Мне хотелось узнать, что проделал со мной Паклингтон здесь, в этой лаборатории. Он сообщил:
- На родину, в Эшуорф, я должен был явиться никому неизвестным. Я уже сделал почти все опыты, оставалось закончить последний и принять меры к возвращению себе прежнего титула. Мне казалось, что в Масатлане я окончательно избавился от вас, Вандок. Исчез Мильройс, исчез Рольс, и вот здесь, в окрестностях Эшуорфа, поселился некий Добби. Мой верный Мигли, оставшийся кить в Уэсли на средства, посылаемые мною через его дочь Лиз, выстроил при помощи Айзидора Пингля этот дом. Жаль, бедняга Айзидор скончался, я не застал его в живых. Мигли расскажет тебе о последних минутах твоего отца, Сэм. Он умер с именем любимой жены и с твоим именем на устах...
Слезы невольно навернулись мне на глаза при этих словах Паклингтона.
- Мигли - мой вернейший друг, - продолжал Паклингтон, когда я успокоился. - Это он выследил здесь Вандока, установил, что тот пишет свои донесения в "Нептуне" и относит их на почту, адресуя на литеры "С. С.". Он же узнал, кто был действительным получателем этих писем.
Вандок вздохнул.
- Почтмейстер еженедельно получал от меня...
Паклингтон снисходительно кивнул головой.
- Но Мигли давал ему больше. Зачем я прибыл сюда? Мне надо было проделать последний проверочный опыт. И обязательно на человеке. В Бирме я мог бы нанять любого туземца, а здесь? Надо было посредством измененного вируса "бушм-агого" сразу изменять структуру белка в человеческом организме и потом опять восстановить прежнее состояние. Я не мвг срывать работу всей моей жизни. Надо было искать отчаявшегося человека. В прошлом году осенью на берегу канала Уэсли я встретил юношу, готовившегося на дне канала покончить счеты с жизнью. Но когда я привел его сюда, я узнал, что на пути мне опять встретился ты, Сэм, сын моего Пингля, мой ученик в Бирме, тот самый, который помог мне в Белл-Харборе. И тогда в мое сердце впервые закралось неприятное беспокойство.
- Не думайте, что я нарочно повстречался с вами...- начал было я, вспомнив подозрения о моей связи с Вандоком.
- У тебя был тогда такой вид кандидата в мертвецы, что подобные подозрения исключались, - просто сказал Паклингтон. - Я долго колебался. Но интересы науки побороли. У тебя заболела голова. Я сказал, что это желтая лихорадка. Ты мне поверил. Я сделал тебе под предлогом лечения прививку вируса. И я бы все остальное проделал незаметно для тебя...
- Ах, ваша светлость! - всплеснул руками Вандок.- Если б я в Масатлане не возбудил ваших подозрений, тo вы и со мной проделали бы такую штуку? Вот почему вы спрятали от меня зеркало и сами разика два побрили меня...
- Какой вы догадливый! - засмеялся Паклингтон. - Но вы сами позаботились о себе, разбив пробирку с вирусом. Сэм тоже почти догадался, когда тайком от меня побежал в Эшуорф и его никто не узнал. Тогда он устроил мне бурную сцену, и пришлось рассказать ему сказку о джиррах...
-Теперь это дело прошлое,-отозвался я.
- Тогда обратимся к настоящему, - сказал Паклингтон и взял со стола большой конверт с гербовой печатью.Слушай, Сэм, - произнес он, глядя мне в глаза,-месяц назад я послал мою рукопись в научное медицинское общество. Я описал все мои открытия и опыты. Я ждал ответа, решающего мою судьбу. За мою ученую деятельность я должен был Получить титул. Но вчера вечером пришел ответ. Читай...
На веленевой бумаге под гербом стояли краткие строки:
"Уважаемый мистер Добби.
По докладу непременного члена общества изобретений и открытий относительно сделанных вами заявлений, касающихся познания природы так называемых вирусов, вы пожалованы почетной пожизненной пенсией в один фунт стерлингов в год, что в среде ученых является высшей наградой за биологические работы.
Принося вам почтительные поздравления, как мои лично, так и моих коллег, вместе с тем считаю для себя приятным долгом поставить вас в известность, что ваши материалы о вирусах направлены в соответствующую комиссию, а постановление о почетной пенсии - в финансовое бюро для оформления.
Примите мои уверения и пр.".
- Держу пари, - вскрикнул Вандок, поднимаясь со стула,- подписано лордом Паклингтоном... то есть Мерлингом!
- Да нет же, - ответил я. - Подпись неразборчива..- - Не все ли равно? усмехнулся Паклингтон. - Ясно, что Добби может называться, как ему вздумается; Мильройсом или Рольсом. Но он уже никогда не сделается прежним лордом.
Вандок поерошил волосы на затылке.
- Трудно бороться с мерлингами, ваша светлость. Теперь мне все ясно, "как в микроскопе", сказал бы толстяк, ежедневно пьющий содовую в аптеке. Вот что, Сэм... Лишь только мы отчалим отсюда, дай волю своим кулакам. Поколоти меня. Готов получить тумаки, которые пришлось тебе получить за меня. А кстати, добавь и еще. Я виноват, что помогал Мерлингу.
Минуту длилось тягостное молчание. Все стало понятным для меня. Глубокая жалость охватила меня при виде бывшего лорда Паклингтона.
Но он не унывал.
- А ну-ка, джентльмены! - весело сказал он. Помогите мне сунуть в огонь герб лорда Эшуорфа. Смотрите я уже сочинил себе и рисунок герба. На щите я написал девиз: "Традиции и уверенность". Но пусть сгорят они, побежденные предрассудками и ошибками...
Паклингтон бросил в камин письмо о почетной пенсии, потом конверты, какие-то бумаги, фотографию молодой чопорной леди с нитями жемчуга на длинной тонкой шее, тетради, куски черновиков...
Акварельный рисунок на картоне, сунутый в камин Вандоком, долго корчился на угольях и, наконец, вспыхнул, наполовину испепеленный.
- Неужели вы хотите сжечь свои работы? - пробормотал я, смотря на костер в камине. - Если вы устали и не хотите больше заниматься наукой, то вспомните о Лиз... вспомните обо мне...
- Ты прав, малыш, - бодро сказал Паклингтон. - Вы оба мои ученики. И благодаря вам я тоже чувствую себя молодым. Не беспокойся, работать я не перестану. И не жалей меня. Самое дорогое- моя наука - остается со мной. И я не один: ваша молодость - моя опора, мой резерв, с которым я пойду дальше в бой против научных предрассудков. То, что я сжег здесь, - это пустяки, личные дела. Ведь мой научный архив на змеиной станции. Сегодня утром я получил от Лиз тревожную телеграмму. Она сообщает, что очень важные причины заставляют срочно перевести мою станцию и архив из Бирмы на запад. Она уже нашла и подходящее место где-то в Верхнем Пенджабе. Она требует, чтобы я немедленно приехал. Я послал радиомолнию и жду ответа.
- Я с вами! - крикнул я с мольбою и умолк, вспомнив Эдит.
Вандок встал и учтиво поклонился.
- Возьмите и меня, ваша светлость. Поздно как будто мне менять профессию. Но уж у меня джирры будут вести себя отлично. Я переправлю всех ваших змей, куда прикажете. Хоть на вершины Гималаев. Будьте покойны. Номер четыреста двадцать один сейчас навсегда вычеркивается из списка обитателей нашей планеты. Останется Дик Вандок...
Он прислушался. По шоссе мчался мотоцикл, приближаясь к вилле.
VI
Мигли вошел в комнату, держа в руках маленький серебряный поднос.
- Телеграмма пашей светлости, - важно сказал он. Паклингтон взял с подноса телеграмму, разорвал ее, прочитал и быстро встал.
- Мигли!
- Слушаю, сэр, - наклонил почтительно голову Мигли.
-- Немедлeнно вызвать сюда авто! - приказал Паклкпгтон, -- Подайте мне одеться. Со мной поедет... Паклингтом посмотрел на Вандока, потом на меня, потом снова на Вандока. - Поедет Вандок, - добавил он решительно. - По-вашему, какой маршрут короче?
- Автомобилем до аэропорта на восточном побережье, вaша светлость. Оттуда воздухом до Лиссабона. На Марокко. Воздухом вдоль северного побережья Африки, Египет, Суэц, Цейлон, а из Коломбо три часа на скоростном гидроплане до Рангуна...
- Правильно, - сказал Паклингтон. - Радио Лиз об отлете мы дадим из Лиссабона. А ты, Сэм, не огорчайся. Я не прощаюсь с тобой навсегда. Я вернусь. Я знаю, что я понадоблюсь здесь, на моей родине. А тебя в Эшуорфе ждут большие радости. Ты побудешь здесь с Мигли, он покормит тебя, а утром отправляйся в родной дом. Я оставляю тебя в помощь Мигли, на вас обоих возлагается охрана этого дома. Я вернусь и должен застать все в полном порядке.
- Не беспокоитеcь! - с жаром воскликнул я.
Поднялась суматоха сборов, как всегда бывает перед спeшкoй, отъездом, и я, деятельно сочетая Миглп, не сразу услышaл гудки подъeхaвшего авто.
Мы всe спустились вниз, держа дорожные чемодепы отъезжающих, Я улучил момент, отвел Вандока в сторону и крепко сжал его руку.
- Слушайте, Вандок, если вы схитрите еще, я исколочу вас.
- Слово чести, Сэм. До свиданья! - Вандок твердо посмотрел мне в глаза и неожиданно обнял меня.
И они уехали.
Я просидел до утра в столовой. Мигли угощал меня роскошным ужином. А я должен был рассказывать ему все, что только знал, все подробности о его дочери Лиз. Он показал мне фото. Лиз стояла на террасе бунгало в полосатой пижаме и держала в руках безвредного сонного иигшу. Фото было очень эффектно, но Мигли ворчал:
- Нашла с кем сниматься. Со змеей. Вот выдумщица!
Много рассказывал мне Мигли о лорде Паклингтоне.
- Он нелюдимый человек, и у него нет друзей. Но ко мне, к вашему отцу, к моей дочке он всегда был добр. И вас он очень полюбил, Сэм. Между прочим, ваше жaлованье он велел мне перевести в Эшуорфский банк на ваше имя да еще прибавил к нему кое-что. На первое обзаведение у вас есть кое-какие гроши, Сэм.
Далее разговор коснулся моего отца и его последних минут, и когда, наконец, Мигли ушел к себе, я дал волю слезам. Я оплакивал моего бедного отца, так и не увидевшего в жизни настоящего счастья, и в то же время остро, как никогда, чувствовал, что мое счастье близко: стоят только протянуть руку, чтобы взять его. Вся моя ревность к Бобу, тоска и опасения растаяли в слезaх этой ночи.
Усталый, я уснул в кресле. Солнечные лучи разбудили меня. Я принял ванну, побрился, причесался. Мигли дал мне костюм. И я распрощался с отцом Лиз.
Я спускался к родному городу и раздумывал. Спешить нечего. Надо будет подождать, когда откроются магазины.
Я куплю скромные подарки для дядюшки, для Оливии и для...
Но, ощупав свои карманы, я убедился, что они пусты.
У меня не было ни пенса. Это меня огорчило. Банк открывался только в двенадцать часов.
Тихо я шел по каменистой тропе. Вот и остатки сгоревшсго дуба и роскошный ковер фиалок, распустившиxся к утру. Я нaрвал букетик этих нежных цветов, еще влaжных от ночной росы. С наслаждением я вдохнул их тонкий аромат. И с ним вошел в мое сердце живительный воздух родины. Все впечатления детства и ранней юности, как вихрь, налетели на меня. Мне показалось, что я никуда не уходил из этих мест, что я всегда был здесь...
Я прибавил шагу и почти мчался вниз по шоссе, и мне казалось, что солнце сияет как-то особенно, словно радуясь моему возвращению. Я перебежал через мостик и остановился, чтобы посмотреть на Эшуорф. Но увидел Эдит.
Она шла мне навстречу, опустив голову, бледная и задумчивая.
- Эдит!.. - крикнул я, бросаясь к ней.
Она подняла на меня большие робкие глаза. И счастливая детская улыбка осветила ее лицо.
- Сэм! Милый Сэм! - прошептала она.
Мы взялись за руки.
- Я вернулся, Эдит. Какая ты стала большая! Тебя не узнать.
- А ты... А ты совсем не изменился. Только... - она потупилась, - только стал еще... лучше.
- Ты ждала меня?-спросил я и отдал ей букетик фиалок.
- Спасибо, милый, - прошептала она, и ее теплые губы на мгновение коснулись моей щеки. - Конечно, ждала. Мы шли по шоссе очень медленно. Только раз в жизни бывают мгновения, которые хочется продлить навеки.
- Я все время ждала тебя, - говорила Эдит. - Но третьего дня ты подошел к киоску... Я работаю в нем... Ты сказал Бобу, что его яхту унесло в море, а сам ты сейчас же убежал...
- Разве ты узнала меня? - сйросил я.
- Как же я могла не узнать тебя, Сэм? Только я думала, что ты загордился и знать меня теперь не хочешь. И я решила держаться так же. А сегодня... Ну, я не знаю, но что-то повлекло меня на мостик...
Мы смотрели друг на друга и смеялись.
- Знаешь, Эдит... Я пережил столько удивительных приключений, что их не сразу и расскажешь, - проговорил я. - А сейчас думаю одно: "Стоило ли мне уходить отсюда? Ведь счастье-то, оно вот, рядом со мной...".
- Стоило, Сэм, - серьезно ответила Эдит. -Не спорь, милый. Я знаю тебя лучше, чем ты сам.
И кoгдa мы пришли в дoм- Дядюшка закричал, увидел
-Гип, гип, урра!! Племянник! Самюэль! Жив, малыш!..
Старая Оливия, целуя меня, рыдала от радости.
- Очень кстати, Сэм, - объявил дядюшка, когда первые восторги улеглись. Ведь тебе повестка из конторы "Литтл-юниор"...
- Из банка? - спросил я.
- Ну да... денежный перевод. И рассыльный что-то сболтнул о такой сумме, что я и не поверил...
- Местный перевод? - осведомился я, думая о Паклингтоне.
- Да отправляйся хоть сейчас, сам узнаешь, - заторопил меня дядюшка.
Взяв с Эдит слово подождать меня, я отправился в банк.
Старший клерк вскочил со стула, лишь только услыхал мою фамилию.
- Мистер Пингль? Как же... как же... Мы посылаем вам уже третье извещение. Вам перевод из Голливуда. И письмо... Надеемся, что вы откроете текущий счет у нас, мистер Пингль!
- Дайте письмо! - нетерпеливо попросил я.
Вот что было в письме:
"Уважаемый мистер Пингль. Позвольте сообщить вам, что... Нет, милый Сэм, не умею я писать официальных писем. Лучше я напишу тебе попросту, как своему талантливому ученику. Это пишет тебе твой Клипс. Здравствуй, парень. Надеюсь, что ты, наконец, добрался до своего городишки. Наш адвокат Годвин узнал твой точный адрес от своего приятеля, следователя Грега, и сообщил его мне. Оба они шлют тебе большой привет, особенно Грег. Он очень польщен твоим отзывом о его деятельности, переданным ему от тебя каким-то Беном, неизвестным мне. Пишу я тебе, чтобы разъяснить некоторые подробности, которые ты, вероятно, захочешь узнать, когда получишь посылаемые деньги. Видишь ли, когда тебя привели в суд в первый раз, то в ложе журналистов сидел наш Гарри Пимпернель, король сценаристов. Какими судьбами занесло его туда, он сейчас объяснить не может. Злые языки утверждают, что его двигатель внутреннего сгорания работает обычно на винных парах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35