Джексон смутился:
– Я не хочу, чтобы вы подумали, будто я заставляю вас лгать…
Сьюзен пожала плечами:
– Послушайте, Колин, когда я опустила молоток на голову этого ублюдка, у меня не было помутнения рассудка, он был яснее ясного. Я понимаю, что это звучит несколько странно для вас, но это правда. Мне следовало покончить с ним гораздо раньше!
Колин понял, что заключенная говорит правду. Она не способна кривить душой. Это читалось в ее голосе, в ее глазах. Женщина, стоявшая перед ним сейчас, абсолютно не походила на ту вызвавшую всеобщую неприязнь особу, фотографиями которой два года назад пестрели все газеты.
Тогда ее угрюмое лицо было начисто лишено каких-либо эмоций, будь то угрызения совести или просто сожаление о содеянном. Во время судебного разбирательства Сьюзен словно окаменела. Даже ее адвокат, поняв, с кем имеет дело, не позволил ей давать свидетельские показания непосредственно в зале суда. Все психиатры были единодушны в своих отчетах: возникают сомнения относительно душевного здоровья подсудимой. Она отказывается отвечать на вопросы, касающиеся той ночи, отказывается признать свой поступок чудовищным и неправомерным. Каждый раз повторяет как заведенная одни и те же слова, что ее мужу давно пришла пора умереть.
В конце концов судья приговорил ее к пожизненному заключению, сказав, что у него нет другого выхода, поскольку миссис Далстон отказалась пролить свет на события той ночи и настаивает на правильности своего поступка – она ведь избавила мир от мрази. В подписанном ею протоколе допроса говорилось, что она и в другой раз поступила бы точно так же, «будь у нее такая возможность». Полицейские раскрыли дело, газеты вовсю смаковали скандал, а Сьюзен исчезла в тюремных застенках, словно ее никогда и не существовало.
Но у нее было четверо детей, которые обожали свою мать, и она платила им тем же. Начальник Колина Джексона был полон решимости вытащить эту женщину из тюрьмы и подал прошение о пересмотре дела. В их распоряжении имелось всего несколько месяцев, чтобы предоставить суду новые факты. Они полагали, что теперь, по прошествии двух лет, Сьюзен расскажет всю правду о событиях той ночи. Но, кажется, они ошибались.
– Послушайте, Сьюзен, если бы вы помогли нам, мы смогли бы вытащить вас отсюда. Вернуть вас к детям, к нормальной жизни!
Она смотрела на адвоката невидящим взглядом.
– Мы знаем, как ваш муж измывался над вами, мы просмотрели медицинские отчеты: он систематически избивал вас. Ваш поступок по-человечески вполне понятен. Вы защищались. Никто из нас не застрахован от подобного.
Сьюзен молчала целую минуту. Наконец она заговорила:
– Но я не защищалась. Вы что, забыли об этом? После того как он в последний раз избил меня, прошло пять дней. Он был пьян до беспамятства. Пьян как свинья. Но я кое-что скажу вам, Колин, вы можете записать это в своей маленькой книжечке. Когда я опустила молоток на его черепушку, я испытала такое блаженство, которого не испытывала никогда в жизни. Да, я загремела в тюрьму, но, по крайней мере, я избавила своих детей от этого скота. И я не испытываю ни малейшего сожаления о том, что сделала, наоборот, я безумно рада, что пошла на это. Более того, я повторила бы это снова, будь у меня такой шанс. В отличие от Барри я плачу за содеянное. Хотя в конечном счете он тоже заплатил… – Она злобно ухмыльнулась. – О да, он заплатил сполна. Я побеспокоилась об этом, черт подери!
Колин был шокирован ее словами, хотя в глубине души понимал, что она отчасти права. Записи в медицинской карте доказывали, что терпение человека не безгранично и в один прекрасный день оно достигает своего предела.
Но миссис Далстон сама заперла себя в тюрьме и выбросила ключ от камеры.
– Как дела у моих детей? – спросила она Колина.
– Хорошо. Я уже сказал, что их привезут к вам на этой неделе. У них все превосходно. Они здоровы. Рози – это ведь самая маленькая, да? – живет у своих приемных родителей, которые души в ней не чают. У вас есть кто-нибудь на примете, кто мог бы забрать остальных детей?
– Я бы хотела, чтобы их отдали моей подруге Дорин. Она согласна.
Колин кашлянул:
– Боюсь, социальные работники не позволят ей забрать к себе детей…
Сьюзен недобро усмехнулась.
– Может быть, она и шлюха, на которой негде пробы ставить, и все пятеро ее детей от разных отцов, но скажу вам, приятель: она потрясающая мать и потрясающий человек. А ведь это главное, разве нет? Короче, что будет с моими детьми?
Колин не знал ответа на ее вопрос. Встреча с социальным работником, который курировал дела детей, была назначена только на конец недели.
– Я смогу ответить на ваш вопрос только после встречи с мисс Бичэм, социальным работником.
Сьюзен кивнула и прикурила вторую сигарету.
– Ну а что вы планируете делать потом?
Джексон пожал плечами:
– Похоже, я не очень-то много могу сделать.
– Лично я собираюсь тихо и мирно отсидеть свой срок. Я одного не понимаю, почему вы не оставите меня в покое. Мне больше нечего добавить к тому, что я уже сказала.
– Честно говоря, мне тоже. Тем не менее, Сьюзен, подумайте о своих детях, о том, каково им расти без матери. Они так сильно любят вас, и как мать вы не заслуживаете ничего, кроме восхищения. Как вам удалось добиться этого?
– Вы еще не встречались с моей мамочкой? Старая карга! Она продала меня газетам и сколотила на этом целое состояние. – Сьюзен пожала плечами. – Впрочем, другого я от нее и не ожидала. Что касается вашего вопроса, то я просто делала все, как когда-то мамочка, только с точностью до наоборот.
Она встала, показывая тем самым, что разговор закончен.
– Только посмотри, она и вправду возомнила о себе невесть что!
Сьюзен ничего не ответила. Она смотрела на Мэтти: она проводила в комнате отдыха консультацию, что было откровением для Сьюзен. В это время Райанна принимала деньги или другие подношения от женщин, которые пришли посоветоваться с осужденной за убийство.
После этих консультаций лица женщин озарялись надеждой, Сьюзен видела, как после разговора с Мэтти они воспаряли духом, и решила для себя, что если Мэтти кому-то помогает своими советами, то и флаг ей в руки. Сьюзен внимательно слушала и находила большинство советов не лишенными здравого смысла. Наконец Мэтти с Райанной начали собирать полученные дары. Потом Райанна отсчитает и отдаст Мэтти ее часть, и та, которая не курила ничего, кроме косячка под настроение, продаст все другим женщинам. Также Райанна принимала ставки на пари и обеспечивала спорщикам «крышу».
Сьюзен чувствовала, что Райанна пристально следит за ней: не захочет ли Сьюзен занять ее место. Но у Сьюзен и в мыслях этого не было. Как-нибудь нужно будет поговорить с Райанной и расставить все точки над «i». А пока нужно быть начеку, готовой постоять за себя, ведь эта здоровенная чернокожая мегера в любой момент может наброситься с кулаками.
Венди подошла к кофеварке и налила Розель и себе кофе. Розель наблюдала за девушкой, которая светилась от счастья, предвкушая скорую встречу с матерью. За последние два года Венди сильно изменилась.
В ту ночь после убийства, когда Розель взяла Венди к себе, девочка находилась в чудовищном состоянии. Розель представилась ей подругой матери и сказала, что Сьюзен попросила забрать на время Венди к себе. О причине убийства Барри Розель без труда догадалась, хотя никто и не посвящал ее в подробности. Венди была для Барри родная плоть и кровь, а он надругался над ней, как не глумятся и над портовыми шлюхами. Розель поняла это по походке девочки, по синякам, покрывавшим все тело, и по кровотечению, которое не могли остановить целую неделю.
Она понимала нежелание Сьюзен рассказывать, что произошло той ночью и что происходило на протяжении всей ее супружеской жизни. Она защищала свою дочь и себя. Зачем людям знать, что ее муж, у которого обнаружили венерическое заболевание, изнасиловал собственную дочь? Девочка будет вынуждена жить с этим, а она ничем не заслужила такой участи.
Розель взяла кофе и улыбнулась. Венди улыбнулась в ответ. Они никогда не обсуждали события той ночи. Ее дом стал для девочки укрытием от тех, кто смотрел на нее как на дочь женщины, хладнокровно убившей своего мужа. Убийцы, которая ни на секунду не задумалась о судьбе четверых детей, лишая их своим поступком как отца, так и матери. В газетных сообщениях Сьюзен изобразили безнравственной особой, вовсю веселившейся на незаконные заработки своего мужа.
Барри же представал перед читателями в образе обаятельного мошенника, настоящего лондонца, который здорово подсел на наркотики и алкоголь и вследствие этого не мог отвечать за свои действия. Как обычно, мужчине прощалось все только потому, что он мужчина. Мужчины могли быть жестокими, такими их создала природа. Ведь именно они развязывали войны. Но если жестокость проявляла представительница слабого пола, это расценивалось как нечто из ряда вон выходящее. Сьюзен стала в глазах общества злодейкой, поскольку открыто заявила на суде, что не задумываясь убила бы своего мужа снова, если бы ситуация повторилась.
Венди разрезала вишневый пирог и протянула тарелку Розель.
– Ты поедешь с нами проведать маму, это ведь теперь недалеко? – спросила девушка. Розель покачала головой:
– Не могу. Честно говоря, не вынесу встречи с ней. Венди с пониманием кивнула. Розель еле удержалась, чтобы не заплакать.
– Я жду не дождусь, когда увижу маму, Розель. Я так по ней соскучилась. Иногда по ночам я вспоминаю, что она делала для меня и остальных. О том, что сама частенько недоедала, лишь бы мы были сыты. О том, как она не отходила от наших постелей, когда мы болели. Веселила нас, когда нам было грустно. Я помню, однажды на летних каникулах мы, как обычно, были на мели, но мама устроила такой чудесный пикник… А потом пришел папа и, конечно, все испортил… В тот день он сильно ее избил. Мы, как всегда, убежали к Дорин, мы всегда прятались у нее в таких случаях. И оттуда слышали, как он кричал, как падала мебель, когда мама налетала на нее после его ударов… Я надеюсь, она послушает меня в пятницу. Если нет, то я прямо не знаю, что делать…
Розель пожала плечами:
– У твоей мамы есть, видимо, причины, чтобы так поступать.
Венди печально улыбнулась:
– Я никогда этого не забуду. Как я могу забыть, сколько добра она сделала для меня? Когда-нибудь я отплачу ей тем же.
Розель пригубила кофе и кивнула:
– Не сомневаюсь, дорогая. Не сомневаюсь.
Сьюзен наполняла кружку горячей водой, когда к ней подошла Райанна. Сьюзен ждала этого разговора уже давно, с самого первого дня своего пребывания здесь. И вот этот момент настал. Сьюзен сильно нервничала. Несмотря на свою репутацию, Сьюзен на самом деле просто играла роль отвязной бабы, дабы обезопасить себя от возможного нападения.
Волосы Райанны были заплетены в косички – сотни тоненьких плотных косичек, которые делали ее гораздо моложе и как-то мягче, нежели она была на самом деле. Она также налила в кружку кипятку.
– Ну, Далстон, какие планы? Чего ты хочешь?
Сьюзен посмотрела ей в глаза, надеясь, что Райанна не заметит, как дрожат ее руки, и с делано равнодушным видом пожала плечами.
– Все, чего я хочу, это спокойно дождаться апелляции. У меня нет ни малейшего желания делить с тобой территорию или строить козни. Ничего подобного. Но я не позволю делать мне пакости. Я готова заключить с тобой мировую, но это не значит, что я стану твоей шестеркой. Короче говоря, я просто хочу спокойно отмотать свой срок. Понятно?
Райанна рассмеялась:
– Будет тебе спокойствие, можешь не сомневаться. И если я могу быть тебе полезной, я к твоим услугам. Достану все, кроме звезды с неба. По рукам?
Райанна протянула тщательно наманикюренную руку с длинными пурпурными ногтями, и Сьюзен крепко пожала ее.
– Мне чертовски нужны сигареты.
Райанна кивнула:
– Они у тебя уже есть. На первый раз бесплатно, в знак нашего союза. Потом это будет стоить денег.
У Сьюзен гора упала с плеч.
– Айда ко мне в камеру, хлебнем кофейку? Хочешь хорошо провести время? – продолжала Райанна. – Могу устроить. Это классно помогает расслабиться. Вмиг забудешь о своих проблемах.
Сьюзен усмехнулась:
– Послушай, Райанна, девочки меня никогда не интересовали. Честно говоря, я не уверена, интересуют ли еще меня мужчины.
Чернокожая женщина рассмеялась, продемонстрировав невероятно белые зубы. Они пошли в камеру Райанны, которая, как и камера Сьюзен, располагалась на четвертом этаже. Они поднимались по металлической лестнице, пролет за пролетом, и то, что они шли бок о бок, не осталось незамеченным.
Оказавшись в камере Райанны, Сьюзен наконец расслабилась. Из маленького приемника доносилась легкая мелодия в стиле регги. Со стены смотрел Роберт Редфорд, повсюду валялись косметика и тюбики с дешевым кремом. Камера походила на спальню молодой разгульной девицы, пахло потом, табаком и духами. Но Сьюзен здесь нравилось. После трехдневного слушания классической музыки и лицезрения картин Моне она словно оказалась дома.
Глава 21
Джун, с широкой улыбкой на лице и рюмкой в руке, открыла входную дверь.
– Чем могу быть полезна, дружок? – спросила она заплетающимся от алкоголя языком.
Колин Джексон радушно улыбнулся:
– Я пришел от вашей дочери Сьюзен.
Джун подперла рукой свою необъятную грудь.
– Вы из газеты?
В ее голосе слышалась надежда на подачку. Колина передернуло: мать, которая с легкостью готова продать родную дочь за пару сотен фунтов, а то и дешевле.
– Вообще-то я ее адвокат. Мне нужно поговорить с вами. Может, пройдем внутрь?
Из недр квартиры раздался недовольный мужской голос:
– Закроешь ты эту чертову дверь или нет?!
Колин переступил порог. Снаружи дом ничем не отличался от других муниципальных построек: грязный балкон, повсюду кучи мусора, стойкий запах мочи. Но внутри все было совершенно по-другому. Белые стены, стеклянные столы, светлая кожаная мебель. Темно-коричневый ковер с длинным ворсом и шоколадно-коричневые бархатные портьеры завершали декор, на который, судя по всему, ушло немало денег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59