Было сумасшествием открыть хоть часть своих секретов этой женщине-воину, которая захватила его в плен. Тем не менее, он услышал свой голос.
— Я могу помочь тебе.
Кэтлин отпрянула. Вечерний свет, проникающий через высокое крестообразное окно, отразился в ее печальных глазах.
— Каким образом? — спросила она. — Ему нужен пастор, а вы явно им не являетесь.
— Являюсь, — он взял ее лицо в руки. Смеющаяся Кэтлин поднимала настроение мужчины, плачущая Кэтлин заставляла мужчину продать Душу.
— Не понимаю, — заявила она.
— Кэтлин, я католик.
— Разве мы все не… — Она застыла с открытым ртом, когда до нее дошел смысл услышанного. — Нет.
— Да, и был послушником, принявшим святую веру.
— Вы безжалостный и жестокий лгун.
—… учился в семинарии в Дуэ во Франции.
Она сглотнула от волнения. — Дуэ. Это то место, где обучают священников, которые потом возвращаются в Англию и совершают богослужение для католиков?
— Совершенно верно.
Откинувшись назад, она осмотрела его, как будто видела в первый раз.
— Тогда, что вы делали в армии Хаммерсмита?
«Пытался спасти свою дочь», — хотелось ему сказать. Но угроза Кромвеля висела над ним подобно грозовой туче.
— Дрался за Английскую республику. — Он снова попытался вернуть ее в свои объятия.
Она отпрыгнула. — Вы греховодник! Вы же приняли священные обеты!
— Верно.
— И тем не менее, вы… вы обнимаете меня и целуете с вожделением в своем сердце. Вы делаете грешницу из меня. — Она бросилась к двери.
Он остановил ее, схватив за руку.
— Кэтлин, послушай меня. Я согрешил много лет назад и именно тогда, когда выбрал семинарию, потому что у меня не было истинного призвания. Я отправился в Дуэ, чтобы проверить свою веру, — он замолчал, подбирая слова. — Посмотри на меня, Кэтлин. Я вышел из того возраста, чтобы быть новообращенным послушником. Я не смог заставить себя принять окончательное повиновение церкви.
Если бы даже Лаура не появилась в его жизни и окончательно не изменила ее, он все равно не принял бы святых обрядов.
Он дотронулся до щеки Кэтлин, наслаждаясь ощущением нежной кожи под его пальцами.
— Наконец, я нашел то, что искал, Кэт. Но не в церкви, а в тебе.
— Но это дурно, это…
— Ах, на меня наступает темнота! — донесся в часовню далекий вопль Тома. Выдернув свою руку, она спросила:
— Может новообращенный послушник отправить последний обряд?
— Когда больной очень плох и нет поблизости священника, то разрешается.
— Можно ли верить тебе, англичанин?
— У меня нет никаких подтверждений, кроме моего слова и шрамов от пыток, — он дотронулся до спины, напоминая о заживших ранах, которые исполосовали его.
— Вас подвергли пытке за веру? А я думала… — Еще более громкие вопли донеслись из коридора. Кэтлин вздрогнула, словно ей передалась боль Тома.
— Где ваш священник хранил ризу?
Она все еще колебалась. Но тут еще одна пронзительная жалоба разнеслась на весь замок. По лицу Кэтлин было видно, что она приняла решение.
— Здесь.
Несколько минут спустя Весли, облаченный в белую рясу, со святой водой и кадилом в руке, вошел к больному.
В комнате наступила мертвая тишина. Затем прорвались шепот и шипение, выражающие гнев и недоверие.
— Как осмелился этот нечестивец осквернить одеяние священника?
— Ересь!
— Богохульство!
— Убить его, как паршивую овцу!
— Тихо! — властно произнесла Кэтлин. Она вкратце пересказала его историю.
— У нас нет выбора, мы можем поверить только его словам, — она повернулась к Весли с горящими глазами. — И всемогущий Бог воздаст ему должное, если он обманывает нас.
Том Генди лежал на тюфяке еще более ослабевший. Язык высовывался изо рта, лоб был покрыт испариной.
Весли встал у края тюфяка. Том Генди, увидев его в тусклом свете факелов, обрадовался.
— Ах, дорогой, мои молитвы дошли до Бога. Это великое чудо, да!
Весли вручил круглое кадило Куррану, который был помощником священника. Резкий запах ладана наполнил комнату.
Свинцовая тяжесть навалилась на Весли. От него требовалось принять грехи этого человека и спасти его душу. Он не был уверен, что у него хватит мужества и силы, чтобы сделать это. Его собственная душа сама почернела от грехов.
Однако для Кэтлин Макбрайд он попробует сделать невозможное.
— Мы должны остаться одни для…
— О, нет! — прервал его Том. — Они были мне друзьями, пока я был жив. Вы хотите заставить их покинуть меня, когда я умираю?
— Конечно, нет, — ответил Весли. — Как ты захочешь, Том.
Исповедь продолжалась долго. Он рассказывал об угоне скота, о мелких кражах, ссорах и своей гордыне. Том Генди играл роль барда Клонмура до последнего дыхания, развлекая людей даже на смертном одре. Все столпились вокруг него, боясь пропустить хоть слово. Некоторые из присутствующих не могли удержаться от улыбок, некоторые толкали друг друга под ребра и обменивались понимающими кивками головы.
Сумерки перешли в глубокую ночь. Спина Весли и плечи заболели от неподвижного стояния на коленях возле Тома. Он подавлял желание потянуться, повращать головой и размять ноги. Остальные сидели, захваченные монологом. Кружки с самогоном передавались по кругу, и даже обреченный Том нашел в себе силы сделать глоток.
— Было бы жестоко, — произнес он, задыхаясь, — если бы я и кружка расстались навечно, не поцеловавшись…
Весли почувствовал, что не может сдержать зевок. Хоть и поздно, но прикрыл рот рукой, чтобы подавить его.
— Ну вот, час настал, — вздохнул Том, прерывая себя. — Господь Бог, я рассказал тебе только малую часть своей неправедной жизни, но, думаю, ты понял главное. Я готов принять твое благословение.
Весли осенил крестом лоб Тома.
— Per istam sanctam unctionem… — тихо произнес он слова молитвы, умоляя всемогущего Бога отпустить Тому грехи и принять его душу на небеса.
Его голос оратора и приятная латынь с итальянским произношением произвели на всех большое впечатление. Друзья Тома придвинулись поближе. На их лицах было написано настороженное удивление, которое затем сменилось радостью, восхищением и, в конце концов, искренним облегчением. И тут Весли понял, какое значение имеет для них священник, даже неудавшийся. Бремя их зависимости снова огромной тяжестью навалилось на него.
Печальный Рори стал проталкиваться вперед, чтобы рассмотреть все поближе, и наступил на босую ногу Мэгин, которая взвизгнула и сильно ущипнула его. Рори взвыл.
— Ну, подожди только, пока мы закончим с этим чертенком, девка, и я…
— Веди себя прилично! — Эйлин погрозила пальцем своему великовозрастному сыну. — Клянусь, Бог видит все, что ты тут вытворяешь.
Ожидая, пока утихнет перебранка, Весли бросил взгляд на Кэтлин, которая смотрела на него с недоверием и удивлением. Он обманывал ее по необходимости. «Не в первый и не в последний раз, — подумал он. — Прости меня, Кэтлин».
Все вместе: обитатели Клонмура и их вынужденный пастор — преклонили колени перед умирающим Томом.
Продрогшая до костей, с занемевшими суставами, Кэтлин проснулась на рассвете. Она намеревалась провести ночь в молитвах, но усталость сломила ее.
Опершись ладонями о прохладный пол в комнате больного, она прищурилась, чтобы получше рассмотреть окружающих. Несколько человек находились тут же и крепко спали. Воздух был про-питан запахом самогона и виски, смешанным с ладаном. Ложе Тома Генди было пустым.
Она всполошилась и, вскочив на ноги, бросилась в коридор. Умер! Ее Том умер! Умер ночью, а ее не было рядом с ним, чтобы попрощаться. Слезы хлынули по ее щекам.
Пусть будет проклят Хокинс, пусть будут прокляты все за то, что не разбудили ее. Она проскочила коридор и ворвалась в зал.
Огонь в очаге горел слабо, отбрасывая тени на побеленные известью стены. Одна тень была высокая и широкая, вторая маленькая и круглая, с пером, лениво покачивающимся на голове в такт речи.
—…и после того, как леди Собан ушла от нас, мы поплыли по течению волн, Весли, — рассказывал Том. — Понимаешь, она была нашим якорем спасения, символом доброты в этом жестоком мире. — Том замолчал, делая глоток из большой кружки. — Передай мне, пожалуйста, ту селедку. Я страшно проголодался. А тем временем англичане наступали, и стало еще хуже, когда к власти пришел Кромвель. И тогда Кэтлин…
— Собирается отдать твою душу дьяволу, Том Генди! — закончила она, подходя к очагу.
Его улыбка была сияющей, цвет лица совершенно здоровым.
— Ты уже встала, девушка?
Она запоздало вспомнила про слезы на щеках и вытерла их рукавом.
— Мне нужно… — тут она поняла, что угроза смерти миновала, и уставилась на них обоих. — Несколько часов назад ты разрывал мне сердце, заставив думать, что умираешь. А сейчас ты сидишь беззаботно, жив-здоров, и потягиваешь эль, закусывая его селедкой.
— Я умирал. Но случилось чудо.
— Разве ты не веришь в чудеса, Кэтлин? — спросил Хокинс.
— Только не тогда, когда они создаются себялюбивым бардом и лживым англичанином!
Хокинс похлопал Тома по плечу.
— Скажи ей, что это не моих рук дело.
На лице Тома появилась стыдливая улыбка.
— Мне помогло лекарство для овец, приготовленное Эйлин. Этот добрый человек убедил меня проглотить его. А тогда мне понадобился уже не священник, а туалет.
Кэтлин передернуло от ярости. Выскочив из зала, она остановилась во дворе только для того, чтобы умыться у колодца, и несколько минут спустя уже вылетела из главных ворот на черном жеребце, и понеслась по каменистым полям к дальнему взморью. Она кипела от злости. Хокинс одурачил, а Том разыграл ее. Бешеная скачка еще не успокоила девушку, но она соскочила на песок и разрешила жеребцу погулять на воле. Спустя несколько минут к ней подъехал Хокинс на лучшем коне Клонмура.
— Кто разрешил вам покинуть замок? — строго спросила она.
— Твой управляющий. — Он уже соскочил с лошади и стоял перед ней. Ветер окрасил щеки легким румянцем и играл у него в волосах. Должно быть, он успел умыться и побриться, так как выглядел свежим и чистым, как пастор перед богослужением.
«Помоги мне, Бог, — взмолилась Кэтлин, — мужчина не должен выглядеть таким привлекательным в такую рань».
Ее обрадовало, что Весли снял одеяние священника, потому что его вид в рясе все еще стоял перед глазами, тревожил ее. И не потому, что ей меньше нравились одолженная туника, плотные штаны и высокие сапоги. Казалось, он был создан для одежды ирландцев. Волк в овечьей шкуре.
— Итак, я приказываю вам вернуться, — заявила она. — И без всяких фокусов. Вы дали слово.
Как будто не слыша это, Весли взял ее за руку и держал так крепко, что она не могла вырваться без борьбы.
— Давай пройдемся, Кэтлин. Пора посмотреть в лицо ситуации, сложившейся между нами.
Она внимательно посмотрела на него и вдруг все поняла. Ей была знакома скрытая печаль, которая, казалось, всегда обитала в его глазах. Глазах исповедника, принявшего на себя груз грехов других людей.
Он повел ее дальше по взморью. Влажный песок холодил ступни ее босых ног. Море омывало большие выступающие скалы с их острыми вершинами, направленными в утреннее небо.
Впереди покоился заброшенный сад ее матери, всегда вызывавший у нее грустные воспоминания. Кэтлин уперлась:
— Я не пойду туда с вами.
— Ты должна пойти, — он положил свободную руку ей на спину и легонько подтолкнул. — Это место, где началось волшебство, Кэтлин. Место, где мы сами можем творить волшебство. Она все еще сопротивлялась.
— Волшебство? Да вы еще хуже, чем Том Генди. Он повернулся к ней.
— Чего ты боишься, Кэтлин?
Ей хотелось крикнуть: «я боюсь тех чувств, которые ты вызываешь у меня».
— Ничего, — спокойно ответила она. — Идемте. — И, освободившись от него, направилась в сторону сада.
Она обогнула лужу, оставленную прибоем, от поверхности которой отражался яркий луч восходящего солнца. Кусты ежевики заполнили пространство между скалами. Сад был безобразным и скучным. Всю его красоту унесли ветры с моря и общий беспорядок в Клонмуре.
С мрачным удовлетворением она сказала: — Видите теперь, что здесь нет никакого волшебства?
Он прижал ее к себе так быстро, что она задохнулась.
— Это потому, что мы еще не произнесли заклинание. Но мы сделаем это, моя любовь.
— Нет, — она попыталась высвободиться, но он крепко держал ее. Вы мой враг. И вы дали обет Богу.
— Уже нет, Кэтлин. С тех пор, как…
— Вы дали обет безбрачия. Ваша страсть отправит нас обоих в ад!
— А твоя страсть, женщина? — в гневе вырвалось у него. Он схватил ее за плечи и отодвинул от себя. — Будь я проклят, если тебе тоже не нравится это. Тебе нравится, как сливаются наши тела…
— Неправда, Джон Весли Хокинс! — от обиды и унижения слезы покатились у нее из глаз.
Он плотно закрыл глаза и сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться.
— Послушай, Кэтлин. Если бы я был твоим врагом, я давно бы уже снес твою голову с этой прекрасной шеи, — он нежно провел пальцем по ее горлу. — Я бы лишил тебя жизни, украл твоего коня и поспешил бы в Голуэй.
Она понимала, что у него была возможность сделать это. Она также была до глубины души уверена, что он никогда не причинит ей вреда. Но, Боже, насколько все было бы проще, если бы он был просто убийцей.
— Но я же не собираюсь сделать это, правда? — спросил он мягко.
— Потому что не можете.
— А тебе хотелось бы знать, что я собираюсь сделать?
— Меня не интересуют ваши планы.
Его руки снова обняли ее. Несмотря на холодные порывы ветра, было тепло, она чувствовала себя защищенной и… любимой.
— Сядь рядом со мной, Кэт, — сняв с нее шаль, он расстелил ее на песке, затем потянул Кэтлин к себе, и она села без сопротивления, потому что его колдовские чары уже взяли над ней верх.
Он спрятал ее голову у себя на плече. Она подтянула к груди колени. Его рука ласково заскользила по предплечью, медленно и успокаивающе.
— Кэт, я хочу, чтобы ты знала, что я чувствую к тебе.
— Исповедь? — засмеялась она. — А я-то думала, что вы устали от исповедей за прошлую ночь.
— Как приятно слышать твой смех, Кэт. Думаю, ты удивишься тому, что я скажу, потому что еще ни один мужчина никогда не говорил тебе этого.
— Я не слышу ничего, кроме слов англичанина, — ответила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47