– А вы что, энтомолог?
– Нет.
– Вы просто любите природу?
– Знаете, когда чем-нибудь заболеваешь, то непременно хочется узнать о своей болезни все.
– Я не болезнь.
– А кто вы? Или что вы?
– Все-таки – кто, – уточнил Hiprotomus. – Я существо одушевленное. Я – не болезнь! Я – приобретение.
Я промолчал и стал наблюдать за снующими по плодородному пятачку птицами. Их было уже несколько десятков. Жирные, они старались опередить друг дружку и выхватить из-под клюва соперника понравившуюся крошку.
– Вы что, не склонны считать, что я приобретение? – поинтересовался жук.
Неопределенно пожав плечами, я оторвал от рогалика поджаристую корку и запустил ею в птичье месиво. Трусливые на миг взлетели, а затем вновь рухнули к кормушке, расталкивая смелых.
– В общем, ваше дело, за кого меня принимать, – согласился Hiprotomus. – Как говорится, время покажет.
Я почувствовал, как жук зашевелился под кожей, словно принимал более удобное для себя положение.
– Я принадлежу к семейству жуков-рогачей-зимников, – признался жук. – Мы единственный вид, который может существовать при самых лютых морозах. Причем мы не впадаем в коматозное состояние спячки, ожидая оттепели, а существуем активно, как и в благополучные сезоны.
– А как вы выглядите? – спросил я.
– Вы имеете в виду внешне?
– Ага.
– Обыкновенно. Чем-то похож на майского жука. Только рога больше, панцирь крепче. Кстати, в моем панцире содержится огромное количество полезных лекарственных веществ.
– В самом деле?
– Определенно. Пока я нахожусь в вашем организме, вы защищены от простуды. Вам не страшны ни респираторные заболевания, ни даже грипп! Мои выделения способствуют нормализации почечного давления. Так что теперь вы понимаете, что я – приобретение?
– Теперь – да.
– У меня шестнадцать ножек. На каждой по сорок чувствительных рецепторов, которые способны определять климатическое состояние окружающей природы и передавать в мой мозг ее параметры. В зависимости от погодных перемен я могу регулировать защитные силы своего организма… Кстати, – жук опять шевельнулся, от чего я недовольно поморщился, – у меня нет крови и нет глаз.
– Я знаю, что в насекомых нет крови! Помню, в детстве частенько давил каблуком жуков-короедов. Оставалось только такое белесое мокрое пятно.
– В общем-то это не делает вам чести, – ответил Hiprotomus.
– А как же вы ориентируетесь в пространстве? – полюбопытствовал я. – Без глаз-то!
– Мои рога – передатчики ультразвукового сигнала, с помощью которого я прекрасно перемещаюсь. Чтобы вам было понятно, я посылаю сигнал, и он, отразившись от препятствия, вновь возвращается ко мне. Чем ближе препятствие, тем быстрее он возвращается.
– Примитивное устройство.
– Какое есть, – отрезал жук. – Кстати, сейчас я прекрасно вижу! – уточнил он. – Пользуюсь вашими глазами.
Забросив очередную порцию хлеба в голубиную свалку, я закрыл глаза и мысленно спросил:
– А сейчас видите?
– Нет, конечно.
Я вновь открыл глаза и заметил среди голубей какую-то ярко окрашенную птичку, которая в отличие от остальных не склевывала с асфальта крошки, а поглядывала в мою сторону, подергивая зеленой с хохолком головкой.
Потерявшийся попугай, – решил я.
– Что вы говорите? – спросил жук.
– Ничего. Это я сам с собой. Позвольте спросить вас?..
– Пожалуйста.
– В какой связи находятся наши с вами органы чувств?
– Органы чувств? – задумался Hiprotomus. – Да, пожалуй, не в значительной. Зрение, как я уже говорил, да возможность общаться через общий нерв.
– И все?
– А что, вам недостаточно этого?
– Знаете, – искренне признался я, – я бы вовсе обошелся без вас!
– Грубо. Посмотрим, что вы скажете в будущем.
– А я думал, что мы переговариваемся телепатически!
– Нет, – пояснил жук. – Телепатия здесь ни при чем. Когда вы произносите что-то про себя, еле заметные колебания голосовых связок передаются мне по «тонкому» нерву и я их воспринимаю!
– А как же я принимаю вашу речь? У вас что, тоже есть голосовые связки?
– Дело в том, что мои рога способны колебаться с такой частотой, что получается подобие человеческой речи…
– По-моему, все это чушь! – разозлился я. – Не знаю, зачем вам нужно меня обманывать! Какие-то колебания выдумали!.. Через «тонкий» нерв!..
От охватившего меня раздражения я поднял над головой правую руку и с удовольствием потряс ею.
– Вы – врете! – крутил я локтем. – Вы воспринимаете слова именно телепатически, но хотите, чтобы я считал по-другому, дабы подслушивать мои мысли!
– Вовсе нет! – воскликнул жук. – И не трясите, пожалуйста, рукой!
– Нет?!. А когда я подумал о попугае, вы тут же среагировали на мою мысль!
Я так тряхнул рукой, что Hiprotomus отчаянно вскрикнул.
– Перестаньте, пожалуйста! Ну, вы правы! Ну, пусть я вас обманул! – ныл жук, а я продолжал взмахивать рукой, пока не привлек внимание какого-то прохожего. Он тоже помахал мне в ответ, вероятно принимая за знакомого. – Прошу вас, перестаньте! – умоляло насекомое.
Вернув правую руку обратно на подлокотник коляски, я, все еще злой, глубоко задышал, стараясь успокоить нервы.
– А вы не дурак, – сказал жук, когда мой пульс восстановился, а ноздри перестали раздуваться.
– Слава Богу.
– Поверьте, – оправдывался жук, – подслушивать ваши мысли вовсе не самоцель для меня!..
Я обиженно молчал и смотрел на пеструю птичку, которая казалась мне теперь не попугаем, а скорее – канарейкой. Птица по-прежнему не обращала внимания на голубиную свалку, а стояла, приподнявшись на своих тонких лапках, вытягивала головку с хохолком на зобастой шее и заглядывала мне издали в глаза.
– Поверьте!
– Тогда скажите, какая ваша истинная цель!
– Это не так просто объяснить! – продолжал оправдываться Hiprotomus. – Но вам ничего не угрожает!..
– Либо вы говорите о своей истинной цели, либо…
– Либо что? – спросил жук, и я почувствовал, что настроение его изменилось. В голосе или имитации такового послышались стальные нотки. – Вы хотите предъявить мне ультиматум? Или припугнуть меня? Ну что ж, пробуйте!
А что, собственно, я могу ему сделать? – задумался я. – Какой ультиматум выдвинуть?.. Ни вырезать это гадкое насекомое из-под кожи, ни что-либо другое сделать с ним я не могу. Врач предупреждал, что любые радикальные средства приведут мой организм к серьезным последствиям. Полному параличу или слепоте с глухотой. Остается лишь махать рукой, доставляя жуку мелкий дискомфорт. Да и рука может в конце концов оторваться!..
Внезапно жук пронзил мою кожу своей иглой, и я вскрикнул на весь сквер отчаянно, распугивая насытившихся голубей. Лишь маленькая цветная птичка не испугалась, а раскрыла свой клюв, показывая тонкий загнутый язычок.
– Это чтобы вы понимали, что я могу делать в ответ, когда вы машете рукой! – пояснил Hiprotomus. – И спешу вас предупредить – в моем арсенале возмездия достанет еще средств причинить вам массу неприятных ощущений! Поверьте мне на слово!..
– Какого хрена! – заговорил я вполголоса. – Какого хрена вы вторгаетесь в мою жизнь! По какому праву пользуетесь моим телом, да еще при этом угрожаете мне, доставляя физические мучения, таракан вы этакий!
Игла вновь пронзила мою кожу, и дернулось мучительной болью все тело.
– Это вам за таракана! – объяснил жук и ткнул шипом еще раз. – А это на будущее!
То, что произошло дальше, я назвал охотой за саранчой. Когда первая болевая волна откатилась, я увидел, как маленькая цветная птичка щелкнула клювом, пряча язычок, затем распрямила острые крылья, оттолкнулась своими тонкими ножками от земли, взлетела мгновенно до верхушки дуба и упала с высоты камнем на меня. Она зацепилась за мою правую руку и с неистовым отчаянием принялась расклевывать рукав куртки, вонзая в болонью острую стрелу своего клюва.
– Уберите ее! – завизжал жук. – Сверните ей немедленно шею!
От наблюдаемой картины я на мгновение оцепенел, затем, видя, как гибнет куртка, махнул в гневе на птицу левой рукой, отгоняя ее от себя, но маленькая негодница, отлетев на несколько метров, развернулась и, опять набрав высоту, отчаянно ринулась в атаку.
– Раздавите ее! – вопил в испуге Hiprotomus. – Иначе вас парализует так, что вы даже моргать не сможете!
– Кыш! Кыш! – шипел я, пытаясь поймать птицу в ладонь.
Один раз ей все-таки удалось проткнуть своим клювом куртку и пиджачную материю под ней. Я почувствовал, как чиркнул клюв, оставляя на коже царапину, впрочем неглубокую.
– Она клюнула меня! – изумился жук. – Она клюнула меня!
В конце концов я изловчился и, достав птицу краешками пальцев, отбросил шлепком ее крошечное тельце на несколько шагов в сторону. Птичка отлетела к кустам, захлопала по земле крылышками, закрутилась вокруг себя, как будто пыталась избавиться от чего-то ей мешающего.
Не убил ли я ее ненароком?
Я вовсе не хотел этого делать, а потому смотрел на дергающуюся в грязи птичку с сожалением и очень хотел, чтобы она пришла в себя и улетела восвояси.
– Ишь ты, дрянь какая! – не успокаивался жук. – Мне кажется, что она достала до моего тела.
– А ведь она выклевать вас хотела! – сказал я с неким удовлетворением.
– А что вы радуетесь? Не вижу повода для злорадства!.. Если бы она меня… э-э-э… съела, то ваше и без того немощное тело сейчас бы слепло и глохло в инвалидной коляске!
С этим я не мог не согласиться, а потому молча наблюдал за тем, как птичка все-таки поднялась на свои ножки, покачалась из стороны в сторону на тонких, а затем оттолкнулась от земли и, виляя, на низкой высоте полетела в свою сторону.
– Поеду домой, – решил я.
– Правильно, – согласился Hiprotomus, и мы покатились к шоссе, чтобы остановить такси.
Возле дома я купил питу с кусочками говядины, полил ее майонезным соусом и без особого аппетита принялся есть.
– Что-нибудь вегетарианское было бы полезнее для вас! – прокомментировал жук. – Салатик какой-нибудь овощной или винегрет!..
– Не ваше дело! – огрызнулся я.
Жук вздохнул.
– И чего вы все время такой грубый?!. – с сожалением то ли спросил, то ли констатировал он.
– Скажите, это ваших рук дело, – я опять на мгновение запнулся, – или лап, в общем, как угодно. Это вам я обязан галлюцинацией несколько дней назад?
– Какой именно?
– Погибший под колесами пролетки мальчишка.
– Ах, мальчишка! – вспомнил Hiprotomus. – Мальчишка с вашей физиономией!
И тут я понял, что показалось мне тогда знакомым в погибшем подростке. Он был очень похож на меня в детстве.
– Моя работа! – признался жук. – Вам было тогда скучно, и хотелось развлечь вас каким-нибудь пустячком!
– А почему подросток был с моей физиономией?
– Да за-ради баловства одного!.. К тому же в какой-нибудь из параллельных жизней с вами вполне могло произойти нечто похожее!..
Питу я запил стаканом минеральной воды и, взяв с прилавка зубочистку, принялся за гигиеническую процедуру.
– Все-таки переходите на овощи, – увещевал Hiprotomus. – Всякая капустка, помидорчики с огурчиками позволяют быть менее восприимчивым к галлюцинациям!
Придя домой, я снял с себя куртку, пиджак, закатал рукав свитера и рассмотрел руку. Через шишку, как раз через ее середину, шла бордовая царапина, проделанная клювом маленькой птички. Царапина была не глубокая, но я для профилактики решил смазать ее перекисью водорода. Жидкость зашипела, испаряя следы крови, а я поспешно принялся дуть на руку, в которой теперь жил Hiprotomus Viktotolamus, мой новый сосед.
Улегшись на кровать, я включил телевизор и, пощелкав программами, оставил канал для Путешественников.
– Господин Hiprotomus, – спросил я, – вам нравится смотреть телевизор?
Жук не отвечал.
– Вы любите спорт или художественное кино?
Жук по-прежнему молчал.
Заснул, что ли? – подумал я. – Умаялся, бедный, сегодняшним днем и теперь почивает в моей жировой прослойке! Ну да и Бог с ним!..
Канал для Путешественников показывал восхождение группы итальянских альпинистов на Джомолунгму. Вся трудность восхождения состояла в том, что скалолазы штурмовали вершину с западной стороны горы в условиях плохой видимости, обусловленной весенним временем года… Камера оператора запечатлела гибель одного из участников экспедиции. Маленький итальянец по прозвищу Ящерица – синоптик в огромных солнцезащитных очках, поскользнулся на склоне в сорок пять градусов и, упав, покатился под гору. Все бы кончилось хорошо, если бы Ящерица при падении не выпустил из рук горный молоток, которым он мог зацепиться за снег и замедлить свое скольжение. Так или иначе, маленький итальянец пытался цепляться за снег руками, но, обветренный, тот был тверд, как лед, и Ящерица, то переворачиваясь на живот, то на спину, катился под откос все скорее, как чемпион-саночник. Финальной точкой его жизни стал взлет над пропастью. Джомолунгма трамплином выстрелила итальянца в небо, и целых тридцать шесть секунд он парил в пространстве, сопровождаемый собственным криком, пока наконец не рухнул на острые скалы, похожие на гигантские зубы аллигатора.
Как истинный профессионал, оператор экспедиции снял эту сцену до конца, а также запечатлел скорбные лица коллег-альпинистов.
Утомленный сегодняшним днем, я заснул под телевизор, и снился мне мой товарищ Бычков. Оказывается, это он был тем итальянским альпинистом, разбившимся о скалы.
Но ведь Бычков-русский! – удивлялся я сквозь сон. – И ростом он выше, нежели скалолаз!.. Вероятно, я сплю и мне все это снится.
– Просыпайтесь! – услышал я команду. – Просыпайтесь!
Я открыл глаза и оглядел комнату, решив со сна отыскать в ней Бычкова. Но в комнате, конечно же, никого не было, лишь по-прежнему работал телевизор, рассказывая зрителям про жизнь тропического леса.
– Проснулись? – спросил жук.
Я покашлял.
– Часа два проспали… Сейчас уже такое время, что если спать дальше – рискуете не заснуть ночью!
На экране телевизора, во всю его ширь, простирался влажный зеленый лист какого-то тропического дерева. На самой его середине, слегка пошевеливая длинными усиками, сидело насекомое с красными крылышками.
– Сделайте погромче! – попросил жук.
Я увеличил в телевизоре звук, и из его динамиков послышались скрипы и клекотания, издаваемые тропическим насекомым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39