Это была довольно скромная церемония, учитывая славу и положение Дики в округе. Но то обстоятельство, что народу было мало, объяснялось достаточно просто. К сожалению, день похорон совпал с днем открытия «Окичоби Басс Бластерс Клэссик», турнира, в котором должны были участвовать почти все друзья и коллеги Дики. Дики, несомненно, простил бы их, хихикал про себя священник, особенно потому, что для участия в турнире было необходимо внести плату в две тысячи долларов с лодки, и эти деньги не возмещались в случае неучастия.Дики Локхарта хоронили в красивом гробу из орехового дерева, а не в лодке. Катафалк, на котором установили гроб, сопровождался на кладбище «Наша Леди из Тропиканы» тремя полицейскими машинами, включая и машину патрульного, и он принимал участие в этой церемонии без особой радости. Гроб Дики Локхарта оставался закрытым во время хвалебной речи, произнесенной по его адресу, потому что похоронных дел мастер в конце концов так и не сумел удалить «двойную наживку» из губы Дики, несмотря на все свои усилия. Во влажном воздухе новоорлеанского морга крючок от наживки затупился, а кожа Дики одеревенела. Вместо того чтобы продолжать уродовать лицо усопшего, владелец похоронного бюро просто посоветовал сестрам Дики не открывать гроб и запомнить его таким, каким он был при жизни.Этому был несказанно рад Оззи Ранделл. Он не смог бы вынести еще одного взгляда на своего убитого идола.Калвер Ранделл не присутствовал на похоронах, так как был помещен в больницу с тридцатью девятью футами проволоки из нержавеющей стали в челюстях. От имени Калвера лавка рыболовных принадлежностей заказала особое панно из цветов, увенчанное керамической фигурой прыгающей рыбы. К сожалению, керамическая рыба была полосатым марлином, а не большеротым окунем, но никто на похоронах не был столь неделикатен, чтобы упомянуть об этом.Преподобный Чарльз Уиб не приехал на похороны, но от имени Спортивной Христианской Телесети прислал шестифутовый венок из гладиолусов, перевязанный белой лентой, на которой было написано: «Крепкой лески, старый друг». Это было гвоздем похоронной церемонии, но самое интересное было еще впереди. На следующее утро з конце обычной воскресной передачи «Иисус в вашей гостиной» Чарли Уиб произнес слова благословения душе его дорогого, доброго друга Дики Локхарта, величайшего из окунеловов в истории Америки. Потом на большом экране позади кафедры появилось лицо Дики, и паства хором запела под пластинку Джонни Кэша «Ближе, Господь мой, к тебе». К концу песни все плакали, даже Чарли Уиб, человек, который в неофициальной обстановке часто отзывался о Дики как о бесхребетном безмозглом ублюдке.Через двадцать пять минут после того, как церковное шоу было закончено, а людям, принимавшим в нем участие, заплатили, преподобный Чарльз Уиб направился в зал на последнем этаже «Суперкупола», арендованном им для большой пресс-конференции.Если Чарли Уиб и был разочарован тем, что пресса была представлена скудно, он не показал этого. При нем была его широкая улыбка во все лицо. Он был одет в костюм кремового цвета, из нагрудного кармана которого был виден платок цвета сливы. Рядом с ним стоял мускулистый загорелый малый с кудрявыми темными волосами и дружелюбной улыбкой, обнажающей изобилие зубов. При первом взгляде на него казалось, что он напоминает актера Брюса Дерна, но на самом деле сходства не было. Это был рыболов Эдди Сперлинг.– Джентльмены, – сказал Чарли Уиб, все еще не выходя из образа. – Сегодня я счастлив! Да, действительно счастлив. Я рад объявить, что, начиная с этой недели, Эдди Сперлинг будет новым ведущим «Рыбной лихорадки».В комнате было только двое репортеров, но Уиб был настолько любезен, чтобы подождать, пока они запишут эту великую новость в свои блокноты на спирали.Уиб продолжал:– Как вам известно, в течение некоторого времени у Эдди была своя популярная программа о ловле окуня в соперничающей телесети. Мы его переманили, а это значит, что семьдесят четыре дополнительных независимых кабельных станции подключатся к Спортивной Христианской Телесети в будущем рыболовном сезоне.Чарли Уиб позволил себе сделать короткую выразительную паузу.– И позвольте вам сказать, что хотя все мы будем скучать по Дики Локхарту и его особой передаче, я уверен, что его зрители сочтут Эдди Сперлинга не менее увлекательным рассказчиком, столь же содержательным, как и Дики, и что им будет приятно рыбачить с ним каждую неделю. И все мы здесь в дружной семье Спортивной Христианской Телесети будем как нельзя более довольны!Эдди выступил вперед и приложил руку к невидимой шапке. Он выглядел весьма довольным собой, и не без причин. Январь был потрясающим месяцем. Не выиграв ни одного турнира окунеловов, он удвоил и свое жалованье, и свое телевизионное присутствие в национальном масштабе, заключив прибыльный контракт, в котором фигурировала шестизначная цифра, в связи с продукцией «Счастливого аромата рыбьей железы». Весь пакет «Рыбьей железы», включая печатные издания, ТВ, плакаты и рекламные объявления по радио был предметом зависти круга окунеловов-профессионалов, и в течение последних пяти лет этот куш неизменно принадлежал Дики Локхарту. В виду внезапной смерти Локхарта владельцам «Счастливой железы» понадобилась новая звезда. Выбор был очевиден, рекламное агентство даже не побеспокоилось посмотреть других претендентов. Поэтому каждый флакон «Окуневого болеро», «Мускуса макрели», «Радости зубатки» был украшен наклейкой с изображением улыбающегося человека, поражающего сходством с шустрым Эдди Сперлингом.– Вопросы есть? – спросил Чарльз Уиб.Репортеры поглядели друг на друга. Каждый думал, что сейчас вернется в отдел новостей и сразит редактора, пославшего его на эту пресс-конференцию.Уиб сказал:– Самое лучшее я приберег напоследок. Девушки, принесите его.Две молодые женщины в переливчатых купальных костюмах вошли в зал, неся огромную фигуру на золотой доске. Фигура возвышалась на пять футов от земли. В углах доски были фигурки рыбаков игрушечного размера, держащих удочки, согнутые под разными углами, что означало разные стадии мифического сражения с рыбой. Наверху фигура была украшена изображением большеротого окуня в натуральную величину. Этот окунь, водруженный наверху фигуры, хоть и не был хогом, выглядел впечатляюще.– Итак! – сказал преподобный Уиб.– За что вы его получили? – спросил один из репортеров Эдди Сперлинга.– Я его не выиграл, – ответил шустрый Эдди, – пока еще не выиграл.– Джентльмены, прочтите, что написано на этом трофее, смотрите внимательно, – сказал Чарли Уиб. – Вероятно, это величайший трофей, который видели вы все, включая Эдди, а он выигрывал большие призы.– Но не такие большие, – сказал Эдди Сперлинг, изображая восхищение.– Чертовски верно, – сказал Уиб. – Потому что это самый большой трофей из всех когда-либо существовавших. А он такой потому, что его получит победитель величайшего турнира. Через три недели, джентльмены, на краю легендарного флоридского Эверглейдса пятьдесят лучших окунеловов мира будут состязаться за получение первого приза в двести пятьдесят тысяч долларов.– Господи! – сказал один из репортеров. – Наконец-то есть что записывать.– Богатейший турнир из всех! – сказал Чарли Уиб, сияя. – Мемориальный турнир Дики Локхарта «Басс Бластерс Клэссик».Эд Сперлинг сказал:– На Озерах Ланкеров.– О, да, – сказал Преподобный Уиб. – Как я мог забыть! 20 Эл Гарсия устал, как собака. Он был на ногах с шести утра и даже после четырех чашек кофе у него было ощущение, что его язык покрыт мхом. Его левое плечо взывало о приеме перкодана, но Гарсия обошелся обычным аспирином, проглотив четыре таблетки за раз. Был один из тех дней, когда он удивлялся, почему до сих пор не вышел на пенсию по инвалидности и не поселился спокойно в Окала, один из тех дней, когда все и вся в Майами раздражало его до чертиков. Например, особа женского пола в будке по сбору дорожной пошлины, когда она выхватила долларовую бумажку у него из рук – этот чертов доллар только за то, чтобы иметь ни с чем не сравнимое удовольствие проехать на своем «Рикенбэйкере» в Ки Бискейн. И – привратник в этом «святилище» Майа высокого ранга. Пожалуйста, покажите какие-нибудь документы. А как насчет сержантской бляхи, чертова задница? Дело в том, что этот привратник, одетый в угольно-черный костюм, который смахивал на маскарадный, и стоил, вероятно, не менее четырех бумажек, – этот привратник привык работать на этого ублюдка Сомосу. Привык дробить крестьянские черепа от имени Никарагуанской Национальной Гвардии. Гарсия знал это, и все-таки он должен был оставаться здесь, разыскивать свой значок и шоферские права, чтобы этот идиот пропустил его.В довершение всего этот богатый парень, с которым он собирался побеседовать, вошел в комнату, одетый в гнусный купальный костюм, сплетенный из красного, как яблочная карамель, шнура, который придает вам такой вид, будто между ног у вас свернулся питон.– Входите, сержант, – сказал Деннис Голт. – Расскажите мне новости.– Какие новости?Прежде чем сесть, Гарсия оглядел комнату. Симпатичная квартирка. Толстый, пушистый ковер – никаких романтических изысков в виде прожженных сигаретами дыр этот жеребец, видимо, не терпел. Хороший пейзаж с видом Атлантики. Легко может выложить миллиона три, подумал Гарсия. На острове нельзя купить туалет меньше, чем за два миллиона шестьсот тысяч. Голт сказал:– О Декере – вы его не поймали?– Нет еще.– Грейпфрутового сока? Или джина?– Кофе, если можно, – сказал Гарсия. – Должно быть, вы отправляетесь на пляж?– Нет, – сказал Голт. – В сауну.После того, как он налил Гарсии кофе, Голт сказал:– Я думал, вы поэтому позвонили – из-за Декера. Считал, что вы, ребята, уже должны были его найти.«Вы, ребята». Очень мило, подумал Гарсия.– Мы чуть не накрыли его прошлой ночью, но он сбежал.– Сбежал? – спросил Деннис Голт.– Да, ускользнул от нас, – сказал Гарсия. – Украл лодку и махнул через бухту. К тому времени, когда мы достали вертолет, уже было поздно.– Выглядит так, будто вы, ребята, прошляпили его.– Мы предпочитаем называть это ложной попыткой, – улыбнулся Гарсия. – Очень хороший кофе. Колумбийский?– Да, – сказал Деннис Голт.Он плеснул водки в свой грейпфрутовый сок.– Причина, почему я здесь, – сказал Гарсия, – в том, что мне надо, чтобы вы мне рассказали все, что случилось с Декером.Голт сел, раздраженно поправляя свои вишневые плавки. Гарсия представил, что они должны врезаться ему прямо между ягодиц.– Черт, я летал в Новый Орлеан и сделал там обстоятельное заявление, – сказал Голт. – Сколько раз мне это повторять?Гарсия сказал:– Я читал ваше заявление, мистер Голт. Оно звучит прекрасно, Но, видите ли, что касается событий в Майами, то здесь требуются некоторые уточнения.– Какие?– Например, как Декер вас нашел?Гарсия любовался пустой кофейной чашкой. Похоже, он любил настоящий фарфор. Голт сказал:– Мои чувства к Дики Локхарту были всем известны, сержант. Я уверен, что Декер поговорил об этом с рыбаками, послушал их рассказы. Раз он сделал эти фотографии, то следующим шагом было найти покупателя. Он знал, что я ненавижу Дики, знал, что я хотел, чтобы его дискредитировали. Кроме того, он знал, что я человек со средствами. Он знал, что я мог заплатить ему, сколько он запросит, какой бы нелепой ни была его цифра.«Человек со средствами». Гарсия вскипел.– Он сказал вам все это? Декер сказал это вам?– Нет, не припоминаю. Вы спросили, как он меня вычислил, а я вам говорю, что это было не слишком трудно.Гарсия спросил:– Как он впервые вступил с вами в контакт?– Позвонил.– И ваша секретарша сразу его соединила с вами?– Конечно, нет, – сказал Голт. – Он оставил сообщение для меня. Оставил примерно семнадцать сообщений, прежде чем, наконец, допек меня и я взял трубку.– Это хорошо, – сказал Гарсия. Из внутреннего кармана своего коричневого костюма он достал маленькую записную книжку и что-то записал.– Семнадцать посланий – ваша секретарша должна была запомнить его имя, вы так не думаете? Вероятно, она записала его номер в своем рабочем календаре. Даже, если это просто клочок бумаги – это было бы большой помощью.– Не знаю, – сказал Голт. – Это было много недель назад. Вероятно, сейчас она это уже выбросила.Гарсия держал свою записную книжку на колене открытой в то время, как Голт повторял свой рассказ о том, что Р. Дж. Декер потребовал сто тысяч долларов за фотографии Дики Локхарта, доказывающие его мошенничество.– Я сказал ему, что он сумасшедший, – продолжал Голт. – Сказал, чтобы он забрал свое дерьмо.– Но вы видели фотографии.– Да, и это был точно Дики, вытаскивающий клетки с рыбой где-то на озере. Все это было совершенно противозаконно.Гарсия сказал:– Тогда почему же вы их не купили?– Причина очевидна. – Голт сделал вид, что он оскорблен.– Показалось слишком дорого? – спросил Гарсия. – Вот самая очевидная причина.– Забудьте о деньгах. Это все было скверно, дурно.– Скверно?– Не смотрите на меня так, – сказал Голт, – Вы на меня смотрите, будто я обычный преступник.«Может, и хуже», подумал Гарсия. Про себя он решил, что Деннис Голт лжет. Вопрос заключался в том, насколько далеко он зайдет.– Эта записка, – сказал детектив, – где он просит сто кусков...– Я отдал ее полицейским в Новом Орлеане.– Да, знаю. – Но мне непонятно, что имел в виду Декер, – я помню, что он употребил слово «гонорар». Так, будто речь шла о состоявшейся сделке. Он написал там: «Теперь гонорар сто тысяч косых». Что-то в этом роде.Голт сказал:– Черт, я точно знал, что он имеет в виду.– Верно, но почему тогда он не употребил слово «цена»? Если он говорил о цене за фотографии. Ведь так было дело?– Неубедительно для меня, – сказал Голт.– Когда он отдал вам записку?– В тот же день, когда показал мне фотографии, седьмого января. Да, кажется, именно седьмого.Голт встал и прошел в ванную. Когда он вернулся, на нем был купальный халат из мохнатой ткани с монограммой, надетый поверх плавок, скудно прикрывающих плоть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49