Нам не известно, что там произошло. Вероятнее всего, немцы атаковали оборону взвода и, не обнаружив противника, начали обстрел по сторонам. Но это нас мало тревожило, мы знали, что в болото сейчас они не сунутся да к тому же, наверное, до рассвета не узнают, в каком направлении ушел взвод. Через полтора часа мы вышли на сухую лужайку. Подумали, что это уже берег. Но, осмотревшись, поняли, что это лишь островок в болоте.
– Привал на двадцать минут. Можно закурить, – скомандовал Борисов и сам повалился на спину, раскинув руки. Минут через пять он поднялся. Приказал утопить пулемет, у которого пробит кожух, а первому и второму номерам, освободившимся от этого груза, приказал в походе подменять тех, кто нес на носилках раненого сержанта. Затем, сверив свое местонахождение по звездам и компасу, лейтенант снова повел нас по болоту.
Уже начало светать. Впереди, чуть левее направления, по которому мы шли, раздалось петушиное пение. У нас, измотанных переходом по болоту, появились надежда и силы. Взвод, если им можно считать 11 бойцов и нас, четверых, что выбрались из разъезда, прибавил шаг. И так же неожиданно, как пение петуха, лес и болото оборвались. Мы вышли на берег, который полого уходил вверх, и там виднелись строения, колодец. Это был не то хутор, не то окраина деревни. В предрассветных сумерках трудно понять.
Борисов приказал мне и двум бойцам разведать, куда же мы вышли и где наши. Я взял ручной пулемет. Лейтенант предложил мне залечь за забором, откуда хорошо просматривалась дорога, ведущая к хутору. Как нам удалось разглядеть, под прицел отсюда можно взять все здешние строения. Лейтенант и бойцы подошли к колодцу. Хотели набрать воду, но не оказалось бадьи.
К изгороди подошла женщина.
– Почему сняты цепь и бадья в колодце? – спросил Борисов.
Женщина угодливо ответила, что хозяин все поснимал, чтобы этим не воспользовались захватчики. А сейчас его нет дома. Вернется только вечером. Она же ничем помочь не может.
Выслушав ее, лейтенант выругался и махнул рукой сержанту, который был с оставшимися на берегу болота. Ребята, связав ремни и прицепив к одному концу котелок, набрали во фляги воды и напились. Меня лейтенант послал разведать, куда ведет дорога с хутора. Примерно метрах в пятистах от колодца дорога выходила на проселок, с которого был свороток под прямым углом, полузаросший травой. Лейтенант Борисов, поразмыслив, решил идти этой дорогой. Я ему пытался доказать, что наш полк проходил проселком. Именно на нем остались свежие следы техники. Лейтенант сказал, что самый прямой путь – нехоженый.
– Хорошо, вы идите проселком, а взвод пойдет дорогой. Посмотрим, кто раньше догонит полк, – сказал Борисов.
Я с тремя бойцами, с которыми встретился на разъезде, пошел по большаку. Мы познакомились и узнали многое друг о друге. Трое моих спутников оказались бойцами первого взвода шестой роты второго батальона. Задача взвода состояла в том, чтобы не допустить немцев к разъезду через мост, дать возможность первому и второму батальонам отойти через дамбу. Поэтому же мосту прошел и взвод Борисова, в задачу которого входило оборонять полосу между рекой и болотом. Полк сравнительно быстро прошел через разъезд. Взводу предстояло сняться с места через полчаса, как пройдет дамбу последнее подразделение полка. Все шло по намеченному. Но на машинах к мосту подъехала группа гитлеровцев. Преодолеть им мост на машине взвод не дал. Прямо на мосту гранатами были подорваны и сожжены две автомашины, которые преградили путь другим. Когда начался бой, было еще светло. Немцы, видимо, по рации связались со своими минометчиками и довольно грамотно корректировали огонь. Так что уже в первые минуты боя взвод понес большие потеря и отошел от моста к разъезду. Раздобыв плавсредства, немцы переправились через реку и стали наступать, оттесняя взвод к месту, где скопились вагоны. Боясь зацепить своих, вражеские минометчики прекратили огонь, и в это время сюда подоспел я.
Мы медленно шли по проселочной дороге. Ночной переход, усталость и ночной бой сказывались и на нас, молодых бойцах. Казалось, час-другой, и мы обессилим. Шли мы, не соблюдая той осторожности, с которой подбирались к хутору. Вокруг стояла гнетущая и усыпляющая тишина, мы слышали только похрустывание размятого гусеницами песка под ногами.
Вдруг сзади послышался шум моторов. Это словно встряхнуло нас. Я с товарищами стремительно бросился вправо, к опушке, в густой кустарник, и мы залегли. Шум приближался, и метрах в пятистах мы увидели, как из леса выехали четыре танка – наши „тридцатьчетверки“. Мы вышли из укрытия и на всякий случай помахали в надежде, что танкисты возьмут нас.
Первый танк остановился, за ним другие, и из открытого люка высунулся по пояс танкист. Из расстегнутого комбинезона виднелась гимнастерка с одной шпалой на петлице.
– Товарищ капитан, возьмите нас, – обратился я к нему.
– Садись, пехота, только крепче держитесь, – сказал он. Увидев у нас ручной пулемет и автоматы, он спросил, есть ли у нас боеприпасы. Я ответил, что в бою почти все израсходовали. Он посетовал, что для автоматов у них ничего нет, а вот для ручного пулемета могут поделиться патронами. И дал нам цинковый ящик с патронами, которыми мы тут же зарядили четыре диска. Пока мы возились с дисками, капитан исчез в танке и через несколько минут вылез с парой дисков.
– Поделимся и этим, к своим, наверное, без боя не прорваться.
Танки, проехав пару километров по проселку, вырвались на прямой большак и прибавили скорость. Через полчаса мы были перед переправой через небольшую речку. Капитан-танкист вылез наполовину из люка и сказал:
– Не могу понять, что это за речка. На карте ее нет.
Тут появился полковник Терещенко в сопровождении пехотного капитана. Он подошел к головному танку.
– Поворачивай танки к опушке, маскируйте машины и будете прикрывать переправу, – кричал он капитану-танкисту.
– У меня приказ, – ответил капитан и опустился в-башню, закрыл люк.
Я дал отмашку ребятам, и мы как горох посыпались с брони. Головная машина тронула, за ней другие.
– Стой, расстреляю! – бешено кричал полковник, вытаскивая из кобуры пистолет.
Затем он выстрелил по броне. Танки круто развернулись и помчались в северном направлении.
– Командира танкистов под суд! – в бессильном гневе кричал Терещенко капитану, который сопровождал его. Но сам он понимал, что ничего не сделает с непослушным капитаном в этой обстановке.
На берегу скопилось более сотни автомашин, много орудий на конной тяге и пароконных повозок. А транспорт все подходил и подходил. С последних прибывших машин сообщили, что. приближаются немцы. Но чувствовалось, что Терещенко больше опасался не этого, а налета немецкой авиации. О результатах ее удара свидетельствовали десятки искореженных и дымящихся машин.
Терещенко снова обрел спокойствие и своими действиями навел относительный порядок. Он из разрозненных, отставших от частей бойцов создал три роты, которые объединил в батальон. Задача этого батальона состояла в том, чтобы обеспечить оборону переправы. Командиром батальона назначили молодого майора Березкина. Я со своими спутниками попал во вторую роту. Ей следовало держать оборону по центру, то есть напротив дороги, по которой двигался противник. Кроме того, требовалось прикрыть балку, по которой должен выходить батальон после окончания переправы.
Майор Березкин, выстроив заслон, поставил перед нами боевую задачу. Подразделению предстояло укрепиться на холмах западнее переправы и продержаться два-три часа, пока техника и основные части дивизии не минуют низину и переправятся на восточный берег реки.
Подразделения, обороняющие переправу, заняли свои рубежи и стали сразу же вкапываться в землю. Несмотря на то что оборона протянулась на полтора километра, Березкин несколько раз обошел ее, подсказывая командирам, как лучше выбрать позицию.
С запада подходили отдельные машины и группы бойцов, отставших от своих подразделений. Машины направляли на переправу, а бойцов оставляли для прикрытия, вливая их в роты, занявшие оборону. Вскоре подход наших прекратился.
Меня назначили командиром отделения, в которое вошли Ушаков, Ивонин, Елкин и саперы, оставшиеся от взвода соседнего полка. Командовал нашим взводом лейтенант Федоров. Посмотрев, как окапывалось отделение, Федоров похвалил нас. Грунт был песчаный, и отделение быстро справилось с задачей. За каких-то сорок минут мы сделали две короткие траншеи и пару гнезд для ручных пулеметов, замаскировали бруствер свежим дерном.
Поскольку мы располагались на холмике по левую сторону дороги, Федоров поставил задачу разорвать колонну противника.
Через пару часов из-за дальних высот донесся до нас шум моторов. Спустя несколько минут на горку выкатилось боевое охранение. Пять мотоциклистов ехали треугольником по всей ширине дороги. Въехав на высотку, мотоциклы остановились. Немец, сидевший в коляске на первом мотоцикле, выпустил очередь по кустам, что были справа и впереди. Спереди по охранению полоснули два ручных пулемета. Стрелявший из коляски немец выпустил из рук автомат, откинулся на спинку сиденья и замотал головой. Водитель кубарем скатился на дорогу, стремительно, на четвереньках, бросился к канаве. Мотоцикл остался чадить на месте. Другие из боевого охранения начали разворачивать машины назад, но длинные очереди пулеметов Ивонина и Ушакова не дали уйти фашистам. Два мотоцикла задымились, два уткнулись в канаву. На дороге остались лежать четыре немца. Один бросился бежать, но покачнулся и упал на дорогу.
Как только боевое охранение немцев заметалось в панике, навстречу поднялась еще группа мотоциклистов, а за ней несколько автомашин с пехотой. Увидев разбитые машины, мечущихся солдат, колонна остановилась и выбросила сигнальные ракеты. Из перелеска раздались, выстрелы наших орудий. Они прямой наводкой били по немцам. „Мерседес“ вспыхнул ярким пламенем. Одна автомашина, уткнувшись в кювет, загорелась. Пехотинцы повыскакивали из других машин и рассыпались по склону высотки. Они отползали назад, беспорядочно отстреливаясь.
Не прошло и четверти часа, как над обороной пропели прицелочные снаряды. Они разорвались между линией обороны и переправой.
Весь пологий западный склон высотки был усеян трупами немецких солдат. Но и наши потери тоже были немалы. Половина ячеек пустовала. Недавно прибывший лейтенант Сибирцев метался от одного фланга обороны к другому, расставляя бойцов так, чтобы в линии обороны не было разрыва. Немцы подтягивали резервы. Бойцы, наблюдая за опушкой, из которой выходила дорога, различали в сумерках большое скопление противника, готовившегося к решительной атаке.
– Сейчас они нас сомнут, – вполголоса сказал Ушаков.
– Я сам тебя сомну! Не сей панику! – прикрикнул на него откуда-то появившийся Сибирцев с перевязанной рукой. Глаза командира были уже не озорные, а горели злым огоньком. Зная, что у бойцов патроны на исходе, он подал команду приготовить гранаты и сделать в окопах заступы, чтобы сойтись врукопашную. Сзади нас послышался шум моторов. К кустарнику подъехали четыре легких танка. Капитан Березкин подбежал к танкистам, поговорил с их командиром и направился в нашу роту. Он поставил перед комроты задачу – во что бы то ни стало отразить атаку.
– Продержаться как можно дольше, чтобы обеспечить отход первой и второй роте, – сказал он.
– Попробуем, – недовольно пробормотал Сибирцев.
Немцы, обстреляв полосу обороны, перенесли огонь на переправу и остервенело били по ней. Но там, где ложились мины и снаряды, уже никого не было. Началась атака. Немцы шли тремя густыми цепями в полный рост, на ходу поливая оборону из автоматов. В сумерках их автоматы не приносили нам особого вреда. Наша оборона встретила их редкими залпами. Лейтенант Сибирцев посылал в немцев короткие очереди, между которыми сыпал отборнейший мат, призывая бойцов дать больше огня. Однако от его ругани пользы не было. У многих вышли патроны, других убило или ранило. Но вот навстречу немцам вышли танки и на ходу стали срезать противника из пулеметов и бить по цепям из орудий. Немцы не ожидали такого поворота, замерли на несколько секунд и бросились бежать.
Особенно досталось врагам от машины, действовавшей на левом фланге. Танк давил немцев, а пулемет беспрерывно изрыгал красные огоньки. Видя, как противник в панике бежит, бойцы в окопах дружно крикнули „Ура!“, хотя в контратаку никто не поднялся. Загнав немцев в лес, танки повернули назад. Только один из них остался догорать на поле боя.
В это время первая и третья роты снялись с обороны и за холмом спускались к балке. Бойцы несли носилки с ранеными, поддерживали тех, кто мог идти сам. Взвалив на себя стволы и станки, пулеметчики осторожно, цепочкой, спускались по склону и терялись в кустарнике балки.
Наша рота оставалась на позиции на случай прикрытия отхода, хотя и было видно, что немцы до утра не будут нас атаковать. Вот подошел и наш черед. Один за другим мы оставляли свои окопы и собирались в балке. Последним пришел Сибирцев. Повязка на его руке была красной от просочившейся крови. Это уже второе ранение в ту же руку, но лейтенант не обращал на него внимания. Его больше интересовала судьба роты.
– Что-то нас маловато стало, – сказал он, сверкнув разъяренными глазами, и повел роту балкой. Преодолев болото и речку, мы вышли на опушку большого леса. Там нас поджидало пять автомашин, хотя для оставшихся хватило бы и трех. Немцы продолжали обстреливать переправу, не зная, что там никого нет и заслон давно покинул оборону. Через час мы догнали колонну, в которой находились первая и третья роты, но до утра не могли догнать колонну дивизии. Видно, на какой-то из множества развилок мы свернули не на ту дорогу.
Ехали всю ночь. Дорога была пуста. На рассвете, проезжая поля, мы увидели слева небольшую деревню, расположенную на возвышенности. Майор Березкин, посоветовавшись с командирами и замполитом Неустроевым, решил не заезжать в этот населенный пункт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19