– Успокойтесь, пожалуйста, – сказал маркиз со всей возможной любезностью. – Я уже ухожу.Иен бросил последний взгляд на Мереуин, и все его высокомерие испарилось при виде прекрасного личика, выражавшего лишь нетерпение и боль. Он резко повернулся и быстро направился к выходу мимо почтительно расступившихся слуг.– Как вы, моя дорогая? – обеспокоенно спросила Энни, вглядываясь в широко раскрытые синие глаза.– Я… П-прекрасно, – заверила ее Мереуин, но голос ее был слабым, а дыхание быстрым и прерывистым. Она все еще прижимала к груди запечатанный конверт, и холодная шершавая бумага, казалось, жгла ей пальцы.Иен Вильерс устало спрыгнул с коня и минуту постоял во дворе конюшни, разминая затекшие мускулы. Спускались сумерки, солнце, в первый раз на его памяти засиявшее в Гленкерне, опускалось за горы, смягчая острые силуэты вершин, окрашивая их в пурпурный цвет. Бурные воды Лифа, бегущего мимо почерневших каменных стен замка, дробили радугу красок на яркие сверкающие пятна, переливающиеся на поверхности стремительно движущейся воды. В воздухе пахло осенью, ветер доносил острый запах торфа, которого еще вчера не чувствовалось. Внизу в долине стояли высокие золотые копны сжатой ржи, которые сверху казались яркими заплатками на темной земле.Иен с самого рассвета объезжал свои владения, хотя он и вернул свою долю Макэйлисам, оставалось еще множество дел, которые следовало переделать до наступления зимы, а он слишком все запустил за долгие месяцы отсутствия. Медленно шагая к замку, Иен глубоко вдыхал чистый свежий воздух, удивляясь своему волнению перед красотой заката.Если раньше он не любил пронизывающий сырой горный воздух, унылые болота и неприступные горы, то теперь находил в этой дикой природе томительное очарование.Да, это суровая земля, живущие здесь люди вынуждены ежедневно бороться за существование, но он чувствовал в себе готовность разделить их нелегкую долю. Может, именно эта земля, эта неяркая красота природы и наделили Мереуин силой и храбростью, которыми он восхищался с той самой минуты, как впервые увидел ее? Может, поэтому он ощутил родство с суровым прекрасным краем, столь похожим на женщину, которую любит больше всего на свете.Да, решил Иен, внутренняя сила, присущая красавице девушке, завоевавшей его сердце, так похожа на стойкую непоколебимость гор, величественно вздымающихся перед ним. Глубокие синие воды Лифа, сверкающие под солнцем, так же прекрасны, как раскосые глаз с золотыми искрами, и даже печальные крики кроншнепов, пролетающих над головой, напоминают ее мягкий волнующий голос. Да, она – часть этой земли, и Иен только сейчас начинал понимать, почему Мереуин так отчаянно боролась за спасение своего дома от воплощенной в маркизе Монтегю опасности. Лишить Мереуин всего этого – все равно, что с корнем вырвать чудесный цветок и пересадить в другую почву. Он может выжить благодаря любовной заботе и неусыпному вниманию, но никогда не разрастется и не расцветет так пышно, как на родной земле.Усталая улыбка осветила измученное лицо. Ему хотелось поделиться с Мереуин своими открытиями, услышать, как она рассмеется, потому что он рассказал бы о том, что она знала всегда. Улыбка быстро угасла, мягкий взгляд серых глаз посуровел. Мереуин ему больше не принадлежит, резко напомнил он себе. Минула почти неделя с тех пор, как он открыл ей свою душу, и ничего в ответ, никакого отклика из замка на другом берегу реки. Черт бы побрал всех Макэйлисов!Нахмурившись, Иен вошел в дверь для прислуги, игнорируя устрашающий взгляд Дэвиса на куски грязи, оставленные его сапогами на начищенном каменном полу. Однако выражение лица камердинера быстро изменилось, стало ясно, что ему надо сказать нечто очень важное, и он с решительным видом поспешил за хозяином, направляющимся к лестнице.– Постойте минутку, милорд…– Оставьте меня, Дэвис, – проворчал маркиз, не замедляя шага, – или я сверну вашу чертову шею.Дэвис, раскрыв рот, глядел вслед удаляющейся высокой фигуре и удивленно спрашивал себя, что это, ради всего святого, на него нашло? Господи, ежели это продлится еще какое-то время, он лучше вернется в Лондон и будет терпеть нытье своего старого недруга Фрэнсиса! Что касается новости, которую он намеревался преподнести маркизу, то пусть этот людоед сам узнает!Иен, у которого болели все мышцы после целого дня, проведенного в седле, думал о горячей ванне как о манне небесной. Что же касается Мереуин, то он поклялся вернуть ее и вернет, ибо принадлежит к числу людей, добивающихся своего любой ценой, по поразмыслит об этом завтра, а сейчас он слишком устал и нуждается в отдыхе.Заслышав тяжелые шаги маркиза в коридоре, Джок Гоуэри, маленький, худой старичок, до сих пор упрямо отказывающийся носить что-либо, кроме одного и того же вылинявшего килта, засеменил ему навстречу из гостиной, где вытирал пыль с мебели.– Ох, это вы, ваша светлость, – прокряхтел он, и морщинистое лицо скривилось в улыбке, первой, увиденной Иеном за все это время. – Мне надо вам кое-что сказать.– Обождет, Джок, – кратко бросил маркиз, проходя мимо.К его удивлению, старичок заспешил следом, делая три шага на каждый шаг маркиза.– Да ведь дело важное. Вам надо знать.– Меня это не интересует. – Маркиз резко остановился у подножия винтовой лестницы, нетерпеливо глядя на лысеющую голову старого слуги. – Не сомневаюсь, вам надо рассказать мне очередную басню о славном прошлом Монтегю и Макэйлисов. Я не желаю больше слышать об этом семействе, Джок, иначе вышвырну вас пинком в костлявый зад. Ясно?Джок Гоуэри испуганно попятился.– Ясно, ваша светлость, ясно, – печально пробормотал он.– Очень хорошо. А теперь я хочу принять ванну. Пусть ее немедленно приготовят.Маркиз начал было подниматься по лестнице, но Джок вдруг с необыкновенным проворством вцепился в его камзол.– Постойте, ваша светлость. Я должен вам сказать.Иен устало вздохнул, подумав, что никогда в жизни не встречал более надоедливого существа.– Ну ладно, – сдался он. – В чем дело?Но Джок не успел ответить. Звук легких шагов привлек внимание Иена. Он взглянул наверх и замер: с балюстрады на него смотрело прекрасное улыбающееся личико Мереуин, на котором сияли темно-синие полные любви глаза.– Вот и ты, наконец! – прокричала она. – Я уж не чаяла тебя дождаться! Почему ты мне не говорил, что от тебя все слуги разбежались? Должно быть, у них терпения не хватило! – Она рассмеялась и побежала вниз по лестнице, шурша юбками, из-под которых мелькали крошечные башмачки. – Их трудно винить. Ладно, завтра я всех верну. В конце концов, если мне суждено здесь жить, я не собираюсь в одиночку выполнять всю работу по дому. Нам, конечно же, надо еще послать за Марти и Дэвидом.Оцепеневший Иен молча стоял и смотрел, как она спускается вниз, пока темно-синие глаза не оказались на одном уровне с его глазами, и только тогда заметил и натянутую улыбку, и выражение неуверенности на полудетском личике, мгновенно догадавшись, как сильно боится она получить отпор. Но вместе со способностью двигаться он утратил и дар речи.– Я должна была прийти, – вдруг очень тихо сказала Мереуин. – Бумаги, которые ты оставил… – Она смутилась, попробовала отвести взгляд от сверкающих серых глаз и поняла, что не может. – О, Иен, я не хочу ни прядилен, ни земель Монтегю. Мне достаточно знать, что ты любишь меня. – Она встревожено вгляделась в него. – Ты выглядишь очень усталым… Ты здоров?Иен в два прыжка преодолел разделяющее их расстояние, схватил жену в объятия, изо всех сил прижал к сердцу, почувствовав радость и облегчение, когда она положила головку ему на грудь и обвила худенькими руками шею.– Хочешь, чтобы я осталась? – спросила Мереуин, и от взгляда темно-синих глаз у него задрожали колени.– О Боже, Мереуин…Иен наклонил голову, нашел ее теплые, податливые губы, испытывая головокружительное ощущение триумфа от того, что, наконец, обрел смысл жизни.– Добро пожаловать домой, милорд, – проговорила Мереуин, когда он оторвался от ее губ.Иен рассмеялся и снова поцеловал жену, потом подхватил ее могучими, руками и понес вверх по лестнице.Услышав, как громко хлопнула закрытая ногой маркиза дверь, Джок Гоуэри, не в силах сдерживать ликования, поспешил во двор.Испуганный Дэвис выскочил из кухни на боевой клич, от которого у него кровь в жилах заледенела, уверенный, что горские кланы собрались перерезать сассенахов.– Какого черта вы орете, старый осел?– Макэйлисы возвращаются в свои владения! – радостно известил его Джок тонким, пронзительным голосом. И на глазах у потрясенного камердинера старик начал самозабвенно отплясывать флинг, чтобы отпраздновать такое событие.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55