«Те-е-етка…», но осекся, потому что в спину уперся ствол.
– Ты эта… потише, Шилов, нежнее.
– Она меня не услышит.
– Ты смотри, она тебя и так не слышит… эй, а это еще чего за чудо?
Михалыч застучал башмаками по плитке, подбежал к забору, упал на него грудью. Шилов обернулся, чтобы посмотреть, что он там углядел. Сначала видны были только поля да лужайки, покрывавшие склон холма, потом Шилов усмотрел некое бурление в траве и услышал странный звук, что-то вроде нарастающего писка. Он вспомнил об отходе производства, который до сих пор лежал в кармане, и машинально посмотрел вниз, хлопнул себя по штанине, но тут же сообразил, что звук идет не от диска, а от лужайки, которая, несмотря на полный штиль, волнуется как зеленое море.
– Ты смотри: что-то ползет… – пробормотал Михалыч, поворачивая голову то к Шилову, то к лужайке. От нервного напряжения лицо его раскраснелось, на шее проступили бордовые пятна. Михалыч откашлялся, обратился к Шилову вполне дружелюбно, хотя берданку не опустил: – Эй, нехристь, что ползет?
– Не знаю, – огрызнулся Шилов. – Я не чужак, сколько тебе можно говорить, Михалыч? Ох, чувствую, одной бутылью самогона ты не отделаешься…
– Ну, это мы еще посмотрим… – пробормотал Михалыч, цепко вглядываясь в травяной шторм. – Ты смотри: трава колышется, а отчего так происходит, понять не могу. Но кажется, будто что-то из-под земли ползет и…
Договорить он не успел. Земля дрогнула. Михалыч повалился на колени, судорожно хватаясь заскорузлыми руками за кромку забора. Шилов успел вцепиться в дверь и словно прилип к ней, ожидая, когда миротрясение завершится. Он увидел как посреди зеленой лужайки, вспугнув воробьиную стаю, взбух изумрудно-зеленый холм, как пошли по нему трещины, из которых забила фонтанчиками грязная вода, а потом случилось извержение. У холма начисто снесло верхушку, и в воздух полетело самое разнообразное оружие: холодное, огнестрельное, даже бомбу ржавую выплюнуло. Очень скоро, однако, все успокоилось. Оружие устилало развороченную землю, как ковер осенних листьев. Михалыч смотрел на свершившееся чудо, широко раскрыв рот. Шилов и сам едва сдерживался, чтобы не заорать. Он посмотрел на небо, ожидая увидеть в нем неправильность, то, как тучи ходят строем, но тучи плыли в полном хаосе: наталкивались друг на друга, спаривались и ползли дальше вместе, и над всем этим безобразием стоял мраморный купол неба.
– Что это, Господи… – пробормотал Михалыч, снова и снова осеняя себя крестным знамением. – Что же это… Шилов, что это было?
– Я ведь чужак, по-твоему, а не Шилов, – зло ответил он, отходя от двери, оглядываясь по сторонам. После такого он ожидал чего угодно.
– Да ладно… какие уж тут чужаки… когда такое творится. Зато, ты смотри, землицу как своротило-то… оружие собрать, сдать государству, можно и деньги получить да и планете польза какая-никакая, металл на дармовщинку…
Шилов помог потрясенному Михалычу подняться. Вместе они вышли на улицу, на цыпочках пересекли дорогу, вглядываясь в комья земли под ногами – они, комья эти, казались им чем-то чудным. Михалыч то и дело с опаской поглядывал на Шилова, порывался что-то сказать, но, не произнеся ни слова, захлопывал рот. В чужаков, захвативших тела землян, он мог поверить, но старинное оружие, выталкиваемое землей, будто инородное тело, было выше его разумения. Поэтому и зауважал он Шилова, который воспринял извержение зеленого вулкана спокойно.
– Че это, Костя?
– Оружие, – ответил Шилов честно.
– Но как оно тут…?
– Не знаю. Однажды я уже видел такое, но то было в другом мире и… хм… как бы даже и не в мире, а во сне, не по-настоящему.
– Ты… думаешь, я сплю?
Михалыч поспешно ущипнул себя за руку, и выругался сквозь сцепленные зубы.
– Больно, с-сука…
– Я не думаю, что ты спишь.
– Так чего же ты раньше молчал, ирод!
– Мне кажется, что сплю я, – сказал Шилов. Он наклонился, поднял с земли стальной кругляш, точную копию того, который лежал в кармане. Диск холодил руку, и, что приятно, молчал, не пищал.
– Михалыч, а ты знаешь, что эти штуковины делают на Воронежском заводе Искривленного Вакуума?
– Ты смотри: меня не путай… – Михалыч нахмурился. – Я на том заводе двадцать лет проработал, знаю его как свой дом, всего два года назад уволился. Нету там такого и никогда не было. Носом чую, что-то чужеземное.
– М-да, – пробормотал Шилов, пиная автомат Калашникова, торчавший из земли.
Если исходить из того, что все или хотя бы почти все ему кажется, или, например, снится, то чудится ему и Михалыч, потому что он, видите ли, уверен, что диск этот – инопланетного происхождения. Но если на миг поверить, что все происходит на самом деле, то насчет диска врет Афоня. Его самый лучший и, по-хорошему, единственный друг, искусственно выведенный домовой Афоня, который не признал, что нечто странное происходит в дворовом туалете, который придумал байку о пищащих дисках, производимых в Воронеже.
– Михалыч, – сказал Шилов, подхватывая с земли целый, матово блестевший пистолет, – пойдем ко мне домой.
– Это еще зачем? – подозрительно прищурился Михалыч. – Че там? Ты это, Шилов, смотри, я лучше домой почапаю, у меня жена без присмотра, сын ничего не знает… я, это, лучше домой по-быстрому и, это, позвоню в милицию, сообщу, что тут делается, да и ты лучше со мной иди, ночь скоро, а тут черт его знает что творится!
– Не надо в милицию, – попросил Шилов. Он пропустил мимо ушей почти всю речь Михалыча, но эти слова услышал, и они словно погребальный колокол зазвучали в его мозгу. Приедет милиция, все оцепит. Вызовут войска. Привлекут его, позвонят бывшим коллегам, позовут ребят из контрразведки. Он еще долго не увидит Соню или увидит, но только как следователя. Издалека. Подтянутую, строгую, подчеркнуто официальную. Он не сможет глядеть ей в глаза… он, черт возьми, не может без нее сейчас! Он должен все уладить здесь сам, сейчас, теперь, немедленно, в течение суток, не больше.
– Ты чего, Шилов, спятил? Как это «не надо»?!
– Михалыч, прошу тебя… дай мне время до утра, я, кажется, догадываюсь, в чем тут дело и до утра все исправлю. Михалыч, я не хочу, чтобы приехала милиция и разворотила тут все! Ты представляешь, во что превратится наша деревенька, если до нее доберутся власти? Нас выгонят из дома, заставят жить где-нибудь в гостинице, нас затаскают на допросы, на конференции. Я не хочу этого.
– Я тоже не хочу, но… – Михалыч замялся, крепко прижимая к груди берданку.
– Я тебе прощаю самогон, который ты мне должен. – Шилов улыбнулся: – Только не звони никуда до утра. Нет, лучше до обеда. В обед я приду к тебе и скажу, что все в порядке. Вот увидишь.
– Ну ладно… – Михалыч засуетился, бочком, по-крабьи, выбираясь на дорогу. – Не буду звонить… но и ты это… смотри… поспеши, в общем. Я тебе… ну… верю, в общем. Ты же специалист по всяким таким… ну этим. Молюсь, чтобы у тебя все… ну… хорошо прошло…
– «Мольба подобна ночи, нисходящей на мысль», – процитировал Шилов.
– Ага… ну да, ну да… В общем, я пошел. Пока, Костя, до завтра…
– Счастливо! – Шилов ободряюще улыбнулся ему.

Глава третья

Шилов обыскал весь дом, но Афони не нашел. Впрочем, чего-то такого он и ожидал. С пистолетом в руках, с взрывчаткой за пазухой он вышел во двор, подошел к туалету, открыл дверь. Белых червей становилось все больше, да и сами они как-то увеличились, стали похожи на больших отъевшихся гусениц. Свет из туалетной преисподней становился все ярче. Шилов улыбнулся чему-то своему, личному, и, отойдя на несколько метров, принялся расстреливать червей. Дело было нудное, долгое. Солнце почти уже успело скрыться за верхушками деревьев, а черви все не кончались. Они лопались с отвратительным звуком, заляпывали стены и пол сортира бледно-желтой жидкостью, которая быстро высыхала и превращалась в корочку, уже в несколько слоев покрывавшую стены туалета. Шилов решил ускорить дело и кинул в очко сразу две гранаты. Отбежал в сторону, подождал. Взрыва не последовало. Он подождал еще, нервно кусая губы и поглядывая на часы. Вспомнил занятия по древнему оружию в Академии, хлопнул себя по лбу. Забыл выдернуть чеку!
Со второй попытки сортир рванул: полетели ошметки досок, брызги дерьма и желтой слизи. Шилов, спрятавшийся за забором, долго не решался выглянуть, потому что ему чудилось, будто из ямы, бывшей сортиром, лезет ужасный огнедышащий монстр, которого не остановить при помощи жалкой «Пьетро Беретты». Наконец он решился. Подошел к яме, зажимая двумя пальцами нос: красного света не стало, червей перемололо в фарш. Воняло невыносимо.
– Уборка началась, – сказал Шилов, улыбаясь до ушей. Ему стало смешно. Происходящее, как ни крути, казалось чем-то нереальным. Быть может, шеф и контора решили испытать «Уничтожитель времени (тм)» на Земле? Нет, невозможно, строжайше запрещено.
Он посмотрел на свой дом, фасад которого от фундамента до крыши был заляпан дерьмом, и улыбнулся шире. Разлетевшиеся доски покалечили штукатурку, выбили стекла в окнах, и это все больше и больше веселило Шилова. Он подумал, что Соне понравится украшенный фекалиями дом, хотя, конечно, глупости, не понравится, но он не поведет ее сюда, они укатят в Воронеж, будут жить в гостинице безвылазно два или три дня, и все это время будут заниматься любовью. Отключат стереофоны, не станут смотреть в окна. Только он и она. А потом он сделает ей предложение. Но сначала надо очистить родную деревню от инопланетной скверны, чтобы она не успела расползтись по округе и достичь Воронежа.
По пути на балку Шилов остановился посреди дороги и схватился за голову, которая вдруг заболела. Он чувствовал, как в глазах лопаются сосуды, и сквозь красную пелену смотрел на холмистую равнину. Он уже видел едва приметную тропинку впереди, что вела к тому самому пруду, где ребята ловили намагниченных рыб. Сзади оставалась деревня, его дом, искалеченный и грязный, предатель Афоня, сбежавший неведомо куда.
Шилов понял, что не то что-то происходит с его головой, что все его мысли украла Сонечка. Вместо того чтобы убраться в доме, вместо того чтобы обратиться к властям, он сам совершает зачистку. Не разобравшись, не поняв до конца, что происходит. Но ведь он не специалист. Он не профессионал. Он не обязан анализировать и сопоставлять факты, он действует, полностью доверившись интуиции. Это его работа, за это ему платили деньги. Он ведь мог стать самым известным игроком в казино; он угадает номер, который выпадет на рулетке в пяти из десяти случаев, что очень и очень много. Что почти невозможно, если верить теории вероятности. Он видит шестым чувством, что происходит и что еще произойдет, именно поэтому считается (считался, поправил себя Шилов) лучшим работником Управления. Значит, не стоит задумываться, надо идти вперед, доверившись интуиции.
Превозмогая боль, он двинулся дальше. У него на спине висел лазерник системы Петракова; вещь, обладающая убойной силой.
Пруд, заросший тиной, с северного берега подметаемый ветвями ив, удручал. Было очень тихо, только плескалась в пруду рыба да неуверенно пищали комары. В сгущающейся тьме Шилов все-таки нашел место, где рыбачили пацанята: земля здесь была хорошо утоптана, изрыта носками ботинок. Шилов заметил пару окурков и несколько чешуек. Поднял одну, потер пальцем – она заблестела как золото. Шилов подобрал еще пару, взвесил на ладони – тяжелые. Рыба с такой чешуей просто не сможет плавать, подумал Шилов. Больше думать было нечего, настала пора действовать. Он взобрался на высокий пригорок метрах в пятидесяти от пруда. Отсюда было прекрасно видно и пруд, и широкую грунтовую дорогу, ведущую к деревне. Дорога оказалась пуста, в траве как-то лениво и будто по принуждению стрекотали кузнечики. Краем глаза Шилов заметил перепархивающих с места на место сонных воробьев.
Он установил на пригорке пулемет, присел рядом, взялся за рукоятку. Сквозь прорезь прицела посмотрел на озеро и открыл огонь.
Быстро стало жарко. Одна за одной из озера выпрыгивали рыбы, которые по всем законам физики никак не могли выпрыгивать, и немедленно гибли, сожженные лазером. Потом стало хуже. Над озером поднялся пар, завоняло чем-то тухлым. Пулемет нагрелся как кипящий чайник, и Шилов, опасаясь, чтобы он не вышел из строя, прекратил стрельбу. В сгущающемся тумане он увидел несколько рыбешек, трепыхающихся на берегу. Почти все были пробиты выстрелами насквозь, но все еще боролись за жизнь и старались вернуться в воду или, наоборот, отползти от нее подальше, из последних сил орудуя плавниками. Эволюция, подумал Шилов. Сейчас у этих рыб отрастут лапы, и они поползут по берегу, натыкаясь друг на друга и пожирая, вернее пытаясь пожрать, потому что броня у них крепкая, а зубов нет. Потом появится особь с зубами, которая даст зубастое потомство: так возникнут хищники. И это здорово.
Пока он так думал, рыбы успели сдохнуть все до одной.
Пар над озером продолжал подниматься, хотя Шилов уже давно перестал стрелять. В густом мареве мелькали тени, вроде бы доносились чьи-то голоса. До пригорка, где расположился Шилов, туман еще не добрался, но полз к нему неотвратимо, хотя и медленно. Что-то было страшное и мерзкое в этом тумане; Шилов понимал, что происхождение у него не совсем обычное. Возможно, он, Шилов, разрушил агрегат, который стоял на дне озера и производил этих странных рыб? Нечто вроде виртуальной установки, изготавливающей вымерших фей, которую он видел в поезде.
Думать было некогда, туман наседал. Шилов торопливо собрал оружие и поспешил к дороге, стараясь не упустить из виду озеро, которое напоминало теперь разбухшую зефирину; туман стал очень плотным и постепенно замедлял наступление на берега. Теперь стало отчетливо слышно, что из тумана раздаются странные звуки и голоса, произносящие слова на незнакомом Шилову языке. Тени в могучей зефирине стали гуще, приблизились к «стенкам» тумана. Шилов, оказавшись на достаточном расстоянии от озера, разобрал лазерник и, перекрестившись, как Михалыч до этого, дал очередь. Тени перекосились, застонали, поплыли, расплавились, превратились в гигантские дуршлаги, которые медленно облетали, будто сотворенные из пепла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48