Беляев Сергей Михайлович
Приключения Сэмюэля Пингля
Сергей Михайлович Беляев
Приключения Сэмюэля Пингля
Фантастический роман
(Достоверные записки в двенадцати тетрадях)
Моей жене
ПЕРВАЯ ТЕТРАДЬ
Уступая настоятельным просьбам моей дорогой жены и нашего сына Джима, молодого доктора биологии, я собираюсь изложить в этих тетрадях возможно полнее те удивительные события, которые развернулись в Эшуорфе лет тридцать пять назад, а также приключения, которые посылала мне судьба. Они происходили во времена, когда человечество оправилось от ужасов войны и думало наслаждаться длительным миром, не подозревая, что скоро будет снова ввергнуто в пучину величайших военных бедствий.
Часть происшествий и приключений может показаться кому-либо совершенно невероятной. Однако, полагая, что прогресс науки и техники бесконечен, надеюсь в недалеком будущем увидеть вместе с моими современниками изобретения и вещи гораздо более изумительные, нежели описываемые мною или сообщенные недавно сыном моим в его монографии "Разгадка природы фильтрующихся вирусов" (1966 год).
Воспоминания о днях моей юности сейчас невыразимо волнуют меня, но постараюсь изложить их спокойным тоном классиков, которых с детства приучил читать меня отец и которые своими произведениями внушают нам горячую любовь к нашей прекрасной родине.
Я буду искренне рад, если друзья почерпнут из моих записок полезные и поучительные сведения, ибо свет знания освещает путь человечеству, а внимательное наблюдение за поступками окружающих людей обогащает личный опыт каждого.
Поэтому, ободряя себя надеждой на снисхождение к моим недостаткам и слабостям со стороны тех, кому доведется читать эти тетрадки, я, Сэмюэль Пингль из Эшуорфа, сегодня, в ясное раннее утро 17 мая 1968 года, в день, когда мне исполняется пятьдесят лет от роду, приступаю к правдивому и возможно подробному изложению фактов.
* * *
Родился я в конце первой мировой войны в Эшуорфе, крошечном и уютном городке на берегу Атлантического океана, в семье Айзидора Пингля, письмоводителя конторы замка Олдмаунт, майората лорда Паклингтона.
У родителей я был последним ребенком и единственным, оставшимся в живых. Многочисленные братцы и сестрицы, рождавшиеся раньше меня, умирали в младенчестве. Естественно, что родители чрезвычайно любили своего "малыша". Мать моя не отличалась крепким здоровьем, и воспаление легких свело ее в могилу, когда мне исполнилось семь лет. Отец и я горько и безутешно оплакивали эту тяжелую утрату.
Отец вместе с дядюшкой Реджи, братом матери, старым холостяком, коротал дни своего вдовства в небольшом доме близ Рыночной площади. Дядюшка, отставной сержант Реджинальд Бранд, которому в 1917 году гранатой оторвало руку в Галлиполи, с гордостью носил военную медаль "За храбрость" и рассказывал мне множество удивительных историй. Кажется, они-то и зародили во мне сильное желание повидать тропические страны, чтобы самому познакомиться с тамошними чудесами. Тогда, ребенком, я и не подозревал, что действительность может оказаться гораздо причудливее тех приключений, о которых повествовал дядюшка, покуривая трубку перед уютным огнем камина в долгие зимние вечера.
Помнится, рассказывал он об одном корабле, который был так велик, что когда становился поперек Дуврского пролива, то его нос упирался в шпиц башни Кале на французском побережье, а развевавшийся на корме флаг смахивал в море с дуврских скал стада пасшихся там овец. Мачты этого корабля были так высоки, что мальчишка-юнга, отправлявшийся по вантам на верхушку, опускался обратно на палубу уже глубоким стариком с предлинной бородой. Рассказывал также дядюшка, будто ему пришлось однажды ехать на яхте в Вест-Индию среди островов по такому узкому проливу, что рукою можно было дотрагиваться до прибрежных скал, усеянных золотыми самородками и драгоценными камнями. Рассказывал он еще и о проливе Балламбанг-Джанг, который потом я тщетно разыскивал в географических атласах. На деревьях, росших по берегам этого узкого пролива, жило такое множество обезьян, что невозможно было управлять парусами: обезьяньи хвосты обязательно попадали в блоки и перепутывались с веревками.
Слушая эти истории, я давал себе клятву сделаться путешественником.
С течением времени добродушный мир дядюшки начал принимать оттенок таинственной мрачности, и к тому времени, о котором я собираюсь рассказать, дядюшка считался в Эшуорфе старым ворчуном и надоедливым спорщиком. Имея военную пенсию, дядюшка большую часть своего времени проводил в харчевне "Королевский тигр" в приятном для него обществе завсегдатаев этого учреждения. Хозяин "Королевского тигра", косоглазый Том Бридж, славился в окрестностях Эшуорфа как непревзойденный чемпион карточной игры. Водились за Бриджем и другие делишки. О них расскажу несколько позже.
Обычно дядюшка с раннего утра сидел в "Королевском тигре", пыхтя огромной бразильской трубкой, набитой "Западным сфинксом", то есть третьесортным табаком по четыре пенса за пачку, и медленно отхлебывал эль из солидной оловянной кружки, с видом человека, достаточно поработавшего на своем веку и теперь имеющего законное право беспечно тратить свою маленькую пенсию.
Нередко он возвращался домой навеселе и дразнил меня, называя "необлизанным медвежонком", на что я очень обижался. "Необлизанный медвежонок" означало "увалень". Это выражение происходило от глупого поверья, будто бы новорожденный детеныш медведицы не имеет медвежьего вида до тех пор, пока мать не вылижет его.
А я рос вовсе не увальнем, и у меня на руках наливались отличные мускулы.
Однажды я поспорил с дядюшкой серьезно, и он, извинившись, перестал дразнить меня.
После смерти мамы воспитание мое перешло к нашей старой служанке Оливии, так как ни отец, ни дядюшка не имели для этого достаточно свободного времени. Впрочем, вряд ли можно было назвать старания Оливии полноценным воспитанием. Оливия следила, чтобы я был вовремя накормлен, а курточка и штанишки мои были в исправности. Это приучало меня к аккуратности.
Потом я начал ходить в школу графства и во всем был предоставлен самому себе.
Когда-то в окрестностях Эшуорфа добывали уголь, но к моему времени шахты были заброшены, так как оказались истощенными. Эшуорфские мальчишки, в том числе и я с приятелем моим Эдом, сыном аптекаря Орфи, часто упражнялись в лазаний по старым шахтам, охотясь там за летучими мышами. Это было гораздо интереснее, чем ходить с Оливией по воскресеньям в церковь, где настоятель преподобный Иеремия произносил проповеди, в которых я не пвнимал ни слова. Дядюшка в этом отношении всецело был на моей стороне, доказывая Оливии, что ребятам в моем возрасте прогулки на свежем воздухе полезнее, чем проповеди Иеремии. Понятно, я был согласен с дядюшкой.
С церковной площадки открывался прелестный вид на горы, окружавшие Эшуорф, и на простор океана. Серые башни замка Олдмаунт красиво выделялись на фоне леса Патрика, покрывавшего горы. Прямо под Эшуорфом, за верхним шоссе, ведшим в соседний городок Уэсли, возвышалась скала Двух Роз и площадка над ней, откуда можно было видеть побережье в обе стороны. А за площадкой, я знал, были самые интересные заброшенные шахты, из которых страшной и таинственной славой пользовался Длинный Хобот - шахта, куда решались спускаться только редкие смельчаки. Эд хвастал этим подвигом. Я же ни разу не бывал там. Путешествие к Длинному Хоботу было не близким. Но я всегда мечтал спуститься туда и проверить, правда ли, что там нет дна.
Лазая по горам, я думал о том времени, когда вырасту большим и отправлюсь в далекое заокеанское путешествие. Этому способствовало, помимо рассказов дядюшки, чтение книг с описаниями неизвестных стран. Как страстно я завидовал владельцу Олдмаунта, который обычно каждую осень отправлялся путешествовать по белу свету! Весною лорд Паклингтон обычно приезжал в Олдмаунт и жил очень уединенно в своем замке. Я ни разу не видел его, да и мой отец не очень охотно рассказывал о своем хозяине, хотя встречался с ним и, разумеется, зяал все дела Олдмаунта. Можно было только понять, что лорд Паклингтон занимался наукой и очень хорошо относился к своим служащим, что некоторыми жителями Эшуорфа рассматривалось как чудачество.
Когда я окончил начальную школу, отец мой, неожиданно для всех, отдал меня в Дижанский колледж, где, как известно, могут получать образование только дети очень состоятельных родителей. Этим я был обязан милости лорда. Он дал моему отцу необходимые средства и рекомендацию. Ее было совершенно достаточно, чтобы прекратить среди воспитанников колледжа всякие разговоры о моей совсем неаристократической фамилии. Больше того, я приобрел среди одноклассников даже друзей, восторгавшихся моими успехами в стильном плавании, футболе и боксе. На каникулы в Эшуорф я приезжал ненадолго, так как один из товарищей, Роберт СМОЛА, постоянно приглашал меня к себе в имение его отца, где мы отлично проводили время. К Новому году я посылал поздравление моему благодетелю лорду Паклингтону, сообщая о своих отметках, на что отец неизменно отвечал мне:
"Его светлость благодарит тебя за поздравление и желает дальнейших успехов".
С третьего класса моим расположением стали пользоваться биология и ботаника. Я считал, что эти науки могут пригодиться в предстоящих путешествиях и что довольно приятно будет сделать какое-нибудь открытие в виде редкого растения, произрастающего в тропических дебрях, куда проникнуть я дал себе слово.
С Робертом я строил самые необыкновенные планы, и отец его, видный негоциант, обещал отправить нас в путешествие по Средиземному морю, лишь только мы станем постарше.
II
Шестнадцатилетним юношей я окончил младшее отделение колледжа с похвальным отзывом и дипломом, где подписи ректора и профессоров под пышным королевским гербом удостоверяли, что я имею достаточные познания по истории королевства, географии, элементарной химии, биологии, ботанике и прочим наукам. Огромная печать с изображением золотого льва придавала необходимую солидность моему диплому, и я бесконечное число раз любовался этим историческим для меня документом, читая латинскую надпись вокруг львиной головы на печати:
"Нептун да защитит моряка" - античное заклинание, сохранившееся в силу наших традиций в гербе Дижана со времен Цезаря.
На пути в Эшуорф я заехал на несколько дней к Роберту, с которым мы сговорились через месяц отправиться в путешествие, так давно обещанное нам его отцом. Мы намеревались посетить Ривьеру и пожить в Швейцарии. Я надеялся, что отец мой даст мне необходимые для этого средства.
Сияя от счастья, возвращался я в Эшуорф. Шутка ли, окончить младшее отделение Дижана! На пристани я приказал отправить мои вещи домой, а сам начал пешком подниматься по Кинг-стрит. Мне хотелось посмотреть родной город. Ведь я целый год здесь не был.
Дома меня встретила Оливия.
- Здравствуй, Сэм, - сказала она просто, на правах старой воспитательницы. - Мистер Пингль получил твою телеграмму, приготовился встретить, но сегодня рано утром лорд вызвал его в замок...
- Что случилось?
- Не знаю. Дядя Реджи тоже ушел, чтобы узнать новости от Бриджа.
- Значит, что-то случилось, - сказал я, входя в приготовленную для меня комнату. - Новости могут касаться лорда Паклингтона, так, что ли? - спросил я Оливию помогавшую мне снять дорожный плащ.
- Как будто так, - ответила она. - Да ты сможешь сам все узнать. Мистер Пингль просил тебя позвонить ему. Телефон-автомат напротив, на углу. Мистер Пингль будет очень рад услышать твой голос. А я пока -приготовлю завтрак и кофе.
Несколько раз я пытался связаться с Олдмаунтом по телефону, но тщетно: из замка не отвечали. Наконец телефонистка сказала:
- Аппарат испорчен, не работает.
Я решил отправиться в замок, повидать отца. Какое-то смутное беспокойство начало тревожить меня. Стоянка такси была на Кинг-стрит. Но я пошел кратчайшей дорогой, и теперь пыльные улицы Эшуорфа нагоняли на меня странную грусть. Что случилось в Олдмаунте? Почему-то я был уверен, что с отцом стряслась беда. Через кривой переулок я вышел на Джинджер-стрит, где друг против друга расположились трактир "Нептун" и харчевня "Королевский тигр" - два заведения, одинаково знаменитые в летописях Эшуорфа. На минуту я остановился под окном "Королевского тигра". Там раздавались голоса спорщиков. Из форточки вырывались клубы дыма, как на пожаре. Это означало, что дядюшка Реджи здесь и курит трубку. Я вошел. В харчевне никто не обратил на меня внимания. Все были заняты дядюшкой, который дымил, как вулкан, и ораторствовал в необычайном азарте.
- Это нам даром не пройдет. Когда-нибудь вы вспомните старого Реджи и убедитесь, что он был прав. Слишком много театров. В Африке дерутся, в Китае дерутся.
Из речи дядюшки можно было понять, что спорят о театрах военных действий.
- Если мы не хотим, чтобы драка началась в Эшуорфском заливе, то нашему премьеру следует переменить зонтик... Теперешний зонтик, с которым он отправляется в дипломатические путешествия, не производит впечатления за границей.
Косоглазый Том Бридж, разливавший, за стойкой виски по стаканчикам, прервал дядюшку:
- Отлично сказано. Но вчера два шахтера из Уэсли - как раз на том самом месте, где вы сидите, дружище, советовали переменить не зонтик, а премьера...
В зале харчевни раздался хохот завсегдатаев. Я засмеялся тоже. В этот момент Том Бридж увидал меня.
- Пожалуйте, джентльмен. Оглянись, Реджи. Твой племянник желает тебя видеть.
Дядюшка повернулся ко мне.
- Сэм!..
Мы крепко пожали друг другу руки. Завсегдатаи харчевни рассматривали меня. Я слышал, как один из них пробормотал, бесцеремонно кивая на меня:
- Любопытная получится история, если все окажется правдой... Вот бедняга...
Бридж вышел из-за стойки и приблизился ко мне.
- А ты, Сэм, стал таким красавчиком, что просто глазам не верится. Настоящий барин...
- Но это не мешает мне дружески поздороваться с вами, дорогой Бридж, сказал я, протягивая руку хозяину харчевни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35