https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/ispaniya/
– Да и скажите, на какого черта ей такие старые хрычи, как мы с вами?
* * *
C полученными от радиста сведениями Гераклов отправился к себе в каюту. Он уже знал, что вторая ночь на яхте будет для него полна страшных и увлекательных приключений – ведь ловить агентов красных спецслужб куда интереснее, чем какого-то желтого репортеришку. A поскольку политик по своей натуре был скорее жаворонок, чем сова, то решил хорошенько выспаться, чтобы ночью свежим, как огурчик, выйти на тайную тропу.
* * *
Наблюдения Грымзина относительно Вероники и Егора во многом соответствовали действительности. Да и кто стал бы осуждать в страхе одиночества девушку, едва спасшуюся от лап сепаратистов и проведшую несколько дней на берегу дикой реки?
Около десяти вечера, когда корабль был уже давно поставлен на якорь, Вероника подошла к каюте Егора. Но повернуть ручку двери и войти внутрь ей не удалось, так как ее перехватил неведомо откуда взявшийся адмирал Рябинин.
– Что вы здесь делаете, сударыня? – строго, но учтиво поинтересовался адмирал. Вероника слегка замялась. – A, понятно, пытаетесь совратить самого юного участника нашей экспедиции, не так ли?
– Что вы, как вы можете?! – деланно возмутилась Курская.
– Да-да, не отпирайтесь! – загремел адмирал. – И я, как главнокомандующий яхтой, не позволю вам этого делать! Мы все помогаем Егору повысить свой культурный и общеобразовательный уровень – я обучаю его основам судовождения, господин Грымзин – бухгалтерскому учету, наш кок Петрович – кулинарным изыскам, господин Гераклов приобщает к ораторскому искусству, словом, мы делаем все, чтобы помочь ему стать настоящим мужчиной. A что делаете вы, уважаемая Вероника Николаевна?
– Ну, я тоже со своей стороны... – двусмысленно захихикала Вероника.
– Отставить! – гаркнул адмирал. – Вы – легкомысленная девица, у которой одни шуры-муры на уме. И если я еще раз увижу, как вы пытаетесь сбить парня с пути, то я не знаю, что с вами сделаю! Вопросы есть?
– Ах, но я так одинока! – вырвалось у Вероники. – И нет человека, который согрел бы меня. – Курская оценивающе оглядела адмирала. – A вы, Евтихий Федорович, мужчинка хоть куда. И если бы вы согласились утешить меня в эту ночь, то я готова больше не клеиться к Егору.
– Да? – только и смог сказать на это Евтихий Федорович. – Ну ладно, давайте посмотрим, на что вы способны. A заодно и на что я способен. Но учтите – я иду на этот шаг, противный моим моральным устоям, единственно ради нравственной чистоты Егора.
Рябинин галантно подал даме руку, Вероника Николаевна томно склонила головку ему на плечо, и они удалились в каюту адмирала.
Когда дверь за ними закрылась, из-за угла медленно выплыл репортер Ибикусов. Освещая себе путь фонарем под глазом, сей славный жрец второй древнейшей достал из кармана портативный магнитофончик и, скабрезно посмеиваясь, приставил микрофон к замочной скважине адмиральской каюты. Каждый выполнял свои профессиональные обязанности, как умел.
* * *
Ровно в половине двенадцатого зазвонил будильник. Господин Гераклов вскочил – ему тоже предстояло выполнение обязанностей. Но обязанностей не профессиональных, а добровольно взятых им на себя во имя служения высоким идеалам свободы и демократии.
Политик оделся и отправился на палубу. Там было довольно свежо, дул прохладный ветерок и немного моросило. И вдруг Гераклов явственно услышал, как кто-то поет песню «Взвейтесь кострами, синие ночи».
– Ага, вот они, – удовлетворенно пробормотал Константин Филиппович и двинулся в ту сторону, откуда, по его мнению, доносилась пионерская песня.
Пробираясь вдоль левого борта, Гераклов наткнулся на влюбленную парочку под зонтом – мотористку Степановну и радиста Андрюшу Oтрадина. Однако пение исходило явно не от них – радист читал своей подруге стихи некоего поэта, имя которого не помнил, но утверждал, что он лауреат Нобелевской премии:
– Грубый и бесстыжий Ванька
Прижимает деву к древу:
Латвию – Россия.
От упорства Московита
Задыхается девица:
«Кунгс, не надо! Кунгс, не надо!»
Степановна томно вздыхала – стихи ее возбуждали.
– Извините, что тревожу ваше уединение, – сказал Гераклов. – Вы не знаете, кто тут распевает пионерские песни?
Влюбленные прислушались.
– Ума не приложу, – ответил Oтрадин.
– A что в этом такого крамольного? – пожала могучими плечами Степановна. – Вроде бы пионерские песни пока еще никто не запрещал.
– Да, конечно, – вынужден был согласиться Гераклов. Он поплотнее запахнул плащ и двинулся далее вдоль борта. A радист продолжил чтение:
– K Сталину он песнь возносит,
Удовлетворяя похоть
В устьях Даугавы и Венты...
Наконец, несмотря на ночную полумглу, Гераклов увидел источник пионерской песни: под парусами, натянутыми на длинный шест, который адмирал именовал «бом-брамсель-грот-шток-мачта», спиной к политику на ящике из-под тампекса сидела какая-то темная фигура. Гераклов приготовился было к решительному штурму, но вдруг поскользнулся на мокром полу и с грохотом упал на палубу. Исполнитель «Взвейтесь кострами» прекратил пение и обернулся к Гераклову. То был ни кто иной, как сам владелец яхты банкир Грымзин.
– Вам тоже не спится, Константин Филиппович? – задумчиво сказал банкир.
– Да, не спится, – ответил весьма удивленный Гераклов. – Но, дьявол побери, скажите мне, ради всего святого, почему вы тут сидите и поете такие, мягко говоря, непристойные песни?
– Все мы люди, – ответил Грымзин. – Знаете, ночь, эти паруса, напоминающие красное знамя... Вспомнилось пионерское детство, ночи у костра... Жаль, что здесь нельзя костерок разжечь и испечь картошки -техника безопасности не позволяет. A вы что, никогда не были пионером?
– Был, – пришлось сознаться Гераклову. – Но я давно порвал с этими пережитками темного прошлого!
Осторожно ступая по мокрой палубе, политик двинулся дальше. A банкир вновь затянул:
– Радостным шагом, с песней веселой Мы выступаем за комсомолом. Близится эра светлых годов, Клич пионера – «Всегда будь готов!»...
Чтоб не слушать столь ненавистную ему песню, Гераклов отправился в радиорубку. Однако в эту ночь ему не повезло: до самого утра там никто так и не появился.
A банкир Грымзин после распетия песни незаметно для себя задремал прямо на палубе, и моросящий дождик навеял ему сон.
СОН ГРЫМЗИНА
Грымзину снилась его супруга Лидия Владимировна. Она сидела в летнем кафе «Зимняя сказка» и с интересом наблюдала за молодым человеком, который вот уже минут десять с отрешенным взором пил кофе за ее столиком. Он был моложе Лидии лет на десять и у него тряслись руки. В юноше Грымзин с удивлением узнал радиста Oтрадина, и весь его вид говорил о том, что этот приличный молодой человек попал в серьезную переделку. И тут Грымзин увидел, что рука его супруги как бы естественно и плавно легла на руку молодого человека. Oтрадин вздрогнул и поднял глаза на Лидию.
– Вы чем-то обеспокоены? – мягко спросила она.
– Да, – глядя ей в глаза ответил Отрадин. – Я только что совершил убийство.
Грымзин отметил про себя, что его супруга не упала в обморок и, более того, не перестала успокаивающе улыбаться. Она просто молчала, как несгораемый шкаф. Не выдержав, молодой человек заговорил вновь:
– Я должен был убить его – этот мерзавец разорил многих, кто ему доверился. Это гнусный тип, и я не раскаиваюсь и не сожалею, просто я никогда никого не убивал. Никогда. Мне и сейчас не верится. Но я должен был это сделать. Одним кровопийцей стало меньше.
«Одним конкурентом стало меньше», – удовлетворенно подумал Грымзин.
A тем временем Лидия внимательно слушала нервный сумбурный монолог убийцы, ей становилось все более жаль его, хотелось обнять, приласкать и успокоить этого молодого борца за справедливость. Вынув под столом из туфельки ногу, она дотронулась ею до ноги молодого человека. Тонкий капрон под ее пальчиками скользнул по брюкам вглубь к низу живота.
– Пойдемте со мной, – предложила Лидия. Он, смешно наклонив голову, ответил:
–Хорошо.
Грымзин знал, что Лидия Владимировна снимает небольшую квартирку на Родниковой улице (дом 53/55, кв. 6), но закрывал глаза на ее шалости, если они не наносили ему материального ущерба. Но тут, во сне, он увидел все ее шалости воочию. Лидия быстро стянула с себя платье (700 долларов, -прикинул Грымзин), сняла туфли (400) и в одном белье (650) приступила к раздеванию гостя. Молодой человек нервничал, путался в собственной одежде (секонд хенд, оплата по весу), а потом, повалив хозяйку на кровать, не смог снять с нее трусики и порвал их (200 долларов убытка). Он набросился на нее, как изголодавшийся зверь, и Лидия сладострастно извивалась под ним, задирая к потолку мансарды свои красивые ноги (очень дорого) в прозрачных чулках (20). Но страсть, так бурно возникшая, столь же быстро угасла. Oтрадин лежал, будто пораженный током неисправного приемника, бессмысленно глядя в потолок. Лидия Владимировна, перетекая по нему, как теплая волна в кружевах тонкого белья (650 минус трусики) опускалась вниз, и наконец ее язык коснулся заветного места. Молодой человек вновь ожил и теперь, похоже, он уже был более спокоен, и его нервная дрожь исчезла. И они вновь предались любви. Но теперь уже неспеша и обстоятельно. Лидия отдавалась ему умело и страстно (25 долларов за час), их тела переплетались в разных позах на фоне пестрых стен мансарды. Но и этот порыв подошел к концу. Солнце опускалось за крыши Белоярского форштадта.
Любовники долго лежали в тишине, и Oтрадин рассказывал Лидии о том, как поднялся на площадку квартиры, где жил негодяй, как он судорожно сжимал пистолет (5 долларов на черном рынке) в кармане. И как негодяй сам открыл ему дверь. И как он выстрелил ему в лоб, а потом захлопнул дверь. Лидия привстала и поцеловала молодого человека – нет, не страстно, а скорее по-сестрински, по-дружески. Он, серьезно глядя на нее, сказал:
– Спасибо тебе.
Лидия вышла в ванную комнату, а когда вернулась, молодого человека уже не было. Он ушел.
– Ну какой же он убийца, – усмехнулась Лидия Владимировна, открывая парадную дверь своей квартиры. Улыбка застыла на ее губах. В прихожей лежал супруг с дыркой во лбу.
Грымзин с ужасом понял, что он и есть этот «мертвый негодяй».
* * *
От собственного беззвучного крика банкир проснулся. Дождик все еще продолжал моросить, но первые лучи утреннего солнышка уже заливали мокрую палубу.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ – СРЕДА
Когда утром Вероника Николаевна Курская возвратилась к себе, ее ожидал не слишком приятный сюрприз: вся каюта была перевернута вверх дном, немногочисленные личные вещи разбросаны по полу, частично поломана мебель и местами даже вскрыт пол.
Прибывшая на место происшествия следственная бригада в составе политика Гераклова и доктора Cерапионыча осмотрела следы погрома и приступила к опросу потерпевшей.
– Значит, Вероника Николаевна, вы обнаружили все это только сейчас, -констатировал Гераклов. – A где же вы были ночью?
Вероника горько усмехнулась:
– Где ты гуляла, где была?.. Что ж, думаю, скрывать не стоит. Вы знаете, после того, что я пережила на берегу, мне было очень трудно заснуть. В голову лезут всякие мрачные мысли, а чуть задремлю – мерещится разная дрянь. Вот я и решила сходить в гости к Егору – ну там, поболтать о том о сем, развеяться... A тут меня перехватил адмирал и стал обвинять в распутстве и совращении малолетних. Ну скажите, разве я похожа на распутницу?
– Этот вопрос мы обсудим в другой раз, – деликатно ушел от ответа Гераклов. – Расскажите, что было после вашей встречи с адмиралом.
– Что было – то было, – сладостно вздохнула Вероника. – Чтобы доказать Евтихию Федоровичу, что я не испытываю нездорового влечения к мальчикам, пришлось прикинуться, будто мне больше нравятся мужчины старше среднего возраста. Надеюсь, подробности вы позволите опустить?
– Между прочим, это обстоятельство спасло вам жизнь, сударыня, -заметил доктор. – Просто страшно представить, что сталось бы с вами, если бы вы находились здесь во время налета.
– Да, это ужасно, – прошептала Вероника.
– И еще один вопрос, – продолжал Серапионыч. – Вернее, с него и следовало начинать. Пропало ли что-нибудь у вас из каюты?
Вероника на мгновение замялась:
– Н-нет, кажется, ничего.
– Ну хорошо, не будем вас больше терзать, – проникновенно сказал Гераклов. – Я со своей стороны постараюсь сделать все, чтобы те, кто тут мутит воду, понесли заслуженное наказание.
* * *
Через несколько минут Гераклов, Серапионыч и Грымзин собрались на «Совет в Филях». Филями служила каюта Грымзина, отделанная по стенам звуконепроницаемыми гобеленами.
– Ну что ж, господа, какие у кого будут соображения? – обратился к спутникам банкир Грымзин после того как все трое поделились своими наблюдениями за прошедшие два дня. Слово попросил доктор:
– Боюсь, друзья мои, что мы с вами недооцениваем опасность создавшегося положения. Сегодня я видел разгромленную каюту мадемуазель Курской. Несколько недель назад вместе со следственной бригадой милиции я побывал сначала в доме Софьи Ивановны Лавантус в комнате ее покойного постояльца, а затем – в особняке генерала Курского. И, как сказал бы уважаемый инспектор Столбовой, почерк во всех трех случаях погрома идентичен.
Гераклов порывисто вскочил:
– То есть не хотите ли вы сказать, Владлен Серапионыч, что на яхту проникли те же красные бандиты, которые...
– Я ничего не хочу сказать, – тяжко вздохнул Серапионыч, – но факты, факты... Я тут попытался, следуя испытанной дедуктивной методе моего покойного друга Васи Дубова, так сказать, реконструировать события последнего месяца, после его гибели. – Доктор даже слегка прослезился. – И вот что у меня получилось. В Кислоярск прибывает некто Егор Кузьмич, бывший промышленник, отсидевший срок за крупные хищения. Он явно что-то скрывает и сам от кого-то скрывается и потому незаметно поселяется на скромной мансарде в доме Софьи Ивановны. Однако преследователи находят его и посылают «красную метку».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
* * *
C полученными от радиста сведениями Гераклов отправился к себе в каюту. Он уже знал, что вторая ночь на яхте будет для него полна страшных и увлекательных приключений – ведь ловить агентов красных спецслужб куда интереснее, чем какого-то желтого репортеришку. A поскольку политик по своей натуре был скорее жаворонок, чем сова, то решил хорошенько выспаться, чтобы ночью свежим, как огурчик, выйти на тайную тропу.
* * *
Наблюдения Грымзина относительно Вероники и Егора во многом соответствовали действительности. Да и кто стал бы осуждать в страхе одиночества девушку, едва спасшуюся от лап сепаратистов и проведшую несколько дней на берегу дикой реки?
Около десяти вечера, когда корабль был уже давно поставлен на якорь, Вероника подошла к каюте Егора. Но повернуть ручку двери и войти внутрь ей не удалось, так как ее перехватил неведомо откуда взявшийся адмирал Рябинин.
– Что вы здесь делаете, сударыня? – строго, но учтиво поинтересовался адмирал. Вероника слегка замялась. – A, понятно, пытаетесь совратить самого юного участника нашей экспедиции, не так ли?
– Что вы, как вы можете?! – деланно возмутилась Курская.
– Да-да, не отпирайтесь! – загремел адмирал. – И я, как главнокомандующий яхтой, не позволю вам этого делать! Мы все помогаем Егору повысить свой культурный и общеобразовательный уровень – я обучаю его основам судовождения, господин Грымзин – бухгалтерскому учету, наш кок Петрович – кулинарным изыскам, господин Гераклов приобщает к ораторскому искусству, словом, мы делаем все, чтобы помочь ему стать настоящим мужчиной. A что делаете вы, уважаемая Вероника Николаевна?
– Ну, я тоже со своей стороны... – двусмысленно захихикала Вероника.
– Отставить! – гаркнул адмирал. – Вы – легкомысленная девица, у которой одни шуры-муры на уме. И если я еще раз увижу, как вы пытаетесь сбить парня с пути, то я не знаю, что с вами сделаю! Вопросы есть?
– Ах, но я так одинока! – вырвалось у Вероники. – И нет человека, который согрел бы меня. – Курская оценивающе оглядела адмирала. – A вы, Евтихий Федорович, мужчинка хоть куда. И если бы вы согласились утешить меня в эту ночь, то я готова больше не клеиться к Егору.
– Да? – только и смог сказать на это Евтихий Федорович. – Ну ладно, давайте посмотрим, на что вы способны. A заодно и на что я способен. Но учтите – я иду на этот шаг, противный моим моральным устоям, единственно ради нравственной чистоты Егора.
Рябинин галантно подал даме руку, Вероника Николаевна томно склонила головку ему на плечо, и они удалились в каюту адмирала.
Когда дверь за ними закрылась, из-за угла медленно выплыл репортер Ибикусов. Освещая себе путь фонарем под глазом, сей славный жрец второй древнейшей достал из кармана портативный магнитофончик и, скабрезно посмеиваясь, приставил микрофон к замочной скважине адмиральской каюты. Каждый выполнял свои профессиональные обязанности, как умел.
* * *
Ровно в половине двенадцатого зазвонил будильник. Господин Гераклов вскочил – ему тоже предстояло выполнение обязанностей. Но обязанностей не профессиональных, а добровольно взятых им на себя во имя служения высоким идеалам свободы и демократии.
Политик оделся и отправился на палубу. Там было довольно свежо, дул прохладный ветерок и немного моросило. И вдруг Гераклов явственно услышал, как кто-то поет песню «Взвейтесь кострами, синие ночи».
– Ага, вот они, – удовлетворенно пробормотал Константин Филиппович и двинулся в ту сторону, откуда, по его мнению, доносилась пионерская песня.
Пробираясь вдоль левого борта, Гераклов наткнулся на влюбленную парочку под зонтом – мотористку Степановну и радиста Андрюшу Oтрадина. Однако пение исходило явно не от них – радист читал своей подруге стихи некоего поэта, имя которого не помнил, но утверждал, что он лауреат Нобелевской премии:
– Грубый и бесстыжий Ванька
Прижимает деву к древу:
Латвию – Россия.
От упорства Московита
Задыхается девица:
«Кунгс, не надо! Кунгс, не надо!»
Степановна томно вздыхала – стихи ее возбуждали.
– Извините, что тревожу ваше уединение, – сказал Гераклов. – Вы не знаете, кто тут распевает пионерские песни?
Влюбленные прислушались.
– Ума не приложу, – ответил Oтрадин.
– A что в этом такого крамольного? – пожала могучими плечами Степановна. – Вроде бы пионерские песни пока еще никто не запрещал.
– Да, конечно, – вынужден был согласиться Гераклов. Он поплотнее запахнул плащ и двинулся далее вдоль борта. A радист продолжил чтение:
– K Сталину он песнь возносит,
Удовлетворяя похоть
В устьях Даугавы и Венты...
Наконец, несмотря на ночную полумглу, Гераклов увидел источник пионерской песни: под парусами, натянутыми на длинный шест, который адмирал именовал «бом-брамсель-грот-шток-мачта», спиной к политику на ящике из-под тампекса сидела какая-то темная фигура. Гераклов приготовился было к решительному штурму, но вдруг поскользнулся на мокром полу и с грохотом упал на палубу. Исполнитель «Взвейтесь кострами» прекратил пение и обернулся к Гераклову. То был ни кто иной, как сам владелец яхты банкир Грымзин.
– Вам тоже не спится, Константин Филиппович? – задумчиво сказал банкир.
– Да, не спится, – ответил весьма удивленный Гераклов. – Но, дьявол побери, скажите мне, ради всего святого, почему вы тут сидите и поете такие, мягко говоря, непристойные песни?
– Все мы люди, – ответил Грымзин. – Знаете, ночь, эти паруса, напоминающие красное знамя... Вспомнилось пионерское детство, ночи у костра... Жаль, что здесь нельзя костерок разжечь и испечь картошки -техника безопасности не позволяет. A вы что, никогда не были пионером?
– Был, – пришлось сознаться Гераклову. – Но я давно порвал с этими пережитками темного прошлого!
Осторожно ступая по мокрой палубе, политик двинулся дальше. A банкир вновь затянул:
– Радостным шагом, с песней веселой Мы выступаем за комсомолом. Близится эра светлых годов, Клич пионера – «Всегда будь готов!»...
Чтоб не слушать столь ненавистную ему песню, Гераклов отправился в радиорубку. Однако в эту ночь ему не повезло: до самого утра там никто так и не появился.
A банкир Грымзин после распетия песни незаметно для себя задремал прямо на палубе, и моросящий дождик навеял ему сон.
СОН ГРЫМЗИНА
Грымзину снилась его супруга Лидия Владимировна. Она сидела в летнем кафе «Зимняя сказка» и с интересом наблюдала за молодым человеком, который вот уже минут десять с отрешенным взором пил кофе за ее столиком. Он был моложе Лидии лет на десять и у него тряслись руки. В юноше Грымзин с удивлением узнал радиста Oтрадина, и весь его вид говорил о том, что этот приличный молодой человек попал в серьезную переделку. И тут Грымзин увидел, что рука его супруги как бы естественно и плавно легла на руку молодого человека. Oтрадин вздрогнул и поднял глаза на Лидию.
– Вы чем-то обеспокоены? – мягко спросила она.
– Да, – глядя ей в глаза ответил Отрадин. – Я только что совершил убийство.
Грымзин отметил про себя, что его супруга не упала в обморок и, более того, не перестала успокаивающе улыбаться. Она просто молчала, как несгораемый шкаф. Не выдержав, молодой человек заговорил вновь:
– Я должен был убить его – этот мерзавец разорил многих, кто ему доверился. Это гнусный тип, и я не раскаиваюсь и не сожалею, просто я никогда никого не убивал. Никогда. Мне и сейчас не верится. Но я должен был это сделать. Одним кровопийцей стало меньше.
«Одним конкурентом стало меньше», – удовлетворенно подумал Грымзин.
A тем временем Лидия внимательно слушала нервный сумбурный монолог убийцы, ей становилось все более жаль его, хотелось обнять, приласкать и успокоить этого молодого борца за справедливость. Вынув под столом из туфельки ногу, она дотронулась ею до ноги молодого человека. Тонкий капрон под ее пальчиками скользнул по брюкам вглубь к низу живота.
– Пойдемте со мной, – предложила Лидия. Он, смешно наклонив голову, ответил:
–Хорошо.
Грымзин знал, что Лидия Владимировна снимает небольшую квартирку на Родниковой улице (дом 53/55, кв. 6), но закрывал глаза на ее шалости, если они не наносили ему материального ущерба. Но тут, во сне, он увидел все ее шалости воочию. Лидия быстро стянула с себя платье (700 долларов, -прикинул Грымзин), сняла туфли (400) и в одном белье (650) приступила к раздеванию гостя. Молодой человек нервничал, путался в собственной одежде (секонд хенд, оплата по весу), а потом, повалив хозяйку на кровать, не смог снять с нее трусики и порвал их (200 долларов убытка). Он набросился на нее, как изголодавшийся зверь, и Лидия сладострастно извивалась под ним, задирая к потолку мансарды свои красивые ноги (очень дорого) в прозрачных чулках (20). Но страсть, так бурно возникшая, столь же быстро угасла. Oтрадин лежал, будто пораженный током неисправного приемника, бессмысленно глядя в потолок. Лидия Владимировна, перетекая по нему, как теплая волна в кружевах тонкого белья (650 минус трусики) опускалась вниз, и наконец ее язык коснулся заветного места. Молодой человек вновь ожил и теперь, похоже, он уже был более спокоен, и его нервная дрожь исчезла. И они вновь предались любви. Но теперь уже неспеша и обстоятельно. Лидия отдавалась ему умело и страстно (25 долларов за час), их тела переплетались в разных позах на фоне пестрых стен мансарды. Но и этот порыв подошел к концу. Солнце опускалось за крыши Белоярского форштадта.
Любовники долго лежали в тишине, и Oтрадин рассказывал Лидии о том, как поднялся на площадку квартиры, где жил негодяй, как он судорожно сжимал пистолет (5 долларов на черном рынке) в кармане. И как негодяй сам открыл ему дверь. И как он выстрелил ему в лоб, а потом захлопнул дверь. Лидия привстала и поцеловала молодого человека – нет, не страстно, а скорее по-сестрински, по-дружески. Он, серьезно глядя на нее, сказал:
– Спасибо тебе.
Лидия вышла в ванную комнату, а когда вернулась, молодого человека уже не было. Он ушел.
– Ну какой же он убийца, – усмехнулась Лидия Владимировна, открывая парадную дверь своей квартиры. Улыбка застыла на ее губах. В прихожей лежал супруг с дыркой во лбу.
Грымзин с ужасом понял, что он и есть этот «мертвый негодяй».
* * *
От собственного беззвучного крика банкир проснулся. Дождик все еще продолжал моросить, но первые лучи утреннего солнышка уже заливали мокрую палубу.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ – СРЕДА
Когда утром Вероника Николаевна Курская возвратилась к себе, ее ожидал не слишком приятный сюрприз: вся каюта была перевернута вверх дном, немногочисленные личные вещи разбросаны по полу, частично поломана мебель и местами даже вскрыт пол.
Прибывшая на место происшествия следственная бригада в составе политика Гераклова и доктора Cерапионыча осмотрела следы погрома и приступила к опросу потерпевшей.
– Значит, Вероника Николаевна, вы обнаружили все это только сейчас, -констатировал Гераклов. – A где же вы были ночью?
Вероника горько усмехнулась:
– Где ты гуляла, где была?.. Что ж, думаю, скрывать не стоит. Вы знаете, после того, что я пережила на берегу, мне было очень трудно заснуть. В голову лезут всякие мрачные мысли, а чуть задремлю – мерещится разная дрянь. Вот я и решила сходить в гости к Егору – ну там, поболтать о том о сем, развеяться... A тут меня перехватил адмирал и стал обвинять в распутстве и совращении малолетних. Ну скажите, разве я похожа на распутницу?
– Этот вопрос мы обсудим в другой раз, – деликатно ушел от ответа Гераклов. – Расскажите, что было после вашей встречи с адмиралом.
– Что было – то было, – сладостно вздохнула Вероника. – Чтобы доказать Евтихию Федоровичу, что я не испытываю нездорового влечения к мальчикам, пришлось прикинуться, будто мне больше нравятся мужчины старше среднего возраста. Надеюсь, подробности вы позволите опустить?
– Между прочим, это обстоятельство спасло вам жизнь, сударыня, -заметил доктор. – Просто страшно представить, что сталось бы с вами, если бы вы находились здесь во время налета.
– Да, это ужасно, – прошептала Вероника.
– И еще один вопрос, – продолжал Серапионыч. – Вернее, с него и следовало начинать. Пропало ли что-нибудь у вас из каюты?
Вероника на мгновение замялась:
– Н-нет, кажется, ничего.
– Ну хорошо, не будем вас больше терзать, – проникновенно сказал Гераклов. – Я со своей стороны постараюсь сделать все, чтобы те, кто тут мутит воду, понесли заслуженное наказание.
* * *
Через несколько минут Гераклов, Серапионыч и Грымзин собрались на «Совет в Филях». Филями служила каюта Грымзина, отделанная по стенам звуконепроницаемыми гобеленами.
– Ну что ж, господа, какие у кого будут соображения? – обратился к спутникам банкир Грымзин после того как все трое поделились своими наблюдениями за прошедшие два дня. Слово попросил доктор:
– Боюсь, друзья мои, что мы с вами недооцениваем опасность создавшегося положения. Сегодня я видел разгромленную каюту мадемуазель Курской. Несколько недель назад вместе со следственной бригадой милиции я побывал сначала в доме Софьи Ивановны Лавантус в комнате ее покойного постояльца, а затем – в особняке генерала Курского. И, как сказал бы уважаемый инспектор Столбовой, почерк во всех трех случаях погрома идентичен.
Гераклов порывисто вскочил:
– То есть не хотите ли вы сказать, Владлен Серапионыч, что на яхту проникли те же красные бандиты, которые...
– Я ничего не хочу сказать, – тяжко вздохнул Серапионыч, – но факты, факты... Я тут попытался, следуя испытанной дедуктивной методе моего покойного друга Васи Дубова, так сказать, реконструировать события последнего месяца, после его гибели. – Доктор даже слегка прослезился. – И вот что у меня получилось. В Кислоярск прибывает некто Егор Кузьмич, бывший промышленник, отсидевший срок за крупные хищения. Он явно что-то скрывает и сам от кого-то скрывается и потому незаметно поселяется на скромной мансарде в доме Софьи Ивановны. Однако преследователи находят его и посылают «красную метку».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56