Ему хотелось вобрать ее в себя всю целиком, и он лишь жалел, что рот у него слишком мал. Они поддерживали друг другу голову, словно жаждущие, которым дали воды. Она ответила на его поцелуй не менее страстно. Он стал расстегивать ей корсаж, что оказалось делом нелегким, потом приник к ее груди. Она по-прежнему ласкала его. Он сунул руку под юбку и, вспомнив давнишнюю блудницу, приготовился сделать то, чего уже нельзя было избежать.
– Нет, – прошептала она.
Он уже ласкал ее, но тут остановился.
– Нет, – сказала она, – вы же понимаете. Не сегодня.
– Софи… – умоляюще произнес он. Она покачала головой.
– Но тогда как же?
– Мы можем продолжить иначе, с помощью рук. Или губ. Грозу остановить нельзя.
Он позволил ей продолжать. Она ему тоже.
– Франсуа! – выкрикнула она.
Она сжала его в объятиях. Он поцеловал ее. Потом оторвался от нее и раскинулся на листьях. Какое-то время они лежали рядом.
– Вы так красивы, – сказала она. – Я боялась…
– Чего?
– Не знаю. Вы ведь меня не хотели?
– Вы не поверите, но я почти ничего не знаю о… об этих вещах.
– Как такое возможно?
– Возможно. Но вы, откуда?..
– Откуда я знаю об этих вещах, будучи девственной? – Она засмеялась. – Этим и полезны кузены. – Она повернулась к нему: – Я шаловлива, но не безумна.

Они вновь услышали лай и стали поспешно одеваться. Лошади, стоявшие в трех шагах, могли их выдать.
– Ну, берете меня, Франсуа? – спросила она, глядя ему в глаза.
– Софи… да.
Он позволил себя изнасиловать, и у него попросили руки! Он чуть не рассмеялся. Она кивнула.
– Я счастлива. Едва увидев вас, я поняла, что хочу быть вашей женой. Князь-архиепископ угадал.
Он поцеловал ее с большой нежностью. Она поправила свой головной убор. Он помог ей сесть на лошадь и сам вскочил в седло. Очень вовремя: старая графиня как раз возвращалась.
– Этот чертов олень удрал! – яростно выкрикнула она, воинственно тряхнув волосами, выбившимися из-под шапки из выдры.
Через несколько секунд дорога заполнилась людьми, запыхавшиеся собаки сновали между ногами лошадей.
– Ах, как строптивы эти эльзасские олени! – воскликнул граф Лимбургский.
– Я видела, как ты внезапно повернула назад, – сказала графиня Гольхейм дочери. – Я подумала…
– Я поняла, что этот олень лучше нас знает здешние места, и вообще устала и решила перевести дух.
Графиня вопросительно взглянула на Франсуа; он ответил улыбкой. Казалось, она вдруг что-то поняла, отвернулась и двинулась неторопливой рысью вслед за другими всадниками.
– Слишком густой был туман, – сказал князь-архиепископ. – После обеда нам повезет больше. Давайте передохнем.
Когда они вернулись в павильон, было уже четыре часа. Поскольку солнце заходило в шесть, стало ясно, что сегодня охоты больше не будет. Всем подали эльзасского вина, а в пять был накрыт легкий ужин. Паштеты, жареные цесарки, зеленый горошек в соусе, луковый салат и на десерт – египетские финики!
Франсуа вновь занял место рядом с Софи-Маргерит. Только слепой мог не заметить, что теперь они не просто соседи, но составляют пару. Графиня Гольхейм смотрела на них одобрительно. Как и граф: он поднял бокал, приветствуя их. Князь-архиепископ улыбался в бороду.
Поскольку в павильоне было только шесть спален, мужчины отправились ночевать на постоялый двор в Мольсхейм. Франсуа пришлось делить комнату с графом Гольхеймом. Его будущий тесть храпел, как звонарь, но Франсуа было безразлично – заснуть он все равно не мог. Он думал о Софи-Маргерит и пытался представить себя в роли мужа.
Он впервые в жизни влюбился.
И неудивительно: сухое дерево загорается внезапно, но полыхает сильно. Этот огонь выжег все тягостные воспоминания о Морвилье, попытке отравления и суде.
В сущности, Франсуа ожил в пламени, словно выдуманная древними птица Феникс, которая возрождается из пепла.

27 Свадьба, кинжал и небесный шелк

Итак, Франсуа де л'Эстуаль попросил руки Софи-Маргерит фон унд цу Гольхейм. Произошло это в присутствии растроганного князя-архиепископа. Графиня выказала притворное удивление, граф выглядел взволнованным. Предложение было принято. Днем Франсуа отправился покупать кольцо и торжественно вручил его невесте за ужином в резиденции архиепископа.
Отступив от правил, дабы не томить будущих супругов мучительной разлукой, решили, что венчание состоится через месяц, в октябре, в кафедральном соборе Страсбурга и обряд совершит Александр Люксембургский собственной персоной.
Франсуа написал об этом матери.
Жанна показала письмо Жозефу и бросилась в его объятия. Он погладил ее по голове.
– Скоро ты станешь бабушкой, – сказал он. Они засмеялись.
По словам Франсуа, граф был бы счастлив поохотиться в землях баронессы де л'Эстуаль. Она отправила послание Итье с просьбой сдать ей на время Ла-Дульсад и приготовить все для приема четверых важных гостей, а также присмотреть угодья для охоты.
Она умирала от желания увидеть свою невестку. Они с Жозефом тут же послали графу приглашение.

Герцог Бургундский и его приспешники по-прежнему кружили вокруг короны Франции, словно крысы вокруг сыра, накрытого колпаком.
Софи-Маргерит лишь еще один раз позволила будущему супругу частично вкусить от сладости своей – ночью, в садах архиепископа. Она обладала железной волей и желала сохранить девственность до брачной ночи.
Жанна с домочадцами поторопились приехать в Ла-Дульсад. Итье, бывший стражник, когда-то защитивший ее от волков с помощью горящего факела, принял ее как королеву. Впрочем, он и сам устроился на дворянский манер, и она с трудом узнала Ла-Дульсад: разбитый на пустыре перед замком сад превратился в бархатный желто-красный рельефный ковер. Итье сказал, что на время визита поселится с семьей в Гран-Палю. Он сообщил Жанне, что купил для себя ту ферму, где они когда-то ночью прятались вместе со стражником Матьясом.
Франсуа приехал из Страсбурга. Вальс тогда еще не придумали, но мать с сыном пренебрегли этим обстоятельством и закружились в объятиях друг друга перед очагом в большой зале под растроганным взором Жозефа, прерываясь только для того, чтобы засмеяться.
Вскоре явились Гольхеймы, измученные и пропылившиеся. Франсуа ринулся к повозке, которая не смогла подняться по крутому мосту, и проводил гостей в замок. При виде Жанны графиня отбросила свою ледяную вежливость: они обнялись, как две сестры. Граф был очарован тем, что Жозеф говорит по-немецки. Когда все разместились, Жанна и Жозеф спустились в большую залу. Она посмотрела в окно и вдруг разрыдалась. Встревоженный Жозеф устремился к ней и спросил, что случилось. Она просто ткнула пальцем в окно. Франсуа и Софи, держась за руки, стояли на том самом месте, где некогда волки разорвали Дени.
– Они изгонят отсюда демонов, – сказал Жозеф.
Жанна впервые воспользовалась правом на охоту, дарованным ей Карлом VII вместе с титулом и уступленным Итье.
Дичи было в изобилии. Граф с торжеством привез косулю.

Свадьба свела вместе всех живых персонажей, фигурирующих на ковре жизни Жанны.
Приехали Гийоме с женой, Сидони с мужем и птичница. Сибуле с женой. Итье, его жена и двое их сыновей. Мэтр Фавье с семьей. Феррандо и Анжела с детьми, а также Танцио, один из братьев Феррандо, которого никто прежде не видел и который не уступал ему красотой. Люди из жизни Франсуа: приехали из Майнца Шёффер с Тиной, Ле Гито и Арминий с женами, Кокельман и остальные подмастерья. Хозяин постоялого двора «Олень святого Губерта» за эти дни нажил целое состояние. Гольхеймы прибыли с целым полком баронов и баронесс, графов и графинь. Деодату и его маленькой кузине Северине, дочери Феррандо и Анжелы, предстояло нести шлейф новобрачной.
Они собрались у дверей собора, обратив взор на улицу, откуда должна была появиться молодая чета.
Жанна осознала, что Франсуа – первый полностью раскрывшийся цветок в ее жизни. Сколько же она трудилась и страдала ради того, чтобы этот день наступил!
И день оказался великолепным. Огромная толпа заполнила собор с папертью и все подходы к нему.
Когда будущие супруги показались в конце улицы, раздались приветственные возгласы и рукоплескания, в воздух полетели букеты цветов, люди обнимались и целовались. В сущности, народ Страсбурга устроил праздник самому себе: он выбрал своими героями молодого прекрасного принца и его невесту, тоже молодую и прекрасную, которые одержали победу благодаря красоте и любви, бросив тем самым вызов знатным вельможам, способным побеждать только кровью.
Восседая на белых лошадях, Франсуа и Софи-Маргерит, в белоснежных одеяниях, двигались медленным шагом. Они походили на видение. Оба улыбались и держались за руки.
Из глаз Жанны брызнули слезы. У Жозефа также увлажнились ресницы.
Это была самая прекрасная свадьба в мире, ибо никто не мог вспомнить что-либо похожее.
Но она едва не сорвалась.
В тот момент, когда молодая чета ступила на паперть, раздался крик ужаса, затем еще и еще. Франсуа повернул голову и позже всех увидел ястребиный профиль человека, ринувшегося на него с кинжалом в руке.
Морвилье! Вышел из тюрьмы! Явился, чтобы отомстить!
Франсуа отпустил ладонь своей нареченной.
Но тут десятки, сотни рук взметнулись из толпы и схватили Морвилье. Его швырнули наземь и стали избивать, сначала кулаками и ногами, потом палками.
Когда подоспели стражники, было уже поздно. Морвилье корчился в агонии.
Жанна пошатнулась, но Жозеф удержал ее в своих объятиях.
Только три человека могли бы опознать нападавшего: Фавье, Фалуа и Франсуа. Но все они промолчали. Морвилье покинул этот мир безымянным, уничтоженный собственной ненавистью и яростью, он, который так мечтал отличиться в глазах принцев!
Он преподнес самый прекрасный свадебный подарок предполагаемой жертве: свою жизнь.
Месса, роскошное убранство церкви, орган, цветы, пение хора, дымок ладана, торжественный обряд – все было настолько ослепительным, что ужасное происшествие оказалось почти забыто.
Жанна спрашивала себя, не померещилось ли ей все это.
На пиру, который происходил в садах архиепископа, предоставленных по этому случаю молодой чете, Жанна сидела словно во сне, и перед глазами ее возникала то сцена нападения, то прекрасные молодожены. Гости поздравляли ее, но краем уха она слышала вопросы тех, кто был в соборе и ничего не видел, а также рассказы свидетелей этой страшной попытки убийства.
Молодая чета удалилась в охотничий павильон Александра Люксембургского, также отданный в распоряжение новобрачных.
Жанна и Жозеф отправились на постоялый двор. Жанна не могла припомнить, когда она столько спала: девять часов подряд!

Двенадцатого июля 1471 года в своем страсбургском особняке Софи-Маргерит де л'Эстуаль произвела на свет мальчика, которого назвали Жак Адальберт в честь обоих дедушек. По счастливому совпадению в тот же день Франсуа получил присланный Гийомом Фише экземпляр первой книги, выпущенной печатней Сорбонны: бессмертное сочинение Гаспарино Бардзиццы «Послания».
Жанна и Жозеф вернулись в Анжу после путешествия в Пфальц – естественно, они посетили замок Гольхейм. Особняк Дюмонслен в Париже окончательно опустел: только Жозеф и Феррандо останавливались там на несколько недель в году, когда приезжали в столицу по делам. А дела эти становились все более сложными.
Анжер потерял свой бриллиант: король Рене перебрался в Экс-ан-Прованс вместе со своей мебелью, фигурками из слоновой кости, коврами и картинами. По правде говоря, ничего удивительного в этом не было: Рене был скорее провансальцем, чем анжуйцем. Его отъезд лишил Жанну и Жозефа ужинов с музыкой и чтением стихов. Что касается турниров, которыми король так увлекался, то для Жанны это была небольшая потеря. Собственно, она и видела лишь один из них, который завершился ужасно: молодому красивому всаднику пробили копьем грудь, и он весь день харкал кровью, прежде чем отдать Богу душу. Она подумала, что не услышит больше, как пронзительно кричат павлины в парке Рене Анжуйского.
Жанна часто оставалась одна. Ибо Жозеф пропадал в Туре, где по настоятельной рекомендации короля налаживал производство шелка. Сукноделие в Турени доходов почти не приносило, и его решили заменить шелководством. До сих пор шелк ткали только в Лионе, да и то с помощью итальянских ремесленников. Но за границей его покупали в больших количествах, как, впрочем, и другие ценные изделия, что приводило в негодование Людовика XI. Король не мог смириться с тем, что славное французское золото уходит во Фландрию, в Женеву, во Флоренцию и еще бог знает куда, поэтому он замыслил создать индустрию роскоши, которая могла бы занять десять тысяч «праздных».
Несколько яиц тутового шелкопряда, тайно вывезенных из Китая – как, впрочем, некогда и основные принадлежности для печатни, – благополучно созрели и подарили жизнь гусеницам, которые принялись прясть шелк столь же послушно, как в Срединной империи. Жозеф с увлечением занялся этим делом и быстро свыкся с влажным зловонием белых ветвей тутового дерева, покрытых личинками и коконами, где гусениц замаривали прежде, чем они успевали сделать дырочку для выхода. Он создал питомник для разведения шелкопряда и нанял шестерых девушек, которые неустанно разматывали коконы, навивая на одно веретено от четырех до пяти сотен туазов нити – такой тонкой, что ее с трудом можно было разглядеть. Генуэзские мастера руководили окраской пряжи в чанах, ибо для шелка было труднее добиться нужной расцветки, чем для сукна, шерсти или полотна.
Таким образом Жозеф осуществил мечту, неотступно преследовавшую его с тех времен, когда он учил древнееврейский язык и читал пророка Иезекииля, который говорит о прозрачных покрывалах из шелка. Жозефу удалось создать изумительно легкий материал, колебавшийся от дыхания. Он заработал на этом много денег. Производство таких газовых тканей обходилось гораздо дешевле, чем изготовление плотного шелка в пять нитей, однако продавались они гораздо дороже, ибо прозрачностью своей пленяли воображение женщин и, вследствие этого, мужчин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44