Подушки мягкие, наволочки из нежнейшего шелка. Я попробовал забраться в самый большой гроб, но нога соскользнула с опоры, я оцарапался о борт, и, злой, плюнул в кровать. На среднюю кровать я разозлился заблаговременно, и плюнул в нее, не пытаясь залезть, а вот в маленькую забрался с ногами и, фыркая, как довольный ежик, устроился поудобнее. Я лежал, глядел на каменный потолок, от которого несло сыростью, и думал, что поваляюсь здесь буквально пару минут, а потом встану и позвоню в милицию. Приедет милиция, и стеревизионщики тоже приедут, чтобы снять меня на свои стереокамеры. Меня покажут в прямом эфире по местному телеканалу, а потом и по общему. Галочка увидит меня и свяжет длинную веревку из простыней, спустится по ней с седьмого этажа, и убежит в мое бунгало, которое мне купят за доблестные действия, которые привели к поимке опасных преступников. В бунгало я выдам ей прозрачный лифчик, бесцветные трусики и красные туфли на длинных шпильках. А потом…
В общем, я уснул.
А когда проснулся… Представьте: полнейшая темнота, лежу в чужой кровати, а надо мной в темноте светятся глаза, как у кошки, с вертикальными зрачками, только больше кошачьих, похожие на человеческие. Я поморгал, стали проступать очертания. Человек надо мной голову склонил, не кошка, мальчишка в строгом черном костюме. Темноволосый, кожа бескровная, нос острый, словно клюв хищной птицы.
– Ты ел из моей миски? – спрашивает.
Я ему шепотом:
– Ну?
Он тонкие свои пальцы под воротничок сует, ткань оттягивает, будто воздуха ему не хватает. Дышит хрипло, светящиеся глаза прячет, словно стыдясь чего-то.
– Ты, пацан, – говорит, – только что меня убил.
– Чего? – спрашиваю.
Вижу, глаза у него закатываются, ручонками в края гроба вцепился и шепчет едва слышно:
– Отравить я родителей хотел, подсыпал им яду, а ты взял и перемешал все…
– Тебе помочь как-нибудь? – спрашиваю, а внутри все леденеет.
– Тебе бы кто помог теперь… – шепчет. – После смерти упырем я стану и буду охотиться за тобой по ночам, а робота-мусорщика своего по завещанию со мной в могилу опустят и станет он роботом-упырем, будет высасывать машинное масло из других роботов, и мне помогать в делах моих дьявольских станет… буду лежать я днем в могиле довольный, пунцовый, а по ночам стану искать тебя, врага моего заклятого, а найду – по капле кровь выпью, пока в мумию не обратишься…
Говорит, а сам на пол оседает. Исчез за бортом, как и не было его. Тут уж я не выдержал, выскочил из гроба. На стол посмотрел – лежат лицами в плошках мужчина в черном и женщина в черном, наверное, родители пацана, а над ними робот нависает и запись с рыданиями прокручивает и вымазывает электронные глаза машинным маслом. А пацан по полу ползает, кровавую пену изо рта пускает. Я – к двери. Она приоткрыта оказалась, и сверху луна в подвал этот проклятый светила. Часов двадцать проспал! Быстрее домой. Папке – бух в ноги. Умолял простить. О Гальке, стихах и покетбуке и не вспоминал…
Семеныч замолчал, задумчиво обгладывая хрящик. Шилов несмело улыбнулся, потому что ясно было, что историю эту Семеныч выдумал на ходу – ну не глупость ли, робот-вурдалак, прислуживающий «грЫзли». Но Семеныч не улыбался, был совершенно серьезен.
– Да-а… – протянул Проненко.
– Погоди-погоди, – нахмурился Шилов. – Ты перемешал содержимое тарелок, но ведь ты и сам ел и должен был умереть от яда! Почему не умер?
Проненко и Семеныч посмотрели на него с неудовольствием.
– Шилов, разве неясно? То особенный яд был, действовал только на валерьянцев.
– Почему только на валерьянцев? Валерьянцы – обычные люди, просто название у их движения такое, по имени духовного лидера, Валерьяна Волошина.
– Шилов, вечно ты все портишь… помолчи, ради Бога!
Проненко протянул:
– Теперь ясно, почему ты, Семеныч, когда спишь, с головой укрываешься. Такого страха натерпелся!
– Не от страха я укрываюсь, – сказал Семеныч. – Просто одеяло, касаясь краями матраца, создает геометрическое поле Ци, позволяющее защитить от козней мертвецов.
– Да, я слышал об этом, – кивнул Проненко.
Шилов решил подыграть.
– А я слышал, что использование под одеялом фонарика позволяет подпитать геометрическое поле Ци колдовской силой фотонного поля Ка, – сказал он, с очень серьезным видом вороша угли в мангале.
– Так оно и есть, только не Ка, а Ситх. Поля Ситх.
– Ах, перепутал! – Шилов хлопнул себя по лбу. – Память, блин, подвела. Вечно все путаю!
– Ну, раз такое дело, давайте я вам тоже расскажу одну забавную историю из своего детства, – начал Проненко, но Семеныч остановил его, отгородившись от слов Проненко открытой ладонью:
– Ты, Проненко, погоди. Мы в гости к Кораллам обещали пойти. Да и срок аренды мангала истекает. Давайте-ка соберемся, пойдем домой, примем душ и выпьем по стаканчику чего-нибудь по-настоящему бодрящего, а не этой отравы, которую они зовут вином. Может, поспим часок-другой. А потом сходим к Кораллам. Шилов, отнеси-ка мальчугану мангал, а мы пока тут приберемся.
Шилов подхватился, нажал кнопку на боку мангала, заставив угли в нем мгновенно погаснуть и рассыпаться в прах. Подождал, пока мангал остынет. Собрал его и потащил черный коробок, оказавшийся неожиданно тяжелым, в палатку. Пацан развалился в своем кресле и задумчиво глядел на Шилова. Шилов никак не мог сфокусировать на нем взгляд. Перепил, отстраненно думал Шилов, возвращая мангал мальчишке. Тот молча затолкнул устройство под стойку и осведомился:
– Мистер Шилов, вам тут нравится?
– Хорошее место, чувствую, скоро полюблю рыбалку, – искренне ответил Шилов.
– А вы не боитесь нашего ультра-осьминога?
– Да нет, чего его бояться?
– Новички обычно трясутся, – сказал мальчишка, пытливо оглядывая Шилова.
– Хо! – сказал тот, подмигивая пацану. Шилову стало приятно, что мальчишка принял его за храбреца.
– Но что-то в этом чудище есть, – произнес мальчишка серьезно, как взрослый, – не может же оно вечно терпеть рыбалку и выращивать нам для потехи новые ноги!
– Почему нет?
– Потому что это неправильно… Ой, смотрите, Эллис идет.
Шилов обернулся. По каменным ступеням спускалась бледная черноволосая девчонка, та самая, которая жила в домике напротив. На этот раз на ней была не пижама, а черный кожаный костюм. Шла Эллис не одна, а под руку с женщиной, похожей на нее, только старше. Наверное, это была ее мать. При солнечном свете мать и дочь, бледные, с кругами под глазами, с ярко накрашенными губами, казались натуральными упырями. Их одежда была совсем неуместна на пляже, и лучше бы смотрелась на собрании готов, любителей поговорить о боли. Дочь шептала под нос, зарывалась носами ботинок в гальку чуть ли не по щиколотку. Ее мать проплывала над пляжем подобно хищной рыбе. Они остановились у берега и молча смотрели на чудовище. Шилову стало не по себе. Туристы, оказавшиеся поблизости от парочки, скатывали полотенца и искали незанятые места подальше.
– Эллис, она ничего так, – сказал за спиной мальчишка. – Когда от мамы сбегает. А с мамой – сущая бестия. Мы с Эллис целовались за рыбным складом однажды. Язык у нее прикольный, раздвоенный, как у змеи, мне понравился. Приятно щекочет, необычно. Вот только молчаливая она, но папа говорит, это хорошо, когда женщина неразговорчивая, и по мне на самом деле хорошо, только скучно иногда.
Шилов повернулся и посмотрел на мальчишку. Видимо, что-то такое было в его взгляде, потому что пацаненок немедленно надулся и сложил руки крест-накрест.
– А чего? Я уже не маленький, мне двенадцать в будущем месяце исполнится, имею право целоваться.
Шилов смолчал.
– Хотите, я вам историю расскажу? О летающих ножах семейства Прескоттов. Фамилия Прескоттов когда-то жила здесь неподалеку, но они совсем не молились морским богам и однажды за обедом, застигнутые врасплох злыми духами, достали ножи и порезали друг друга. И с тех пор ножи Прескоттов летают в округе, поражая неверующих острыми лезвиями. Самый опасный нож – маленький перочинный ножик Бенни-боя. Он режет вас на кусочки, когда вы спите. Единственный способ защититься от него это…
– …укрыться одеялом с головой, – продолжил Шилов.
– Вы не пропадете, – после паузы сказал оголец. – А знаете, как защититься от подводной бутылки Ширяева?
– Эй, Шилов, ты чего застрял?
Семеныч махал ему рукой. Шилов помахал в ответ и пошел, не оглядываясь.

Глава третья

Приняв душ, Шилов спустился на первый этаж. Внизу никого еще не было. Не удивительно: Семеныч, войдя в свою комнату, сразу уснул, и его богатырский храп, звучащий глуховато из-за натянутого на голову одеяла, заставлял дрожать стены и потолок. Стекла звенели, входя в резонанс с Семенычевым храпом. Проненко тоже не выходил из своей комнаты, но вел себя тихо и чем был занят – непонятно. Шилов немного покружил по комнате, почувствовал, что трезвеет, отчего его как серым наждаком закутала шершавая тоска, тяпнул на четверть пальца водки, подумал и дернул еще на полпальца. Вышел из дома. Было за полдень, солнце шпарило, воздух был не душный, а просто горячий, рябью расходился у дальних рубежей базы. По небу, Шилову навстречу, неравномерно плыли клочья небесной ваты. В беседке метрах в тридцати резались в настольный теннис. Шарик монотонно стучал по столу. Шилов решил посмотреть.
Игроков оказалось двое. Одного Шилов знал. Это был сын Стива Коралла ди Коралла. Коралл-младший кивнул ему, как хорошему знакомому. Шилов кивнул в ответ, устроился на скамейке в уголке и стал следить за игрой. И Коралл и его соперник играли превосходно, шарик носился по столу, размазываясь в воздухе, словно крохотная комета. Шилов знал, что у него так не получится, даже если тренироваться долгие годы. В любой игре требуется талант.
Наконец, игра закончилась. Соперники пожали друг другу руки. Противник Коралла-младшего извинился и ушел. Коралл остался. Он задумчиво водил ракеткой по столешнице, чертя круги. Стукнул зубами, обгрызая ход мысли, и спросил:
– Сыграем, мистер… э…?
– Шилов.
– Шилофф, – старательно повторил Коралл.
– Я в настольный теннис как-то не очень, – признался Шилов. – Только Проненко, ну, коллегу моего, и обыгрываю.
– Хорошо, не сыграем, – легко согласился Коралл-младший и снова щелкнул зубами, на этот раз громче, догрызая ход мысли до самой сердцевины. Он вдруг поднял печальные глаза на Шилова и улыбнулся, засунув растопыренные пальцы в густые волосы, и хотел что-то сказать, но не успел, потому что с улицы послышался отчаянный женский визг.
Шилов дернулся посмотреть, кто кричит, но Коралл остановил его.
– Погодите. Не ходите. Это мать Эллис вопит, ничего страшного.
– Мать Эллис? – переспросил Шилов. – Накрашенная, как ведьма, бледнокожая?
– Ну да. Она тронутая немного. Живет здесь с дочерью больше года. Ее муж на озере погиб. Она и помешалась.
– Помешалась?
– Да, с ума сошла. Случается, идет по улице под руку с Эллис и начинает реветь. Ни с того ни с сего. Да вот как сейчас. Эллис жалко. Не жизнь у нее. А так.
– Почему же ее с базы не попросят?
– Зачем? – изумился Коралл. – Она базе доход приносит. Все эти загадки, тайны… ну, вы понимаете. Она – достопримечательность базы. Как и мы. Ди Кораллы. Курите? – Он извлек из нагрудного кармана пачку детских безникотиновых сигарет. Шилову стыдно было отказать, он кивнул, взял сигарету и закурил. Во рту стало сладко, примешивались яблочные тона и – издалека – аромат хвои.
– Но разве вы – достопримечательность? – осведомился он, чтобы не молчать.
Коралл грустно улыбнулся:
– А разве нет? Все, кто протянет на базе больше года, становятся достопримечательностью. Мы. Эллис с матерью. Ластик, это Одесский парнишка с пляжа, у которого вы мангал напрокат брали. Протестующие, выкидывающие пилы, ух как папа их ненавидит… директор базы, которого никто в лицо не видел.
– Он скрывается? – Шилов удивился.
– Ну, власти-то в космопорте его знают и компромат на него имеют… – Коралл усмехнулся: – Говорю же. Тоже достопримечательность. Тайна. Туристы это любят.
– Тайна, значит…
– Но самое интересное, – Коралл поднял ракетку, подставляя ее под солнце, и внимательно разглядывал появившийся вокруг нее нимб, – самое интересное, что люди возле озера Кумарри вправду пропадают.
Шилов вздрогнул, но тут же решил, что Коралл всего-навсего пытается разыграть его, простака-туриста. Простаком Шилов себя не считал, но показывать этого не спешил, решил подыграть. Отдых, опять же, а какой отдых без тайн, будоражащих вымотанную на работе душу?
– Мне мальчишка, Ластик, рассказывал про ножи каких-то Прескоттов.
– Прескотты были рыболовами, причем профессиональными, резали ноги на продажу, – кивнул Коралл, – жили на другой стороне озера, в огромном доме, построенном в стиле барокко. Каждый день они срезали по семь-восемь десятков ног нашего озерного чудища, и, как говорят, совсем не обращались к морским богам, чтоб замолить грехи. В Прескоттов вселились морские духи, и они порезали друг друга. Так говорят. На самом деле в той истории много непонятного. Я слыхал, что полицейские, оказавшись в доме Прескоттов, нашли в столовой тела всех Прескоттов, кроме тела младшего сына, Бенни-боя Прескотта, десяти лет. Но не мог же он сам всех порезать? К тому же (это совсем ненадежные слухи), говорят, что на телах Прескоттов не нашли ни царапины и до сих пор неясно, отчего они умерли на самом деле. В общем, старая это история, многие ее уже позабыли, только туристам она и интересна.
– Старая?
– Ну да, лет восемь ей. Кстати, за отдельную плату любой мальчишка сводит вас на экскурсию в этот дом. Да того же Ластика припрягите. Вы ему, кажется, пришлись по душе.
Шилов заскучал. Взял свободную ракетку, поразмахивал ею, словно катаной рассекая плотный послеполуденный воздух.
– Все-таки хотите сыграть?
– Давайте. Только не на счет, просто шарик погоняем. Хорошо?
– Без проблем.
Минут через пять Шилов вспотел и запыхался, ошеломленный молниеносной игрой Коралла младшего, но постепенно стал приноравливаться. Открылось второе дыхание. Шилов изредка попадал по шарику и научился через раз отбивать подачу Коралла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48