https://wodolei.ru/catalog/unitazy/gustavsberg-basic-392-128193-item/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Да какой тут трибунал, в тылу у немцев. – продолжал ворчать Денисов.
Шли мы по направлению к деревне по заросшей густым кустарником балке. Она поднималась в гору и кончалась у самой деревни. Между лесом и деревней не было и километра. Наблюдать с опушки, что делается на улицах, невозможно. Хотя уже и светило солнце, у нас не попадал зуб на зуб. Мы в балке собрали на себя всю росу с кустов и вымокли до нитки. Решили подойти к деревне с южной стороны, где, нам показалось, должен быть лучший обзор. Залегли за небольшим бугорком, заросшим травой.
Глаза слипались, и страшно хотелось спать. Деревня словно вымерла. Но что-то останавливало нас, мешало войти в нее. Рядом проходила хорошо укатанная дорога. Младший лейтенант Денисов предложил мне ползком перебраться на ту сторону дороги и вести наблюдение за деревней со стороны огородов. Действительно, оттуда лучше просматривалась единственная улица. Ничего подозрительного я не увидел, и веки сами собой сомкнулись. Сколько я спал, минуту или больше, не знаю. Меня словно что-то толкнуло, и я открыл глаза. Смотрю: метрах в ста от меня, между грядок, полусогнувшись бежит немец. Я понял, что он намерен обойти меня с тыла взять живым. Саданул по нему очередью. Он споткнулся и упал. Взглянул в сторону Денисова. Вижу: к нему сзади тоже ползет немец. Он приблизился к младшему лейтенанту шагов на тридцать. Я и по нему выпустил очередь. Немец ответил мне тем же и, встав в полный рост, бросился к Денисову. Второй очередью я уложил его.
А со стороны деревни к нам уже бежало около десятка немцев. Я крикнул Денисову, чтобы он бежал к балке. Сам дал несколько очередей по бегущим. Они залегли в бороздах. Я, пригнувшись, бросился в кусты и свернул в сторону балки. Там нагнал Денисова. Оба мы тяжело дышали. К счастью, немцы не погнались за нами. Добравшись до места, где нас с командирами должен дожидаться капитан Худяков, мы никого не обнаружили. Сначала я подумал, что мы заблудились, но, осмотревшись более внимательно, понял, что это именно то место. Там, где я сидел перед тем, как меня позвал к себе капитан Худяков, валялась не докуренная мной и второпях затушенная цигарка. Мы осмотрели все вокруг, пытаясь найти записку или еще что-нибудь, что бы помогло понять, что случилось, куда ушли командиры, но ничего не нашли.
– Может быть, нас послали в разведку для того, чтобы отвязаться, мелькнуло у меня в голове. То же подумал и Денисов.
– Этак мы могли не барашков принести, а самим остаться стрижеными, сказал Денисов и матерно выругался. Больше я от него мата не слышал, хотя нам пришлось побывать в различных переделках. Да и как тут не выругаться! От поступка Худякова у нас остался нехороший осадок, словно он предал нас.
– Шкурник он, о себе больше думает, – сказал Денисов, и мы, прекратив осмотр местности, лесом прошли на восток. Дорогой младший лейтенант признался, что он не сумел справиться со сном, и, когда солнышко пригрело спину, задремал. Разбудила его очередь из автомата, которую я дал по немцу. То, что произошло, он понял только в ельнике, когда я ему рассказал, как все разворачивалось.
– В нашем положении сон не вовремя – штука опасная, – прокомментировал Денисов.
Мы решили отойти подальше в глубь леса и отоспаться. Но этого сделать не удалось. Поднявшись из низины, мы вышли на дорогу. Повернув правее, снова шли лесом и снова вышли, очевидно, на эту же дорогу, которая делала здесь крутой поворот вправо, отрезая нам путь на восток. В это время услышали шум моторов. Залегли в сотне метров от дороги, стали наблюдать из кустов. Сначала проехала группа мотоциклистов. Через пару минут – колонна автомашин с солдатами в кузове.
– Какая хорошая позиция, – сказал я, глядя на Денисова.
– Не надо шутить. У нас патроны на исходе. Их надо беречь для крайнего случая, – поняв меня, предостерег младший лейтенант.
В это время из-за поворота выехало три мотоциклиста. Меня охватил какой-то азарт, и, взяв на прицел первого, я нажал спусковой крючок. Машина дважды крутанулась на месте, подняв вверх облако пыли. Ехавшая следом машина взгромоздилась на первую. Третий мотоцикл притормозил, и пулеметчик, сидевший в люльке, дал очередь по нам, затем вторую. Мы, пригнувшись, бросились в лес. Увидев нас, немецкий пулеметчик уже не наугад полоснул вслед. Но мы успели упасть в канаву. Затем ползком в траве добрались до безопасного места. Немцы не стали нас преследовать Мы через кусты как ошалелые неслись в глубину леса. Не знаю, сколько пробежали: километр-два, но задохнулись и сбавили темп, перейдя на быстрый шаг. Я заметил, что рукав гимнастерки Денисова мокрый. Остановившись, перевязал ему рану. Пуля прошла вдоль руки выше локтя, неглубоко зацепив мякоть, но рана кровоточила, и пришлось наложить жгут. Проделав это, мы двинулись дальше. Расположились на отдых после полудня, когда жара стала спадать. Выбрали чащобу, куда с трудом проникает солнечный свет, и намертво заснули, не обращая внимания на назойливых слепней и комаров. Проснулись только на следующее утро. Чувствовали себя разбитыми и разморенными. Как хотелось горячего чаю! В моем вещмешке хотя и была заварка, но решили отказаться от соблазна. Дым от костра мог бы выдать наше месторасположение. После вчерашнего мы стали крайне осторожны.
Выбираясь к своим, несколько раз выходили на немцев. Были и очень выгодные моменты, однако мы не решались рисковать.
Но, как говорят, голод не тетка. Все съестное из наших вещмешков было вытрясено до крошки. Отчаявшись мы решили выйти к дороге, что опасались делать раньше. Выбрали подходящее место. Там дорога проходила по склону возвышенности. С одной стороны дороги, которая повыше, очень близко подходил лес. С другой – простирался луг. Залегли, стали наблюдать. Туда и сюда сновали немецкие автомашины.
– Обживаются как у себя дома, – ворчал Денисов.
Я понимал его и сам думал об этом же и о еде, которая нам только снилась. Но на дороге ничего такого не появлялось, что позволило бы нам разжиться пищей. Мы уже потеряли надежду на удачу и хотели сняться с места, как показалась повозка. Огромный битюг неторопливо вез ее. Ездовой лениво подергивал вожжами, а в самой повозке, груз на которой был прикрыт брезентом, сидел худой, длинный немец. На коленях у него лежал автомат, а он играл на губной гармошке какой-то веселый мотив, напоминающий марш. Мы прислушались. Шума машин не доносилось. Я прицелился и дал очередь. Лошадь вздыбилась, села на задние ноги и упала. Ездовой замертво свалился с повозки. Худой немец молниеносно скатился с повозки и нырнул в кювет. Автомат его упал на другую сторону дороги. Я дал еще короткую очередь в ту сторону, где скрылся немец. Подождали с полминуты и бросились к повозке. В это время немец выскочил из кювета и бросился бежать по лугу, петляя то в одну, то в другую сторону. Повозка мешала Мне видеть его, и немец использовал это. Я выпустил по нему три очереди. Немец то падал, то вскакивал. Хотел еще дать очередь, но Денисов остановил меня:
– Не трать зря патроны.
В повозке под брезентом оказался хлеб, выпеченный небольшими кирпичиками. Попробовали – черствый, но это уже еда. Мы быстро набили свои вещмешки. Наш немец в это время не спеша шел через луг к лесу. Увидев, что мы смотрим в его сторону, немец выразительно похлопал себя по заду, дескать, вот вам, и заиграл на губной гармошке тот самый мотив, который мы прервали. У меня пропало намерение дать по нему еще очередь. Мы с Денисовым расхохотались. Вместо ненависти к этому шустрому немцу появилась даже какая-то симпатия. Такого немца я не видел за всю войну.
На третий день мы вышли к озеру и встретили небольшую группу красноармейцев. Их было пятеро. Они, по всей вероятности, только вышли из болота и сушили на солнце обмундирование. Вначале мы не решались к ним подойти и наблюдали из кустов. И только убедившись, что это наши, подошли, поздоровались. Они подозрительно осмотрели нас, а потом пригласили посидеть за компанию. Чувствовалось, что наш приход прервал у них какой-то важный разговор. Расспросив нас, кто такие и куда идем, успокоились.
– Так вот, я думаю, что война к осени кончится. Немец-то, вишь, как прет. Удержу ему нет. Этак месяц-полтора, и в Москве будет. Чем скитаться и в плен попадать, лучше выйти в деревню, где нет немца, и попроситься в дом к какой-нибудь вдовушке или солдатке. Бабы истосковались по мужикам, примут. Да и рабочие руки им тоже в хозяйстве нужны. А война кончится, там видно будет, приживемся, останемся. А нет – домой. Кто как, по своему разумению, – рассуждал верзила.
– Что это, дезертиром хочешь быть? Да тебя за это, – не выдержал я. Но младший лейтенант Денисов дернул меня за рукав.
– Ты тут шибко-то не горячись. Немцы недалеко. Шуметь будешь – себя погубишь и дело испортишь, – сверкнул глазами долговязый.
И правда, издалека послышался звук губной гармошки и голоса. Денисов толкнул меня ногой, дескать, не связывайся. Долговязый бросил свою винтовку в озеро.
– Дезертиры, – с презрением процедил я сквозь зубы. Двое из пятерки тоже встали, нерешительно помялись, видимо желая идти с нами. Но длинный так взглянул на них, что те снова уселись на полянке. Мы тронулись в путь, чтобы удалиться от того места, откуда доносился звук губной гармошки. Блуждали мы и по Белоруссии, и по нашей русской земле. Ориентиром был шум боя. Подходили близко к линии фронта, но удобных моментов прорваться к своим не получалось. А у Денисова рана, которую мы вначале считали пустячной, давала все больше о себе знать. Мы уже стали терять надежду выйти из немецких тылов, но, на счастье, вышли к избушке лесника, который помог нам выбраться к своим.
Мы добрались до станции, где сошлось много бойцов, вышедших из окружения. Там находился полевой госпиталь, который готовился к эвакуации. В госпитале осмотрели рану Денисова и сказали, что не отпустят его. Дело настолько серьезное, что, возможно, придется ампутировать руку. Я присутствовал при этом, потому что военврач, майор медицинской службы, осматривал рану Денисова на крыльце длинного деревянного здания, по всей вероятности бывшей школы, до отказа забитой койками. Глаза Денисова после заключения военврача повлажнели. Я распрощался с хорошим человеком, с которым хлебнул в тылах врага немало бед и был на волосок от гибели. Пожал ему руку и пожелал выздоровления. Как ни крепился, а отойдя несколько шагов от крыльца, почувствовал, что не удержу слез. Не прошло и полутора месяцев после начала войны, а я уже встретил и потерял столько хороших друзей!

За Селигером

Распрощавшись с Денисовым в госпитале, я пошел к коменданту станции. Там зарегистрировали меня, расспросили, из какой части, почему не с нею, и сказали, что сегодня-завтра будет формироваться батальон. Я должен слушать команду капитана Дементьева. Здесь мне выписали продовольственный аттестат, по которому получил на складе сухой паек на трое суток.
В сквере станции группами располагались бойцы.
Это такие же, как я, вышедшие из окружения. Разница только в том, что многие выходили взводами и ротами, а я – вдвоем с Денисовым. Но и с ним пришлось расстаться. Поблудив по скверу и порасспросив красноармейцев о местонахождении полка, я потерял надежду найти свою часть. Настроение было неважное, и я решил еще раз навестить Денисова. Он лежал в госпитале около открытого окна, и не стоило большого труда разыскать его.
Денисов сидел на койке в новом нательном белье, успел сбрить щетину, которой оброс в скитаниях по тылам. Он выглядел бодрее. Хирург, который позже осматривал его, сказал, что руку ампутировать не будут, и обещал вернуть Денисова в строй не позднее чем через месяц. Я радовался за друга. Он успел все подробно расспросить и сообщил, что мы находимся на станции Великие Луки. Приход врача в палату прервал наше свидание. Я снова направился в сквер.
Несмотря на беспрерывные налеты немецкой авиации, люди чувствовали себя спокойно. Зенитки и патрулирующие истребители отгоняли немецких бомбардировщиков, которым приходилось сбрасывать бомбы на близлежащие поселки, деревни или куда попало. Большинство бойцов спало, подложив под головы вещмешки и оружие. Эта предосторожность оказалась не лишней, так как многие выходили из тылов без оружия и не стеснялись красть его у других.
Я сел под огромным тополем и развязал вещевой мешок. Сухой паек, полученный здесь, отличался от других сухих пайков, которые я получал раньше; горка сухарей, кусок свиного сала весом не больше двухсот граммов, десять кусочков пиленого сахара, и все. Только приготовился приняться за свой скудный обед, как послышалась команда: «Выходи строиться!» Затем эту команду повторили десятки голосов. Я сунул в рот кусочек сахара, завязал мешок и пошел в строй. Капитан Дементьев был худой, высокий, слегка сутуловатый, в старой, выцветшей гимнастерке, порванной около плеча, но аккуратно зашитой. Он обошел строй и встал перед ним там, где стояло около двух десятков средних, командиров. Поговорив о чем-то с командирами, Дементьев объявил, что сейчас строй будет разделен по ротам и взводам. Правый фланг был отделен высоким, старшим лейтенантом.
– Правый фланг по этот ряд напра-во! – отрубив рукой часть строя, скомандовал старший лейтенант.
Отведя бойцов метров на двадцать, он объявил, что это первая рота, а он ее командир – старший лейтенант Коридзе. То же сделал и другой командир, лейтенант Богданов.
Я очутился во второй роте. Капитан объявил, что списки подразделений будут составлены по прибытии на место. Он подал команду развести подразделения по-вагонам. На путях за станцией стоял состав примерно из трех десятков крытых товарных вагонов и открытых платформ. Нашей роте пришлось располагаться на открытых платформах.
Я устроился у борта платформы. Кругом незнакомые ребята. Рядом со мной разместился красноармеец богатырского сложения. Он оказался разговорчивым и компанейским. Посмотрев на мои петлицы, спросил:
– Кто ты: сержант или младший сержант?
– Сержант, – ответил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19


А-П

П-Я