твой дед действительно может отнять у тебя галерею?
Парис протянул руку и вытер слезинку с ее щеки.
- Он может… попробовать. Шери кивнула. Остался только один вопрос, который решал все.
- Ты любишь меня, Парис?
- Шери! - воскликнула Мэри, делая шаг к дочери. - Ты что, не видишь? Этот негодяй снова хочет обмануть тебя! Ему нужны деньги, и он поклянется тебе в чем угодно, чтобы их получить. Не будь слепой! Где твоя женская гордость? - Она почти кричала. - Пойдем отсюда, дочка, поедем со мной в Нью-Йорк. Или давай отправимся на курорт, например на Мальорку, сейчас там бархатный сезон! Ты отдохнешь, опомнишься и забудешь этого человека…
Губы Шери скривились в усмешке.
- Не мешай мне, мама. Прошу тебя. Она смотрела в глаза Парису, не отрываясь.
- Я жду. Ответь же мне.
- Да, - просто сказал он. - Да, я люблю тебя, сердце мое. И всегда буду любить. Ты стала частью меня, и ничто этого не изменит. Сейчас я больше всего хотел бы пасть перед тобой на колени и молить о прощении. Но это вряд ли поможет, потому что, даже если простишь меня, всю оставшуюся жизнь ты будешь смотреть на меня и думать: а вдруг моя мать была права? Поэтому нам, похоже, никогда не быть вместе, и мне безумно больно от этого…
- Вам никогда не быть вместе в любом случае, - резко перебил его Норман. - Говорю тебе при свидетелях, что, если моя внучка посмеет простить тебя, если удостоит хотя бы еще одним взглядом, я лишу ее наследства. Все мои миллионы пойдут на благотворительность. Посмотрим, как ей это понравится и как долго продлится ваша любовь, когда вы оба останетесь без гроша!
Мэри всплеснула руками от ужаса и схватилась за спинку стула.
Повисло долгое молчание. Было так тихо, что Шери слышала, как потрескивает пламя свечей.
Парис неожиданно взял ее руку в свои и поцеловал.
- Боже мой, та cherie. Ты слышала, что твой дед только что сказал? Да он подарил нам свободу! Теперь мы можем быть вместе. Они забрали у нас все и оставили нам друг друга. - Голос Париса дрожал от переполняющих его чувств. - Пойдем же со мной, пойдем отсюда, моя возлюбленная, моя единственная любовь. Потому что, если ты останешься с ними, они победят. Эти старые, жадные, мстительные эгоисты одержат над нами верх. И та хрупкая драгоценность, наша любовь, которую мы вырастили с таким трудом, умрет навсегда.
Он обнял ее за плечи, снова и снова удивляясь, какая же она худенькая. Уязвимая, как редкостный цветок.
- Любимая, не позволяй им победить. Оставь этих людей с их ненавистью, с их старой враждой, с их драгоценными миллионами. Я увезу тебя в новый дом, наш дом - если не во Францию, то еще куда-нибудь. Вместе нам будет хорошо где угодно. Я буду подметать улицы или жечь уголь, все равно. Но у нас с тобой будет свой дом.
Лицо Шери, странно неподвижное, словно светилось изнутри. Парис вспомнил, как увидел ее в первый раз, на балу: тогда вокруг нее словно бы образовалась зона отчуждения. Но теперь разница была в том, что они стояли в заколдованном круге вдвоем.
И тут в полной тишине прозвучали ее слова.
- Да, Парис, я согласна. Я поеду с тобой.
- Шери, - простонала мать, едва не плача. - Ты сошла с ума! Норман ведь не шутит. Он правда сделает то, что обещал. Как ты будешь жить? Я же не смогу помочь тебе!
Но Шери не слушала ее. Для нее существовал только один человек во всем мире. Тот, который сейчас обнимал ее.
- А галерея, Парис… Как же ты сможешь жить без нее?
- Теперь смогу, милая. Теперь, когда у меня есть ты, все изменилось. Но мы попробуем бороться вдвоем, если ты согласна.
Шери слегка повернулась в его объятиях, чтобы окинуть взглядом родных. Глаза ее странно блестели, губы тронула усмешка.
- Никто не отнимет у нас галерею! - заявила она звонко. - У меня есть деньги. Бабушка завещала мне свои личные сбережения, и я…
- Жалкие гроши! - презрительно бросил Норман. - Капля в море! Этого не хватит даже на то, чтобы покрыть долги твоего оборванца. Так что опомнись, пока не поздно, потому что я действительно не шучу.
- Я тоже, - отозвалась Шери с торжеством. - Завещанная сумма и в самом деле была небольшой. Но я следила за курсом акций. Помнишь, ты еще расценил это как блажь? Так вот я сделала несколько вложений за свой счет. Мне было интересно, что из этого получится, и выяснилось, что я правильно все рассчитала. Теперь у меня довольно денег, чтобы выкупить галерею… и, если будет нужно, купить под нее еще пару помещений.
- Ма cherie, - поражение прошептал Парис, беря ее лицо в ладони. - Неужели ты думаешь, что я возьму твои деньги? Ты же понимаешь, что это невозможно.
- Это не мои деньги, - возразила Шери. - Это наши деньги. На нашу жизнь. На нашу галерею. И может быть, на наших детей. И ты обязан их взять, раз уж берешь меня в жены. Ты же обещал, что мы будем бороться вместе. А у мужа и у жены все должно быть общим - и горе и радость. У нас с тобой должно быть очень много общей радости. Мы даже сможем работать вместе, ведь я искусствовед.
Парис покачал головой, все еще не в силах ответить согласием.
- Парис, ты что, не понял? Если ты сейчас откажешься, они все равно победят, только другим способом. Победит их ненависть, а не наша любовь. Разве ты позволишь этому случиться?
- Милая моя… Моя единственная… - Вот и все, что он смог выговорить.
- Шери, детка, - окликнул ее Норман надтреснутым голосом; казалось, он сразу постарел на много лет. - Ты не можешь так поступить. Ты не сделаешь этого… не оставишь меня одного.
Внучка посмотрела на него с глубокой печалью.
- Дедушка, ты хотел, чтобы я возненавидела Париса. Но получилось так, что это тебя мне трудно простить. Ты только представь, что сказала бы бабушка Марджи, увидь она, как ты поступил сегодня. - Она покачала головой. - Поступай с деньгами как хочешь. Я не хочу быть богатой наследницей и никогда не хотела. Я собираюсь жить с человеком, которого люблю, - с деньгами или без них. А что до вас, мистер Лесли, - Шери повернулась к согнувшемуся в кресле Малкому, - мне вас очень жаль. Вы потеряли дочь, а теперь теряете единственного внука. Вы отдали все силы, всю свою жизнь ненависти, и у вас не осталось ничего, кроме нее.
Она медленно переводила взгляд с одного старика на другого, и собственный дед и его заклятый враг казались ей похожими как братья. Но на лице Шери не было гнева - только жалость.
- Вы растратили ваши жизни на вражду, а теперь удивляетесь, почему так одиноки! Мы с Парисом не смогли вам помочь и уйдем, если вы не опомнитесь в самый последний момент.
В наступившем молчании Норман произнес, словно с трудом:
- Шери, ты очень дорога мне, и я не хочу тебя терять. Скажи, что мне сделать, чтобы остановить тебя?
- Только одно: примирись с Малкомом Лесли, - ответила его внучка, стараясь нежностью тона смягчить слова. - Примирись с ним и прими моего будущего мужа как члена твоей семьи.
Парис поддержал ее, и голос его был ясен и холоден:
- Если хотите еще когда-нибудь нас увидеть, вы должны покончить с враждой. Если хотите держать на руках ваших правнуков, то подайте руки друг другу. Решение за вами, потому что мы за себя уже все решили.
Он повернулся к Шери.
- Ма cherie, нам пора. Пойдем. Пойдем домой, любовь моя.
Шери улыбнулась ему - не только губами, глаза ее тоже сияли улыбкой.
- Конечно, любимый. Пойдем. Больше нас ничто не разлучит.
Они были уже у дверей, когда их догнал голос Малкома, хриплый, как у тяжелобольного.
- Парис, мальчик мой… А что, если слишком поздно?..
- Шери, доченька, - потерянным голосом произнесла Мэри.
И снова наступила тишина.
Они обернулись и посмотрели на двух несчастных стариков и растерянную красивую женщину, на своих родичей. Наконец Парис сказал, словно подводя итог разговору:
- Вы знаете, где нас найти. Мы будем ждать вас до самого отъезда, то есть до завтра. - И добавил мягко:
- А если не успеете до завтра, тогда ищите нас в Лилле.
И они вышли из столовой рука об руку - навстречу новой жизни с ее новыми тревогами и надеждами.
Эпилог
- У него давно уже было больное сердце, - сказала Элизабет Лесли.
Шери посмотрела на мужа и слегка сжала ему руку. Она увидела, что по щеке Париса медленно ползет слеза.
Они стояли у свежей могилы на маленьком кладбище Сен-Майкл, и весенний ветер холодил им лица. Памятник был очень красивый, заказанный у прекрасного скульптора, знакомого Париса, - скорбящий ангел из белого мрамора держал в руках лилию, цветок печали.
Малком Лесли умер от сердечного приступа в начале весны. На свадьбу внука, состоявшуюся в Лилле сразу после Рождества, он не смог приехать, потому что болезнь уже не позволяла ему далеких странствий. Но он прислал со своей дочерью Элизабет поздравления и роскошный подарок - полотно кисти Гейнсборо, много лет украшавшее его мрачный особняк.
Незадолго до смерти он составил завещание, в котором назвал наследниками состояния своего внука Париса при условии, что тот возьмет фамилию Лесли, и его жену Шери, в девичестве Макдугал. Кроме того, уже на смертном одре он подписал договор с Норманом об объединении двух сталелитейных компаний в одну. Так что бизнес достался Норману, накопленные миллионы - Парису, а Элизабет унаследовала особняк в Эдинбурге и солидную пожизненную ренту.
- Я, пожалуй, продам этот дом, - задумчиво сказала она Парису. - Его стены видели слишком много горя. А сама куплю что-нибудь поскромнее, но поприветливее. И возьму на воспитание сироту, а то дом без детей - мертвый дом…
Шери взглянула на мужа. Тот кивнул.
- Нет, лучше ты, Парис. Ты же родственник.
- А идея была твоя, - возразил он тихо, - так что это твое право.
- О чем вы там шепчетесь? - спросила Элизабет, поворачивая к супругам бледное как мел лицо.
Шери наконец решилась:
- Мисс Лесли, я хотела вас попросить… То есть мы хотели…
- О чем угодно, милая Шери, - ласково улыбнулась пожилая женщина. - Только если ты не будешь называть меня „мисс Лесли“. Меня зовут Элизабет, и, если я тетя твоего мужа, значит, и твоя тоже.
- Тетя Элизабет, переезжайте к нам! - выпалила Шери. - Вы сказали про дом без детей, а у нас как раз скоро будет…
Взгляд ее скользнул вниз, на округлившийся живот.
- Ты хочешь сказать… - явно обрадовалась Элизабет. - Вы хотите, чтобы я переехала к вам во Францию?
- Ну да, - взял инициативу в свои руки Парис. - У нас очень хороший дом, вы будете жить в городе, где провела свои последние дни ваша сестра. И потом, зачем вам оставаться здесь одной? С семьей жить всегда веселее.
- Кроме того, ребенку нужна бабушка, - вмещалась Шери. - Уж я-то знаю, насколько это важно! Что бы я делала без бабушки Марджи? А из моей мамы, боюсь, хорошей бабушки не получится. Она слишком занята собой, путешествиями, салонами красоты, друзьями. Никого лучше, чем вы, и придумать невозможно - тем более что вы сами сказали, что любите детей…
- Очень люблю, - призналась Элизабет, отводя глаза, разом повлажневшие от слез. - Честное слово, я и не мечтала о таком счастье. Под старость у меня вдруг появилась настоящая семья и даже будут внуки! А я думала, что мне, старой деве, остается век вековать в одиночестве.
Парис обнял ее за плечи. Они все еще стояли у могильного памятника, и алые розы - цветы любви, принесенные Шери, - пламенели на белой плите.
- Самое важное, - неожиданно произнесла Элизабет, вытирая слезы, - это быть кому-то нужным. Пока был жив отец, я заботилась о нем. А теперь, когда он ушел, исправив все, что мог исправить, я стала нужна вам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19