Однако, поднимаясь на спардек через несколько минут, он имел свой обычный вид и спокойным голосом приказал экипажу приняться за насосы.
Частые промеры скоро показали, однако, что вода, несмотря на все усилия матросов, поднимается приблизительно на пять сантиметров в час. С другой стороны, земля оставалась все такой же далекой.
Никто не спал в эту ночь. Лихорадочно ждали восхода солнца, которое, к великому счастью, показывается в июне очень рано.
Около четырех часов утра заметили низкую полосу земли с небольшой возвышенностью в десяти милях к юго-востоку. Этот остров, который капитан назвал Соляным, находился накануне самое большее в двадцати пяти милях. Стало быть, течение, увлекавшее «Симью», сильно уменьшилось.
Во всяком случае, как бы ни было слабо течение, оно несло судно прямо к берегу, и, делая около узла в час, к полудню приблизились на милю от мыса, который капитан определил как мыс Марпамес. В это время течение, переменив вдруг направление, пошло с севера на юг с удвоенною скоростью.
Пора уже было приблизиться к земле. Вода в этот час достигала в трюме двух метров двадцати сантиметров. Но, несомненно под влиянием тех же причин, что привели его сюда, пароход должен был застрять на каком-нибудь береговом выступе. Посадка на мель будет безопасна в такую хорошую погоду при штиле, при этой зеркальной поверхности моря.
Однако «Симью», инертный, как щепка, шел параллельно берегу, не приближаясь к нему. Повинуясь гнавшему его течению, он огибал все его извилины, все оконечности, держась на расстоянии мили от берега.
Каждую минуту бросали лот. Он показывал все время одно и то же – нет дна-значит, немыслимо было бросить якорь. Капитан кусал усы, одержимый глухой яростью бессилия.
Вид острова был не очень заманчивый. Па нем не было видно ни одного дерева, ни одного куста. Во всех пунктах, куда только мог проникнуть глаз, виден был лишь один песок. По мере того как продвигались к югу, берег понижался и становился крайне бесплодной равниной, с немногими возвышенностями.
Около половины четвертого проходили у Педра-де-Луме, довольно хорошей якорной стоянки, где покачивалось несколько рыбачьих лодок. Тщетно подавали с «Симью» тревожные сигналы. Никто не отвечал.
Два часа спустя огибали восточный мыс, и тут на пассажиров «Симью» пахнуло было надеждой: под влиянием водоворота пароход сделал сильное движение к берегу. Теперь уже самое большее пятьсот метров отделяли его от земли. К несчастью, движение это скоро остановилось и «Симью» продолжал идти вдоль Соляного острова, малейшие очертания которого были ясно видны.
Однако перед глазами открывалась настоящая пустыня без малейших признаков жизни, широко оправдывавшая мнение английского путешественника, что Соляной остров – просто песчаная могила. Низкий, серый, мрачный, он простирается почти до уровня моря, защищенный от прибоя поясом рифов.
Продолжая одинаковым ходом свой неумолимый путь, «Симью» обогнул западную оконечность острова. Через час он пройдет мимо мыса Кораблекрушения и затем опять потянется море, глубокое море, в которое пароход будет медленно погружаться.
Вдруг матрос, промерявший у кронбалков глубину моря, вздрогнул от радости. Морской профиль явно поднимался. Если это продолжится еще немного, то можно будет бросить якорь.
– Приготовьте якорь, мистер Флайшип, – спокойно обратился капитан к помощнику.
Лот, однако, не переставал показывать все меньшую глубину.
– Десять саженей!.. Песчаное дно!.. – крикнул наконец матрос.
– Отдать якорь! – скомандовал капитан.
Цепь шумно побежала по клюзу, затем «Симью» повернулся носом к северу и остановился неподвижно…
Но туристам агентства Томпсона грозила другая опасность. Пароход, на котором они находились, погружался под их ногами, вода, наполнявшая теперь трюм до половины, понемногу поднималась, и скоро палуба «Симью» должна была сровняться с океаном.
Надо было поспешить найти убежище на земле.
Однако, так как пароход был в состоянии, благодаря насосам, продержаться еще несколько часов, то приступили к методической высадке, без толкотни и суматохи. Имелось достаточно времени, чтобы очистить каюты. Ничего не забыли, не исключая самых мелких вещей. Прежде чем спасать людей, позволили себе роскошь спасти вещи.
Около половины восьмого все пассажиры, здравые и невредимые, высадились на берег. Выровнявшись в линию перед набросанным багажом, слегка взбудораженные приключением, они посматривали на море, не находя, что сказать друг другу.
Покинув судно последним, как того требуют морские правила, капитан Пип с Артемоном позади себя стоял со своими матросами, сделавшимися ему равными вследствие оставления судна. Он тоже смотрел на море, хотя поверхностный наблюдатель мог легко ошибиться на этот счет. Никогда, в самом деле, капитан еще не косился так и никогда еще не доставалось так его носу, который он по привычке мял.
Однако с тех пор, как остановили насосы, пароход все быстрее погружался. В полчаса вода заполнила полу портики кают, потом все поднималась… поднималась…
Ровно в восемь часов двадцать минут, в момент, когда солнце достигло горизонта на западе, «Симью» пошел ко дну. Без всякой драмы, без атонии, он тихо исчез в воде, которая мягко сомкнулась над ним.
Туристы смотрели на все это в оцепенении. Радостно отправиться на Канарские острова и попасть на песчаную мель на архипелаге Зеленого Мыса – нечем в самом деле было похвастать. Если бы еще им пришлось бороться с бурями, если бы даже судно их наскочило на рифы!.. Но нет, ничего этого не произошло. Природа не переставала казаться благосклонной: лазоревое небо, легкий бриз, милостивое море…
А между тем они торчали тут, на пустынном берегу.
Слыханное ли дело подобное кораблекрушение! Можно ли вообразить себе что-нибудь более нелепое?

Глава девятая
Томпсон превращается в адмирала

Ночь прошла довольно хорошо для бывших пассажиров «Симью». За неимением коек мягкий песок послужил им ложем для сна.
Первые лучи рассвета разбудили самых ленивых. В один миг все встали, спеша узнать, на что им надеяться или чего опасаться.
Суровая правда предстала перед ними с первого взгляда: со всех сторон их окружала пустыня. Впереди лежало море без единого паруса. Над водой торчали верхушки мачт «Симью», корпус которого покоился на двадцатиметровой глубине.
С другой стороны, пустыня тоскливостью своей сжимала сердце. В месте, где они пристали, она выступала узкой оконечностью. Примыкая на севере к бесплодной земле, окруженная морем с трех других сторон, это была лишь песчаная коса шириной всего в милю, пораженная зловещим бесплодием вследствие присутствия в ней соли и усеянная ее проказными налетами.
«Какой помощи ждать в такой местности?» – спрашивали они себя тоскливо, не находя удовлетворительного ответа. К счастью, капитан Пип бодрствовал за всех. Как только пассажиры встали, он собрал их вокруг себя и вкратце объяснил им положение вещей.
Оно было просто.
В силу обстоятельств, которые всем известны, туристы выброшены на юго-восточный берег Соляного острова, почти у оконечности мыса Кораблекрушений. Так как остров этот не имеет культурных поселений, то надо подумать о способах как можно скорее покинуть его.
Пока же, согласно его указаниям, господин Морган в сопровождении боцмана с час тому назад уехал на маяк, поднимающийся на оконечности Южного мыса на небольшом расстоянии от места катастрофы. Там посланные соберут необходимые сведения и постараются раздобыть съестные припасы. Остается только ждать их возвращения.
Сообщение капитана заставило его слушателей вспомнить о том, что они умирают с голоду. Среди нравственной сумятицы, в которую повергло их приключение, они немного забыли о нем. Одного слова достаточно было, чтобы возбудить аппетит, который вот уже пятьдесят часов ничем не утолялся.
Однако оставалось лишь терпеть, потому что не имелось никакого средства, чтобы унять голод. Туристы бесцельно ходили взад и вперед по берегу в томительном ожидании.
Только около восьми часов Робер и боцман вернулись из своей экспедиции, сопровождаемые повозкой, которую тащил мул и которой правил кучер-негр. Груз этой повозки, состоявший из самых различных съестных припасов, на минуту привлек общее внимание.
Поднялась толкотня, и Томпсон должен был вмешаться, чтобы раздача пищи происходила в полном порядке. Наконец каждый унес свою долю и в продолжение долгого времени царило молчание, нарушавшееся лишь стуком челюстей.
Пипербом был в особенности превосходен с четырехфунтовым хлебом в одной руке и с целым бараньим филе – в другой; он поднимал и опускал свои руки с правильностью паровой машины. Несмотря на голод, остальные туристы оцепенели от изумления при виде такого механического поглощения пищи.
Но Пипербом очень мало интересовался эффектом, который производил. Руки его продолжали невозмутимо работать. Постепенно хлеб и филе уменьшались.
Они исчезли одновременно. Тогда Пипербом потер руки и закурил трубку как ни в чем не бывало.
Пока пассажиры и экипаж утоляли голод, капитан при посредстве Робера совещался с туземцем, хозяином повозки. Добытые сведения были далеко не утешительного характера.
Соляной остров представляет собой своего рода степь в двести тридцать три квадратных километра, на которой еще меньше столетия тому назад не было ни одного живого существа. К великому счастью для потерпевших кораблекрушение, один португалец лет пятьдесят тому назад возымел мысль эксплуатировать соляные копи, которым остров обязан своим названием, и эта промышленность привлекла туда около тысячи поселенцев. Рыбаки или большей частью рабочие не составили нигде настолько значительного населения, чтобы оно заслуживало названия города или даже местечка. Тем не менее на берегу залива Мордейра, превосходной якорной стоянки на западном берегу острова, несколько домов образовали уже подобие поселка у конечного пункта рельсовой колеи, по которой вагонетки под парусами доставляли до морского берега соль. В этой-то деревушке, лежащей всего в пятнадцати километрах, только и можно было найти кое-какую помощь.
Получив эти сведения, Томпсон тотчас же уехал с туземцем с целью подрядить несколько повозок, чтобы забрать людей и багаж. Тем временем пассажирам ничего не оставалось делать, как возобновить утреннюю прогулку. Но теперь состояние желудков развязывало языки, и каждый дал волю своему настроению. Одни были спокойны, другие – грустны, третьи – взбешены.
Исключительное явление – лицо мистера Абсиртуса Блокхеда не выражало, по обыкновению своему, безграничного довольства. Да, почтенный бакалейщик был меланхоличен или по крайней мере озабочен. Он, казалось, был не в своей тарелке и бросал взгляды во все стороны, как если бы потерял что-нибудь. Наконец он не выдержал и, обратившись к Рожеру де Соргу, который внушал ему особенное доверие, спросил:
– Мы ведь, сударь, у архипелага Зеленого Мыса? Не так ли?
– Да, сударь, – отвечал Рожер, не зная, куда тот клонит.
– Тогда где же самый мыс-то? – вскрикнул вдруг Блокхед.
– Мыс? – повторил изумленный Рожер. – Какой мыс?
– Как же, Зеленый Мыс! Не каждый день приходится видеть Зеленый Мыс, а мне хотелось бы показать его Эбелю.
Рожер подавил сильное желание рассмеяться.
– Увы, сударь, должен вас огорчить, – сказал он, приняв унылую мину. – Эбель не увидит Зеленого Мыса.
– Почему? – спросил Блокхед разочарованно.
– Он в починке, – хладнокровно заявил Рожер.
– В починке?
– Да, его краска начинала сходить. Вот его и отправили в Англию, чтобы перекрасить.
Блокхед посмотрел на Рожера с изумлением. Но тот геройски выдержал серьезность, и бакалейщик был убежден.
– Ах! – воскликнул он лишь с тоном сожаления, – нам, право, не везет!
– В самом деле! – согласился Рожер, задыхаясь от смеха, пока его потешный собеседник возвращался к своим.
Среди взбешенных, естественно, выделялись Бекер и Хамильтон. Им действительно все это было на руку. Откуда исходили все эти несчастья, если не от жадности и легкомыслия Томпсона? Это было неопровержимо, и поэтому к партии Бекера примыкало большинство пассажиров.
Даже в Джонсоне он открыл неожиданного союзника. До сих пор непритязательный, Джонсон, казалось, взбеленился. Он кричал еще громче, чем Бекер, распространялся в ругательствах против Томпсона и его агентства, без счету повторял клятву таскать его по всем английским судебным инстанциям.
– Этот пьяница, «гидрофил» и «геофоб», злится за то, что он поневоле должен был сойти на сушу, – сказал, смеясь, Рожер, наблюдавший группу возмущавшихся.
Рожером не могли овладеть ни грусть, ни гнев. Хорошее настроение и тут не покинуло молодого офицера, и он продолжал шутить.
– Джонсон – единственный человек, который имеет право жаловаться, – серьезно заявил Рожер. – С его стороны это по крайней мере понятно. Другие же!.. Что сделалось им от этого? Я лично нахожу это путешествие просто восхитительным. Вон наш пароход, ставший парусным судном, потом подводным, и я с нетерпением жду момента, когда он превратится в воздушный шар…
– Да здравствует воздушный шар! – вскрикнула Долли, захлопав в ладоши.
– Это мне кажется слишком невероятным, – меланхолически заметил Робер. – Конец «Симью» отмечает и конец нашего путешествия. Мы рассеемся сообразно средствам сообщения, которые предложены будут нам, чтобы добраться до Англии.
– Зачем нам рассеиваться? – отвечала Алиса. – Мистер Томпсон, я полагаю, отправит на родину своих пассажиров, посадив их на первый отходящий почтовый пароход.
– Пассажиров – конечно, – возразил Робер, – но экипаж и ваш покорный Слуга – другое дело.
– Ба! – заключил весело Рожер. – Придется подождать немного, пока подвернется отходящий почтовый пароход. Во что я мало верю. Это было бы слишком просто. Я держусь воздушного шара, который кажется мне бесконечно вероятней.
Около часа пополудни Томпсон возвратился, приведя с собой штук двадцать экипажей всевозможных образцов, запряженных мулами и управляемых кучераминеграми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51