Далее, чтобы установить, какие стороны
действительности суть следствие из S или, наоборот, основание для P,
необходимо вполне отчетливо дифференцировать связь между S и P, что нелегко,
так как отношения вообще дают слишком мало опорных пунктов для сравнения.
Поэтому первичные обобщения неизбежно должны быть неточными, неясными или
даже совершенно ложными. Следующие примеры могут пояснить характер этой
недифференцированности. Такое обобщение, как "мы слышим ушами", заключает в
себе зерно истины в том смысле, что наличность известных процессов в
слуховом аппарате есть часть причины восприятия слуховых ощущений, однако в
примитивном мышлении это правильное усмотрение связи между двумя процессами,
с одной стороны, покрыто толстою корою представлений, не относящихся к делу
(ухо как целое; слышание как процесс не только восприятия ощущений, но и
восприятия речи и т.п.), а с другой стороны, лишено некоторых необходимых
оговорок и ограничений (кроме процессов в слуховом аппарате для восприятия
нужны еще процессы в головном мозгу, а также в сфере я, напр., внимание и
т.д.). На основании нескольких опытов мы без труда замечаем, что "чем ближе
положен орех к углу щипцов, тем легче его расщелкнуть", но усмотреть, что
облегчение зависит от отношения между расстоянием ореха от угла щипцов и
расстоянием точки приложения силы от угла щипцов, гораздо труднее, потому
что условия сравнения разных переживаний не благоприятствуют этой
дифференциации их. Точно так же нетрудно заметить, что "если разжать пальцы,
то вещь, которую держишь ими, упадет, так как она тяжела", но заметить, что
тяжесть обусловлена землею, трудно, потому что притяжение земли есть фактор
неизменно наличный в нашем опыте, и этим обстоятельством затрудняется
дифференцирование его путем сравнения.
Ошибки, неизбежные в первоначальных обобщениях вследствие неполной
дифференциации элементов действительности и отношений между ними, могут быть
трех родов: во-первых, субъект или предикат (или оба вместе) могут заключать
в себе лишние элементы, во-вторых, субъект или предикат (или оба вместе)
могут быть лишены некоторых необходимых элементов и, наконец, в-третьих, обе
эти ошибки, т.е. присутствие лишних и отсутствие необходимых элементов могут
встретиться вместе в одном и том же суждении. Несовершенство нашего мышления
и до сих пор еще так велико, что большинство суждений, даже и принятых в
науке, заключает в себе все перечисленные ошибки, как мы постараемся
показать позже. Остается только утешаться тем, что во многих случаях эти
ошибки не представляют собою прямо лжи, а принадлежат к числу неточностей,
заключают в себе недоразвитую мысль. Таковы, напр., в большинстве те случаи,
когда субъект заключает в себе лишние, еще не выделенные из него элементы;
иногда также отсутствие необходимых элементов в субъекте не указывает на то,
что они прямо отрицаются, а являются следствием того, что они не могут быть
отчетливо указаны вследствие недостаточной дифференцированности и потому
лишь смутно подразумеваются. Мало того, нередко обобщение соединяет элементы
S и P, связанные друг с другом лишь отдаленною связью через большое
количество промежуточных членов, или даже элементы, вовсе не находящиеся в
причинной зависимости друг от друга, но связанные друг с другом во времени
косвенно, напр., в том случае, когда S и P суть следствия какого-нибудь еще
неизвестного нам фактора R. Такие знания относятся к числу так называемых
эмпирических законов. Неточность, неясность и неопределенность многих
обобщений этого рода доходят до колоссальных размеров; в подтверждение
достаточно указать на то, что многие суеверия принадлежат к числу обобщений
этого типа. Однако необходимо помнить, что даже и суеверия в большинстве
случаев заключают в себе зерно истины, так что даже и здесь чаще встречается
неточность, недоговоренность, чем явная, окончательно скристаллизовавшаяся
ложь.
Чтобы объяснить, как могут возникнуть согласно теории интуитивизма такие
обобщения, которые соединяют S и P, причинно не связанные друг с другом,
необходимо вспомнить развитое выше300 учение о субъекте суждения. Субъектом
суждения служит не только дифференцированный элемент действительности S, но
и вся та неисчерпаемая область действительности, к которой ближайшим образом
принадлежит S и которая только указывается с помощью дифференцированного S,
но вовсе не исчерпывается им. Поэтому, усматривая связь между P и тою
областью действительности, которая характеризуется признаком S, но
неизвестна еще нам со своей стороны, непосредственно связанной с P, мы
говорим "S есть P", хотя иногда отчетливо сознаем, что S как S не может быть
причиною P.
Наконец, по поводу теории интуитивизма может явиться сомнение, прямо
противоположное предыдущему. Как бы ни была затруднительна дифференциация
отношений, все же в нашем бесконечно разнообразном мире должны найтись
области, в которых нам удалось уже достигнуть столь отчетливого
дифференцирования связей, что обобщение производится на основании одного
случая и признается научно удостоверенным без всякой проверки посредством
дальнейших наблюдений. Существует ли наука, в которой такой метод обобщений
был бы общепринятым? Если на этот вопрос получится утвердительный ответ, то
интуитивизм будет от этого в выигрыше, так как наверное обобщения этого рода
с трудом объясняются или даже вовсе игнорируются другими теориями. И в самом
деле, ответ случается утвердительный. Научные обобщения из одного случая
встречаются на каждом шагу в математике и в таких родственных ей науках, как
геометрия или механика301. Как одно из звеньев они входят в доказательства
всякой теоремы геометрии. В самом деле, теорема, напр., о сумме углов
треугольника, доказывается с помощью дедуктивных умозаключений для одного
какого-нибудь, положим, остроугольного треугольника; вслед за этим на
основании отчетливого усмотрения, что величина суммы углов обусловливается
не всеми свойствами данного остроугольного треугольника, а только теми,
которые тожественны во всех треугольниках, доказанное положение утверждается
относительно всякого треугольника вообще, т.е. обобщается на основании
одного лишь подвергнутого исследованию случая. Как это вполне понятно на
основании теории интуитивизма и вовсе непонятно на основании других теорий,
обобщение в этих случаях производится с такою легкостью, что мы вовсе не
усматриваем его как особое звено доказательства, и логика до сих пор
колеблется еще признать существование этого звена. Между тем без указания на
эту форму доказательств никак нельзя объяснить правомерность умозаключений,
опирающихся на рассмотрение одной какой-либо частной формы
пространственно-временных отношений или отношений величин.
III. Einaaiiua iaoiau
Прямые методы применяются тогда, когда основание S и следствие P даны в
восприятии и наша задача состоит лишь в том, чтобы дифференцировать их
вместе с их отношением друг к другу. Наоборот, косвенные методы применяются
тогда, когда в восприятии дано только основание S (или следствие P) и к нему
нужно подыскать следствие P (или основание S), а также в том случае, когда
по данным отношениям S и P к другим элементам действительности нужно
усмотреть их отношение друг к другу. В первом случае мы имеем, дело с
косвенным восприятием, а во втором случае с косвенным (дедуктивным)
умозаключением.
Косвенные восприятия возможны потому, что объекты присутствуют в
восприятии как реальное бытие; следовательно, если воспринимаемый объект S
служит основанием для объекта P, то объект P неизбежно должен быть налицо,
он как бы возникает на наших глазах под влиянием S, а потому, если мы
сосредоточим свое внимание на переходе от S к его следствиям, мы построим
суждение "S есть P" или даже суждение об одном только P, если нас интересует
само P, а не зависимость его от S. Точно так же, если в восприятии дано P и
если это P есть следствие S, то оно опять-таки как бы на наших глазах
возникает из S, следовательно, S должно быть налицо, и, если мы сосредоточим
внимание в этом направлении, мы опять-таки констатируем, что "S есть P" или
даже построим суждение только об S, если нас интересует само S, а не связь
его с Р. Так, наблюдая налетающий шквал, мы ожидаем, что парусная лодка,
накренится; войдя в комнату и увидев людей с взволнованными лицами, едва
говорящих друг с другом, взглядывающих друг на друга с ненавистью и т.п., мы
догадываемся, что тотчас между ними произошла сцена раздора; увидев, что
ребенок, спокойно игравший рядом с нами, вдруг встрепенулся, покраснел и
смотрит куда-то расширенными от страха глазами, мы поворачиваемся в ту
сторону, куда он смотрит, и замечаем приближающуюся собаку. По поводу
последнего примера нам могут сказать, что косвенное восприятие ничем не
отличается от прямого. Мало того, согласно теории имманентности знания, все
объективное содержание суждений, не только чувственно воспринимаемое, но и
вспоминаемое и мыслимое, дано, содержится в актах знания как реальное бытие
(как возможно, чтобы прошлое, будущее и вообще недоступное чувственному
восприятию было реально дано в актах знания, этот вопрос должна решить
онтология путем соответствующего учения о времени). А если так, то,
по-видимому, первый и второй случай ничем не отличаются от третьего, и все
они вместе вполне сходны с прямыми восприятиями? Однако при ближайшем
рассмотрении изучаемого процесса оказывается, что это неверно. Во-первых, в
случае косвенного восприятия нам первоначально дано только основание или
только следствие, а второй элемент цепи явлений мы находим лишь впоследствии
благодаря исканию, обусловленному первым элементом. Во-вторых, даже и после
того как дополнительный к данному S или Р элемент найден, восприятие его не
всегда оказывается чувственным, т.е. таким, как в третьем примере (ребенок и
собака); очень часто оно имеет, как в первом, и втором примере (будущий крен
лодки, прошедшая ссора), нечувственный характер, и потому, вследствие нашей
слабой способности разбираться в нечувственных переживаниях, ручательством
его наличности даже и после того, как он найден, служит не столько прямое,
сколько косвенное восприятие.
По-видимому, вместо того чтобы допускать такую утонченную и своеобразную
способность, как косвенное восприятие, можно было бы объяснить те же явления
самым простым способом, именно воспоминанием о прошлых сходных случаях. И мы
действительно вполне согласимся с тем, что прошлые дифференцированные
переживания облегчают дифференциацию настоящих переживаний, а также с тем,
что процесс косвенного восприятия сопутствуется воспоминаниями, однако из
этого вовсе не следует, будто усмотрение необходимой наличности P (крен
лодки) в случае наличности S (шквала) в приведенных выше суждениях есть
результат воспоминания. Если бы P было воспоминанием о других прошлых
случаях, то оно так и сознавалось бы как нечто относящееся к другим случаям,
а вовсе не связанное необходимо с этим S (напр., по поводу налетающего
шквала мы можем вспомнить о виденном прежде крене броненосца, но это
воспоминание не составит объясняемого нами суждения). Наконец, если наличное
S (налетающий шквал), присутствующее, согласно теории интуитивизма, в акте
восприятия как реальное бытие, может быть основанием для воспоминания, т.е.
нечувственного восприятия других прежде бывших случаев, то, по-видимому, еще
проще и естественнее этому S быть основанием для предвидения, т.е.
нечувственного восприятия того самого P, которое сейчас явится на сцену в
данном случае.
Нашу аргументацию в пользу косвенного восприятия можно попытаться
подорвать указанием на то, что объяснение указанных суждений воспоминаниями
ссылается на общепризнанный закон ассоциации, тогда как косвенное восприятие
есть какая-то подозрительная разновидность ясновидения. Однако в ответ на
это мы скажем, что прошли уже те времена, когда ссылки на ассоциацию могли
удовлетворять гносеологов и психологов. Современный ученый хорошо понимает,
что ассоциация идей есть явление сложное, производное из каких-то более
основных свойств сознания, а может быть, и всего мира, и еще вовсе не
расследованное по существу. Быть может, в основе воспоминаний по смежности
лежит общая связь наличной действительности с прошлою, связь основания и
следствия, в силу которой, где есть одни элементы целого, там должны быть в
той или иной форме реальными и другие элементы целого302, в таком случае
оказалось бы, что сами воспоминания по ассоциации суть не что иное, как один
из видов косвенного восприятия, одна из форм ясновидения в прошлом.
Наконец, необходимо обратить внимание на те суждения, построение которых
только и может быть объяснено косвенным восприятием, а не какими-нибудь
другими способами. Сюда относятся все случаи знания об абсолютно
индивидуальных (индивидуальных в узком, смысле этого слова) процессах,
прямыми свидетелями которых мы не можем быть. Таковы, напр., предвидение
будущего индивидуального хода развития социальной жизни какой-либо страны,
являющееся у лиц, хорошо знакомых с настоящим и прошлым страны. Таковы
интеллектуальные процессы, благодаря которым художник, создав новый
индивидуальный характер и обрисовав его несколькими положениями, в
дальнейшем развитии событий, хотя они по-прежнему остаются индивидуальными,
уже принужден идти строго определенным путем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55