- Хо-хо! - засмеялся хриплым басом Бридж, с размаху хлопая по моей ладони. - Молодец у тебя племянник, Реджи. Он не забыл, как я однажды вытащил его из ямы, куда они забрались с сынишкой аптекаря. У, баловники?.. Ну, садись, рассказывай. Когда прибыл? А, с почтовым пакетботом? Всего час назад? Пэгги, большую рюмку померанцевой джентльмену!
Дядюшка Реджи взял меня под руку и обратился к Бриджу:
- Не торопись. Том. Дай парню прийти в себя. Кажется, он еще ничего не знает...
Все смолкли и посмотрели на меня так, что мне стало не по себе.
- Что случилось? - прошептал я, опускаясь на стул и готовясь услышать что-нибудь ужасное об отце.
Дядюшка сел за столик и махнул рукой, чтобы нас оставили в покое. Служанка Пэгги, приветливо оскалив желтые зубы, принесла на подносе рюмку настойки.
- Добрый день, Сэм.
- Добрый день, Пэгги.
- Выпей глоток, милый, - произнес дядюшка, прищуриваясь. - Это подкрепляет.
Когда дядюшка прищуривался, это означало, что он хочет сказать нечто важное.
- Да-говорите же, что случилось? - пробормотал я.
Мы сидели за столиком; Рюмка с темно-оранжевой настойкой стояла рядом с такой же рюмкой, наполовину отпитой. Это была дядюшкина порция. Померанцевую он заказывал только в дни великих событий в жизни Пинглей. И теперь рука дядюшки торжественно взялась за рюмку, но взгляд его выражал что-то похоронное.
- Мы все любим тебя, Сэм, - заговорил дядюшка. - Весь Эшуорф знает тебя. Очень часто мы с Томом вспоминали о тебе и говорили: "А ведь хорошо, черт возьми, что наш малыш Сэм учится в аристократическом колледже". Ну, пусть лорд Паклингтон чудак. Но он, кажется, не разорится, если поможет сыну своего письмоводителя.
Это была обычная манера дядюшки в серьезных разговорах начинать с лирических отсгуплений. Я чокнулся со стариком и отхлебнул из рюмки.
- Ближе к делу, дядя. Что случилось с отцом? Почему вы не встретили меня на пристани?
- Были причины, малыш, - ответил дядюшка, допивая свою рюмку. - Отец твой жив и здоров. Он в Олдмаунте.
- Знаю... Но телефон в за.мке не отвечает...
- Хм... Не отвечает? Значит, дело принимает серьезный оборот. Пока я ничего определенного не могу сказать, но...
Я быстро встал из-за стола. От меня что-то скрывали.
Я должен сам быть в Олдмаунте. Дядюшка вцепился в мою руку.
- Одну минуту!.. Какой ты нетерпеливый!.. Твое присутствие в замке вряд ли принесет существенную помощь... - Скажете ли вы мне, в чем дело?
- Право, я ничего не знаю. Погоди, вот вернется твой отец...
Но я, не слушая дядюшки, выбежал на улицу. Там за углом стоянка такси. Через двадцать минут я увижу отца и узнаю, в чем дело.
Вот знакомая мне аптека. Громадные шарообразные бутыли, наполненные разноцветными жидкостями, яркими радугами сияли на широких окнах под лучами эшуорфского солнца. Здесь же красовались вороха горчичников, средств против мозолей и зубной боли, патентованные плевательницы и еще кучи вещей, назначение которых, может быть, оставалось не совсем ясным даже для их изобретателей. На крайнем окне по-прежнему, как и в дни моего детства, под запыленным стеклянным колпаком лежала большая сушеная ящерица, предмет жгучего любопытства эшуорфских ребят.
Не замедляя шага, я взглянул на ящерицу. У нее старая облупившаяся кожа с желтыми полосками и один глазок по-прежнему широко раскрыт на мир, будто в испуге. Смутные воспоминания детства пронеслись в моей голове. Отец посылал меня сюда за лекарствами, когда болела мама...
Оступился и упал на тротуар я совершенно неожиданно. Вероятно, зацепился носком ботинка за выступ камня. Во всяком случае, когда я встал и носовым платком отряхивал пыль с костюма, голова у меня кружилась, правое ухо и висок горели, и старичок прохожий резонно заметил мне:
- Зайдите к Орфи, молодой человек. Вы изрядно поцарапались.
Старичок был так добр, что даже предупредительно раскрыл передо мною дверь аптеки.
Я вошел, совершенно оглушенный падением. Мистер Орфи, аптекарь, ровесник моего отца, стоял за прилавком и, полузакрыв глаза, осторожно чесался спиной о выступ шкафа, наполненного лекарствами. Судя по выражению лица Орфи, это доставляло ему удовольствие.
У окна за столиком сидел толстяк доктор Флит, развалившись так, что под ним не было видно никаких признаков табуретки и казалось, что наш эшуорфский эскулап чудесным образом покоится в воздухе, подобно величественному аэростату. Размахивая правой рукой, он что-то с азартом доказывал аптекарю:
- Совершенно недопустимо с точки зрения науки...
Но тут я переступил порог аптеки. Доктор Флит смолк, а Орфи приоткрыл один глаз.
- Это ты, Сэм?
Я показал на больное ухо. Аптекарь и доктор сразу поставили диагноз, не дав мне раскрыть рта.
- Ловко тебе заехали, Сэм, - проговорил аптекарь, переставая чесать спину и раскрывая другой глаз. - Как находите, доктор?
Доктор Флит снисходительно улыбнулся.
- Кровоподтек и царапины. Не так опасно, как безобразно.
Любопытство, видимо, мучило аптекаря. Он осведомился:
- Когда ты успел подраться, Сэм?
- Не спрашивайте его, Орфи. Все ясно, - отдуваясь, произнес доктор Флит и вытер шелковым лиловым платком свое багровое луноподобное лицо, окаймленное рыжими бачками.
Он рассматривал меня с расстояния в три шага, как будто я был виден ему в увеличительное стекло, и говорил преувеличенно громко:
- Ясно, как в микроскоп. Эластичный, упругий предмет, падая под углом в тридцать градусов, примерно двенадцать часов назад стукает по голове этого парня. При прямом попадании предмет свернул бы ему шею. В крайнем случае хорошенькое сотрясение мозга.
- Простите, джентльмены, - произнес я. - Я упал на улице, и не двенадцать часов назад, а сию минуту. Кажется, мое ухо...
Я хотел дотронуться до больного уха, которое начинало опухать.
- Не трогать руками! - пробурчал доктор Флит, свирепо насупливая брови, и приказал аптекарю:-Сделайте подобающий туалет парню, Орфи. Ясно все, как в микроскоп.
- Подойди сюда, Сэм, - ласково позвал меня аптекарь.
Ему было лень перегибаться через прилавок. Я подошел к шкафам, и старый Орфи начал накладывать мне повязку из липкого пластыря. А доктор Флит продолжал разговор, прерванный моим неожиданным приходом:
- Так вот, друг Орфи, какие дела. Люди болеют из-за несоблюдения правил гигиены, в результате травмы при несчастном случае, от болезнетворных микробов. Объелся, опился, перегрелся на солнцепеке, обморозил руки ноги болен. Подрался или упал на улице, как вот наш Сэм,- болен. Попали в организм микробы, начали в нем размножаться - болен. Нет болезни без соответствующего микроба, Орфи, так доказано великими учеными Пастером и Кохом. А если некоторые позволяют себе сомневаться да еще ставить преступные опыты, то, знаете, друг Орфи...- Тут рука доктора Флита поднялась кверху как бы для удара. - ...закон покарает преступника.
И, кажется, уже покарал. Правда, при этом иногда страдают и невинные, но, по-видимому, таков закон природы...
Доктор Флит глубоко вздохнул. Орфи закончил перевязку и указал мне на зеркало, висевшее среди красноречивых реклам аптекарских фирм.
- Посмотри на себя, Сэм, - сказал он. - Совершенно незаметно... - И добавил, улыбаясь: - Сознайся, Сэм, что хватил лишнего. Ты благоухаешь, как померанцевое дерево в цвету. Рекомендую отоспаться...
Я хотел возразить старой обезьяне, что мне незачем отсыпаться, но это было бесполезно.
- У меня болит голова, - пробормотал я.
- Тогда возьми эти таблетки, Сэм, - предложил Орфи.
- К черту таблетки! - пресек намечавшуюся торговую сделку доктор Флит, с ожесточением вытирая пот с лица. - Их штампуют, как пепельницы. Против ожирения я съел тонну таблеток, но меня раздувает, как видите... Поэтому берегите деньги, молодой человек. Кстати, у вас нет одышки, Пингль?
Этот вопрос доктора Флита был известен не только в Эшуорфе. Когда-то Флит напечатал в журнале "Ланцет" статью под зловещим заглавием "Одышка - бич человечества". С тех пор мысль об. одышке медленно и верно сводила доктора с пути нормального мышления. Вопрос об одышке он задавал всем пациентам и случайным собеседникам. Об одышке он спрашивал даже тех, кто обращался к нему за советом против застарелых мозолей на пятках.
- Нет, господин доктор, - ответил я учтиво.
- Странно, - пробормотал доктор Флит, прищуриваясь. - Впрочем, нет ценности, которая бы не переоценивалась. - Доктор перевел взор на аптекаря: Не правда Ли, Орфи?
Тот пожал плечами. В это время между шкафами открылась дверь и в ней показался Эд, сын аптекаря, в белом халате не первой свежести. Через плечо у него было перекинуто полотенце. Он сразу узнал меня, несмотря на повязку.
- Сэм! Милый! А я в лаборатории вожусь с микстурами и вдруг слышу знакомый голос... Здравствуй! Что с тобой? Упал? Когда приехал? И знаешь новости?
- Ничего не знаю, - ответил я, пожимая влажную руку Эда. - Небольшое приключение, помешало мне быть сейчас в Олдмаунте.
- Ты еще не видел отца?- воскликнул Эд. - Но ведь доктор Флит знает...
- Пока еще нет ничего достоверного, - пробурчал доктор. - Но есть слух, что в Олдмаунте производились вивисекции животных, - доктор Флит предостерегающе поднял правую руку и добавил: - Без разрешения властей...
- Это строго преследуется законом, -добавил Орфи, убирая с прилавка тубу с таблетками.
- Ну и что же? - произнес я, чувствуя, что голова моя начинает болеть сильнее.
- Боже мой, он не понимает! - завозился доктор Флит на табуретке, пытаясь сняться с якоря. - Ну, мне надо отправляться на визитацию. - Он сполз с табуретки и взял свой полосатый саквояж с инструментами. - А история коснется и вас, Пингль. Знайте, что опытами в замке занимался не кто иной, как сам лорд Паклингтон.
- Слушайте, слушайте! - быстро сказал Орфи, как будто доктор Флит выступал в парламенте.
- Ну так что ж из этого? - воскликнул я.
Доктор и аптекарь посмотрели на меня с сожалением.
- Опыты лорда были обставлены с такой таинственностью, что о них никто не догадывался. А теперь завеса приподнята.
Доктор Флит покачал головой.
- И я не удивлюсь, если окажется, что лорд Паклингтон проделывал опыты и над живыми людьми... Закон- покарает его... если уже не покарал.
Мне не понравился раздраженный тон доктора. Впрочем, все в Эшуорфе знали, что доктор Флит всегда находится в состоянии хронического раздражения. Ведь у него на руках две некрасивые дочери - Энни и Дженни, которых он никак не может выдать замуж. Поэтому спорить с доктором было бессмысленно. Все же я возразил:
- Человек науки должен иметь право свободно заниматься опытами.
Слова мои произвели эффект. Доктор Флит всплеснул руками.
- Ах, вот чему теперь учат в колледжах!
Старый Орфи сделал такую гримасу, что было противно смотреть на него. Он прикрикнул на Эда:
- Отправляйся работать! Опять у тебя не готовы микстуры для мистера Сэйтона и пилюли для отца настоятеля? Ступай.
Эд медленно поплелся за аптечные шкафы. Видимо, Орфи держал его в строгости.
И тут мне захотелось отомстить за Эда. Я сказал:
- Знаете, джентльмены? Если бы для науки понадобился рискованный опыт, я бы предоставил себя в распоряжение...
Доктор Флит залился смехом:
- В распоряжение ученого лорда? Ха-ха-ха! Ой, Пингль, вы уморите нас с Орфи раньше, чем лорд уморит вас. Отправляйтесь домой и положите себе лед на голову. Действительно, у вас наблюдаются симптомы сотрясения мозга...
Я холодно приподнял шляпу:
- До свиданья.
- Один шиллинг, - напомнил мне Орфи про полоску пластыря.
Аптекарь хотел получить деньги за свой товар, и голос его приобрел оттенок поэтической взволнованности.
Монета, брошенная мною на прилавок, мягко звякнула. Доктор ласково посмотрел на монету.
- За диагноз и совет я пришлю вам счет на дом, Пингль, - заметил -он деловито. Это было вполне естественно: доктор Флит хотел получить свою долю за оказание неотложной помощи ближнему.
Голова моя болела нестерпимо. Я решил не ехать в Олдмаунт и дождаться отца дома.
Рядом с калиткой в садик отцовского дома на скамеечке сидела Мери, крохотная дочка наших соседей -Уинтеров. Она укачивала тряпичную куклу и пела тоненьким жалобным голоском: .
Когда маленькие плачут,
Значит, им больно,
Взрослые тети - от огорчения,
А дяди - от радости.
Белокурая крошка поздоровалась со мною.
- Дядя Сэм!.. Ой, вы подрались? Какой синяк! - Мери плутовато улыбнулась: - Я знаю... Пьяные всегда дерутся.
Сердце мое дрогнуло, и помимо моей воли я сказал гордо и решительно:
- Ты угадала. Я дрался на дуэли, и меня поколотили. Но ведь дяди не плачут от огорчения?
Калитка раскрылась. Эдит Уинтер, старшая сестра Мери, быстро подошла ко мне:
- Боже мой! Вы ранены, Сэм?
Темно-пепельные кудряшки Эдит отливали бронзой на солнце. Глубокие глаза девочки смотрели на меня с тревогой.
- Очень опасно?
Я постарался улыбнуться, глядя на юное лицо, которое никогда не забывал.
- Простите, Эдит. Я пошутил насчет дуэли. Только легкая царапина. Спешил к стоянке такси и упал около аптеки. Я хотел съездить в Олдмаунт повидать отца..
- О, я понимаю, Сэм, - сказала Эдит, становясь еще печальнее и серьезнее. - Вам надо успокоиться.
- Да, я решил вернуться домой и подождать отца...
На крыльце дома показалась Оливия. Она засуетилась, увидав повязку на моем ухе, и чуть не заплакала. Через несколько минут я сидел в старом отцовском кресле. Оливия хлопотала, приготовляя завтрак. Слышно было, как на кухне Эдит помогала ей. Девочка на минуту заглянула в комнату...
- Ах, Сэм, я видела, как вы пришли с пристани. А потом вы поспешили выйти из дому. И я поняла...
- Но что? Говорите, Эдит.
- Нет, нет, Сэм. Вам надо отдохнуть. Уснуть.
Я сделал нетерпеливое движение:
- Мне не надо отдыха. Говорите, что случилось?
Эдит вздохнула:
- Про лорда Паклингтона рассказывают ужасные вещи...
Вошедшая Оливия прервала Эдит:
- Никто еще толком ничего не знает. Эшуорф всегда был полон сплетнями. Милая Эдит, кажется, миссис Уинтер зовет тебя.
Оливия очень деликатно выпроводила Эдит и поставила горячий завтрак на стол.
- Кушай, Сэм, и ложись отдыхать. Расскажи, что с тобой произошло?
Добрая Оливия покачивала головой, слушая мой рассказ и наблюдая, как в детстве, чтобы я ел основательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35