Ему не пришлось долго дожидаться. К концу следующего дня он внезапно подвергся нападению человек двенадцати мавров Улан – Делима, был приведен к шейху, с которым говорил теперь, и оставлен в плену, чего именно и желал.
Улан-Делим, немного понимавший по-английски, тотчас же попытался расспросить своего пленника на этом языке, и тот отвечал на вопросы самым охотным образом. Он сообщил свое имя, прибавив, что в недалеком расстоянии находится много европейцев, в том числе и его жена, которая, как очень богатая, охотно заплатит крупный выкуп за освобождение свое и мужа.
Наведенные таким образом на след, мавры вторглись в лагерь, а Рожер, руководимый добрым намерением, еще подтвердил первоначальные сведения, сообщенные Джеком Линдсеем. Этим объяснялось удовольствие шейха, когда он услышал имя одной из пленниц и новое заверение в богатстве ее семьи. Этим объяснялось также и то, что он питал достаточное доверие к заявлениям мнимого мужа, чтобы почувствовать себя поколебленным замечаниями, которые Джек начал делать ему со второго дня путешествия, прося его продлить привал на целый день.
Джек Линдсей терпеливо шел к своей цели. Предать караван в руки мавров могло быть выгодно для него только в том случае, если бы он заручился личной свободой.
Поэтому он отважился доказать шейху нелогичность его поведения, объяснил ему, что если бы он увел всех в Томбукту, то никто не имел бы возможности внести ему выкупы, которые он желает потребовать за освобождение. Что же касается, в частности, его, Джека, жены, способной, по его утверждению, уплатить значительную сумму, то как достанет ее она, когда не будет в состоянии снестись с Америкой или Европой? Не лучше ли было, если бы один из пассажиров, предпочтительно Джек Линдсей, был бы теперь же отведен под эскортом до французских владений, где ему легко сесть на судно. Тогда он поспешил бы собрать выкуп за свою жену и в то же время за других пленников, потом вернулся бы в назначенное место, например в Триполи или в Томбукту или в другое место, чтобы внести условленные за освобождение всех суммы.
Джек Линдсей всячески выдвигал эти соображения, в сущности очень справедливые, и с радостью видел, что они приняты. Шейх решил остаться отдыхать целый день с целью заняться определением суммы выкупа с каждого из пленников.
Джек приближался к цели. Этими выкупами, которые он будто бы отправится собирать, он на самом деле и не стал бы заниматься. Пусть потерпевшие крушение сами выпутываются как могут. Он же удовольствовался бы тем, что просто отправился бы в Америку, где рано или поздно смог констатировать смерть своей невестки, и как наследник хотя бы ценою кое-каких… неправильностей, сумел бы получить капитал жены своего покойного брата.
Конечно, мысль оставить столько возможных свидетелей, могущих обратиться в страшных обвинителей, если бы когда-нибудь хоть один из них очутился на свободе, не особенно улыбалась ему. Но ему не оставалось выбора в средствах. Впрочем, охраняемые жестокими африканцами и пустыней, еще более жестокой, ускользнет ли когда-нибудь хоть один пленник?
Однако еще одна трудность вставала перед Джеком. Если ему желательно было уехать беспрепятственно, то необходимо было, чтобы его отъезд состоялся с общего согласия. Шейх действительно намеревался заявить каждому из потерпевших крушение о назначенной им сумме выкупа и сообщить им имя избранного эмиссара. Джек должен был поэтому до конца играть комедию преданности, давать требуемые обстоятельствами обещания, взять письма от всех, хотя бы для того, чтобы бросить их в воду при первом удобном случае. Он не сомневался в том, что товарищи ничего не будут иметь против него в качестве посредника.
К несчастью, он посчитал это простым делом, когда думал о своей невестке. Ее согласие также требовалось, оно даже было самым главным. Сдастся ли Джеку получить его?
«Отчего же нет?» – говорил он себе. И однако, когда он припоминал, как Алиса отказалась принять имя, которое он предлагал ей, когда думал о сцене в Курраль-дас-Фрейаш, беспокойство охватывало его.
Между невесткой и им, во всяком случае, в этом отношении необходимо было объяснение. Однако его колебание было настолько сильно, что в продолжение всего этого дня он откладывал объяснение с Алисой с часу на час. Уже наступала ночь, когда, вдруг решившись покончить с этим, он переступил, наконец, порог шатра, в котором находилась Алиса.
Она была одна. Сидя на земле, подперши рукой подбородок, едва освещаемая первобытной масляной лампой, тусклый свет которой замирал, не достигнув стен шатра, она думала.
Услышав шаги Джека, она вдруг выпрямилась, и, насторожившись, стала ждать объяснения причины посещения. Но Джек стоял, смущенный. Он не знал, как приступить к делу.
С минуту оставался он безмолвным, Алиса же не делала никаких усилий, чтобы помочь ему победить стеснение.
– Добрый вечер, Алиса, – сказал наконец Джек. – Извините, что побеспокоил вас в такой час. Я должен сделать вам сообщение, не терпящее отлагательств.
Алиса продолжала молчать, не обнаруживая ни малейшего любопытства.
– Вы заметили, что караван не продолжает своего пути сегодня, – прибавил он с возрастающей радостью, – и, несомненно, удивлялись этому. Я тоже был удивлен, когда шейх объяснил мне сегодня вечером причины своего образа действий.
Тут Джек сделал паузу, рассчитывая на слово поощрения, которое, однако, не приходило.
– Как вам известно, – продолжал он, – мавры вторглись в наш лагерь исключительно с корыстной целью. Они не столько хотят обратить нас в рабство, сколько получить выкупы с тех, кто в состоянии уплатить их. Но нужно еще добыть эти выкупы, и потому шейх решил остаться здесь на время необходимое для отправления во французские владения, по его выбору, одного из нас, который собрал бы требуемые суммы и вернулся бы потом, чтобы внести их в определенное место, взамен выдачи пленников.
Джек безрезультатно сделал опять паузу в надежде, что будет прерван.
– Вы не спрашиваете меня, – заметил он, – кого из нас шейх выбрал для этой миссии?
– Я жду, что вы мне скажете, – отвечала Алиса спокойным голосом, не успокоившим, однако, ее деверя.
– В самом деле, – сказал он, делая усилие, чтоб улыбнуться.
Тем не менее он счел, что несколько дополнительных фраз не будут лишними.
– Вы должны знать, – продолжал он, – что внимание шейха особенно направлено на Долли и на вас, после того, что сообщил ему господин де Сорг. Уже тот факт, что для вас разбит шатер, мог бы, в случае надобности, убедить вас в этом. Ваш выкуп, стало быть, будет самый большой, и шейх особенно желает получить его. С другой стороны, он был очень удивлен сходством наших фамилий и долго расспрашивал меня по этому поводу. Я позволил себе солгать вроде господина де Сорга. Словом, Алиса, чтобы заручиться большей возможностью защищать вас, я сказал шейху, что я ваш муж, – увы! – это неправда.
Произнеся эти слова, Джек ждал знака одобрения или осуждения. Алиса не выразила ни того, ни другого. Она лишь слушала, дожидаясь заключения, которое он в конце концов должен был сформулировать.
– Впрочем, – вскрикнул Джек, – я был очень удивлен результатом своей лжи. Как только шейх узнал о мнимых узах, соединяющих нас, он решил, что я примусь за ваше освобождение с большей преданностью, чем кто бы то ни было из наших товарищей, и немедленно же остановил выбор на мне, чтобы послать меня за требуемыми выкупами.
Сказав все это, Джек тяжело перевел дыхание. Алиса же и глазом не моргнула.
Положительно все шло само собой.
– Я надеюсь, – продолжал он более твердым голосом, – что вы ничего не будете иметь против выбора шейха и что согласитесь вручить мне письма, необходимые для получения сумм, которые я должен буду привезти.
– Я не дам вам таких писем, – холодно заметила Алиса, еще пристальнее смотря на своего деверя.
– Почему?
– По двум причинам.
– Будьте добры сказать мне их, – с живостью воскликнул Джек, – и обсудим их как добрые родственники, если желаете.
– Во-первых, – заявила Алиса, – знайте, что я против посылки в настоящее время кого бы то ни было. Вы, кажется, забыли, что господин Морган отправился искать помощи для нас.
– Отправился, но не возвращается, – возразил Джек.
– Он вернется, – сказала Алиса тоном несокрушимой уверенности.
– Не думаю, – заметил Джек с иронией, которой не владел в совершенстве.
Алиса почувствовала, что сердце ее вдруг томительно сжалось. Энергичным усилием она одолела эту слабость и, выпрямившись во весь рост, став перед своим жалким деверем лицом к лицу, произнесла:
– Что вы об этом знаете?
Джек испугался перемены и благоразумно стал отступать.
– Ничего, очевидно, – бормотал он, – ничего… Это не более, как предчувствие… Но я почему-то убежден, что господин Морган, преуспел ли он или нет в своей попытке, все равно не вернется и что нам нечего терять время и надо пытаться завоевать свободу собственными средствами.
Алиса совершенно успокоилась.
– Я склонна думать, – проговорила она медленно, – что вы, в самом деле, имели особые сведения о геройском путешествии, которое господин Морган предпринял для общего спасения…
– Что хотите вы этим сказать? – прервал Джек дрожащим голосом.
– Может статься, – невозмутимо продолжала Алиса, – что вы правы и что господин Морган встретил смерть во время своей попытки. Все-таки позвольте мне быть другого мнения. Что касается меня, то до тех пор, пока время не подтвердит моей ошибки, я буду питать непоколебимую веру в его возвращение.
Пылкость, с которой Алиса произнесла эти последние слова, показывала, что в этом отношении она не поддастся.
– Допустим, – согласился Джек. – Однако я не вижу, в чем, собственно, возвращение господина Моргана является препятствием для комбинации, которая была мне предложена. Что мешает нам иметь на нашей стороне два шанса?
– Я, кажется, сказала вам, – возразила Алиса, – что у меня два возражения против вашего проекта. Я сообщила вам только первое…
– Какое же второе?
– Второе возражение, – заметила Алиса, выпрямляясь во весь рост, – то, что я положительно порицаю выбор посланца. Я не только не стану способствовать вашему отъезду, не только не дам вам писем, которых вы просите, но всеми силами буду противиться этому, и начну с того, что обнаружу вашу ложь.
– Право же, Алиса, – настаивал Джек, побагровевший при виде того, как проваливаются его проекты, – какое основание имеете вы, чтобы так действовать?
– Превосходное основание, – сказала Алиса. – Убеждение, что вы не вернетесь…
Джек, испуганный, отступил до самой стенки шатра. Его намерения были отгаданы, его план становился невыполнимым. Однако он сделал еще последнюю попытку.
– Какое ужасное подозрение, Алиса! – вскликнул он, стараясь придать оттенок страдания своему голосу. – Что сделал я вам, чтобы вы меня так подозревали?
– Увы! – с грустью ответила Алиса, – я еще помню Курраль-дас-Фрейаш!
Курраль-дас-Фрейаш! Значит, Алиса видела и, с тех пор осведомленная, могла читать в преступной душе своего деверя как в книге.
Джек сразу понял, что партия проиграна. Он не пытался оправдываться, зная наперед, что это бесполезно. Вся грязь поднялась из сердца его к губам.
– Хорошо! – прошипел он. – Но я не понимаю, как у вас хватает смелости попрекать меня Курралем-дас-Фрейаш. Без меня разве вы были бы спасены прекрасным молодым человеком, как в романах?
Алиса, возмущенная, не удостоила ответом своего ядовитого оскорбителя. Она ограничилась тем, что жестом приказала ему уйти, как вдруг на пороге шатра, который свет лампы оставлял в тени, раздался голос:
– Не бойтесь ничего, сударыня. Я здесь!
Алиса и Джек, вздрогнув, обернулись в сторону этого решительного и спокойного голоса, и вдруг оба издали крик, – Алиса – крик счастья, Джек – рев ярости, – когда неожиданный посетитель шагнул в круг света.
Перед ними стоял Робер Морган.
Робер Морган, живой!
Джек потерял рассудок.
– Э! – пролепетал он заплетающимся от ярости языком, – вот и сам молодой человек. Почему, собственно, может семейное недоразумение интересовать чичероне Моргана?
Робер, по-прежнему спокойный, сделал шаг в сторону Джека Линдсея. Но Алиса стала между обоими мужчинами. Гордым движением руки она водворила молчание.
– Маркиз де Грамон имеет право знать все, что касается его жены, – проговорила она, измеряя сверкающим взглядом своего беспомощного деверя.
– Вот так внезапный титул – маркиза! – сострил Джек. – Несомненно, в Томбукту сочетаетесь браком?
Но вдруг внезапная мысль пронеслась у него в уме. Если Робер здесь, то он, должно быть, не один. Лагерь, наверное, в руках французов, приведенных им, и сказанное Алисой перестает, следовательно, быть химерой, становится действительностью. При этой мысли волна ярости снова подхватила его. Он поднес руку к поясу и выхватил револьвер, которым уже однажды пытался совершить убийство.
– Вы еще не маркиза! – крикнул он, направляя дуло на Робера.
Но Алиса внимательно следила за Джеком.
Одним прыжком она очутилась около него, с удесятеренной силой уцепилась за его руку и обезоружила Джека.
Выстрел, однако раздался, но уклонившаяся в сторону пуля пробила крышу шатра.
На выстрел Джека тотчас же ответили другие выстрелы. Раздались крики, ругательства на разных языках.
Джек Линдсей пошатнулся. Пуля, неизвестно французская или арабская, направленная в шатер, поразила насмерть негодяя. Едва успел он поднести обе руки к груди, как свалился на землю.
Алиса, не будучи в состоянии понять происходившее, обернулась к Роберу с вопросом на устах. Но она не имела времени задать его.
Точно смерчем, павильон был снесен, и люди вихрем ворвались в него. Увлекаемая Робером, который тотчас же удалился в тень, Алиса очутилась среди других женщин каравана. Все они были тут, в том числе и Долли.
Впрочем, скоро Робер вернулся, сопровождаемый капитаном Рожером де Соргом и всеми другими потерпевшими кораблекрушение.
Через полчаса, собрав всех своих людей, поставив часовых, приняв все предосторожности против возвращения мавров, к группе освобожденных пленников подъехал на коне французский офицер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51