И вообще вся эта встреча прошла для него точно во сне. Он запомнил немногое, только сохранил впечатление, что длилась встреча долго. Наверное, несколько часов.
Почему-то (а в самом деле, почему? Вспомнить бы причину!) он последовал за Азорой в безлюдную старую часть города, которую ему никогда прежде не доводилось посещать. Там стояли сооружения незапамятной древности; они были гораздо старше города, разросшегося вокруг. Суеверный народ обходил развалины стороной. Их давно объявили запретными, и городская стража зорко следила за тем, чтобы туда не совались ни бродяги, ни любопытные. Но в тот вечер Ламици с Азорой незамеченными миновали патруль. Стражники смотрели куда-то сквозь них, точно они были пустым местом. Ламици было очень не по себе, однако он шел.
Азора провела его в полуразвалившееся старое здание. Без сомнения, здесь когда-то был храм – аскетически простой, без украшений и какой-либо обстановки. Азора произнесла несколько слов, и тяжелый каменный блок у дальней стены стал поворачиваться, открывая проход в извилистый коридор. Ламици сразу поразил резкий контраст между роскошным убранством коридора и скудостью внешнего покоя. Серый каменный пол здесь покрывали пышные ковры цвета запекшейся крови, а на стенах виднелись более чем странные факелы. Они горели ровным зеленым огнем и совсем не давали дыма. Ламици проследовал за Азорой к двойным бронзовым дверям высотой почти в два его роста. Деревянные ручки, покрытые невиданной резьбой, соединял увесистый замок. По слову Азоры замок открылся, и двери разошлись, как если бы изнутри их распахнул невидимый великан…
…И евнуха окатила волна невыносимого смрада, хлынувшего из-за двери. Желудок Ламици едва не вывернулся наизнанку прямо перед порогом, так разило из-за дверей смертью и разложением. Ему захотелось бежать, немедленно бежать прочь… Он не побежал, потому что более не был хозяином себе самому. Он вошел следом за Азорой во тьму, лежавшую за порогом. Странная женщина зажгла несколько дюжин свечей, расположенных ровным рядом вокруг массивного предмета, занимавшего середину чертога. Когда глаза Ламици привыкли к сумрачному полусвету, он рассмотрел, что таинственный предмет был алтарем и что он-то и являлся источником омерзительной вони. Щурясь, он попытался разобрать непонятные символы, высеченные на его поверхности, но тут Азора повернулась к нему и заговорила.
– Я знаю, евнух, кто ты такой и чего ты желаешь, – сказала она. Ее прекрасный, полнозвучный голос отдавался под сводами неестественным эхом. – Я знаю все это, ибо я – жрица мутари высокого посвящения. Я привела тебя сюда, ибо ты можешь доставить мне нечто такое, в чем я нуждаюсь. Если ты это сделаешь, я употреблю свое могущество для свержения нынешнего короля и замены его другим, по твоему выбору.
– Ты в самом деле настолько могущественна?.. – изумленно спросил он и сразу пожалел о вырвавшихся словах. И поспешно спросил: – Как… как же я могу послужить тебе?..
– Король тебе доверяет, – ответила мутари. – Ты имеешь свободный доступ во дворец. Более того, король поручил тебе заниматься образованием его дочери. Я дам тебе мазь: если втереть ее в кожу женщины, она крепко заснет. Коснись этой мазью тела принцессы. Когда ока заснет, ты доставишь ее сюда ко мне.
– Но если меня увидят?.. И почему ты, при твоей волшебной силе, не…
– Не сделаю этого сама? – перебила она. – Дело в том, что от женщины невозможно скрыть мое истинное лицо. К сожалению, природа мутари накладывает некоторые ограничения.
– Твое… как ты сказала? Твое истинное лицо?.. – пробормотал он потрясение.
Вот тогда-то это и произошло. Она откинула капюшон и стащила с рук перчатки. А потом улыбнулась, показывая ряды угольно-черных зубов. Еще Ламици понял, что первое впечатление было верным: ее глаза действительно светились, прямо полыхали оранжево-алым, как горячее железо, только что вынутое из горна. Ногти жрицы тоже оказались черными как сажа. Это при том, что кожа у нее была нежнейшей белизны…
Евнух навсегда запомнил охвативший его ужас. Он едва не обмочился тогда, словно перепуганный младенец.
– Теперь ты знаешь, евнух, что я такое, – говорила между тем жрица. – Никто не должен видеть меня. Жрецы Митры – исконные враги мутари, а мне некогда тратить на них время. Знай еще: дела этой страны меня не касаются. Мне все равно, кто станет пасти стада двуногих овец. Меня заботят совсем другие дела, которых ты, с твоим убогим человеческим рассудком, не поймешь все равно. Все, что ты должен сделать, – это доставить мне девушку. Целую и невредимую. Долго, очень долго ждала я такой возможности… Белокожая, золотоволосая девственница, дочь короля, правящего этим городом! Так написано, и пророчество не обмануло!..
Знай же, евнух: если ты будешь слушаться меня, никто не увидит тебя и никакое подозрение тебя не коснется. Приведи ее ко мне. Когда я с вей покончу, распорядись ее телом так, как сочтешь нужным. А потом я устрою так, что король скончается от изнурительной болезни. От тебя ничего больше не потребуется. Ничто не сможет его излечить, в том числе и бессильные молитвы полоумных жрецов Митры к их смехотворному божку. Эльдран умрет, и народ выберет себе нового короля…
Объяснив Ламици свой план, Азора дала ему два ключа. Один приводил в действие механизм, отодвигавший каменный блок в помещении храма. Другой подходил к замку в дверях, что вели в алтарный чертог. Еще она вручила ему небольшую баночку мази. Когда Ламици наконец выбрался из развалин и вернулся во дворец, час был очень поздний, и голова у евнуха раскалывалась от боли. Проснувшись на следующее утро, он готов был решить, что вчерашнее ему попросту приснилось. Но баночка и ключи лежали на ночном столике – зримое свидетельство реальности жрицы мутари. Он поспешно спрятал то и другое в тайник – за кирпич, вынутый из стены спальни…
Теперь, по прошествии нескольких недель, его часть сделки была исполнена. Теперь настал черед Азоры исполнить обещанное. Стоя у дворцового окна, Ламици смотрел на огромное золотое солнце, встававшее из-за далеких гор на востоке. Теплые утренние лучи ласкали в небе пухлые белые облака. «Вот он, – думал Ламици. – Вот он, долгожданный рассвет новой эпохи. Эпохи, когда имя Бритунии прогремит по всей земле. Наконец-то мои старые глаза узрели этот рассвет…»
Улыбнувшись готовой сбыться мечте, евнух отвернулся от окна и поспешил по коридору к личным покоям Эльдрана. Как-то чувствует себя нынче его величество, не заболел ли ненароком?..

ГЛАВА 3
ЦЕЛИТЕЛЬ И ВОИН

Конан проснулся от едва слышного звука закрывающейся двери. Он проспал несколько часов, но пробуждение было мгновенным и полным. После того, что ему выпало перенести минувшим вечером, большинство цивилизованных людей очнулось бы, что называется, с глазами в кучку. Конан был свеж и готов к немедленному действию, как лесная пантера.
Его рука привычным движением нащупала рукоять меча: мало ли что могло приключиться в следующий момент! Он слегка вздрогнул, попытавшись сжать кулак. Пальцы не повиновались ему, казалось, ниже локтя висел сплошной ком тупой, глухо пульсирующей боли. Голова тоже болела, но эта боль была привычной и понятной: не зря же он давеча осушил два кувшина вина. Зато во рту было сухо, точно в заморийской пустыне.
Напрягшийся варвар отчасти успокоился, когда понял, что шум, разбудивший его, был порожден возвращением Ивэнны: по всей видимости, девушка привела лекаря. Мужчина, вошедший с нею вместе, был одет как жрец Митры, но казался гораздо моложе большинства жрецов, которых Конан до сих пор видел. Одежда его выглядела потрепанной в дальнем пути, но чистой, на ногах были чиненые-перечиненые сандалии. Серьезное светлокожее лицо обрамляли длинные рыжевато-русые волосы, густая бородка и усы красиво курчавились. Он держал в правой руке тяжелый, окованный железом березовый посох, а с левого плеча свисала большая кожаная походная сумка. Жрец был подпоясан веревочным кушаком, и никакого оружия при нем не было заметно.
Конан неторопливо слез с мехового ложа и прошел в угол комнаты, где стоял большой кувшин с водой. Прислонив меч к стене, он поднял кувшин здоровой рукой и напился.
– Конан, – озабоченно обратилась к нему Ивэнна, – это Мадезус, тот самый целитель, о котором я тебе говорила вчера. Ему можно доверять: он никому не расскажет, где ты находишься.
Варвар с большим подозрением оглядел молодого священнослужителя.
– Значит, Мадезус, ты жрец? – спросил он, кивая на его облачение.
– Я был жрецом, – прозвучало в ответ. – Три года назад в Коринфии я действительно служил в храме Митры. Теперь я – просто Мадезус, именуемый также Целителем. Я ношу эти одеяния по праву и по своему свободному выбору и по-прежнему являюсь верным поклонником Владыки Света… – Ему явно не хотелось пускаться в дальнейшие объяснения, и он переменил тему: – Твое запястье… Перелом очень скверный. Позволь мне заняться им, и я не буду надоедать тебе больше, чем необходимо. Ивэнна совершенно права: я никому не выдам тебя. Я целитель, меня учили помогать страждущим, а не допрашивать и выдавать.
Он расстегнул свою сумку и принялся расставлять на столике всевозможные пузырьки, коробочки, баночки и еще множество непонятных предметов. Попросив Ивэнну налить из кувшина воды, жрец нашел в сумке несколько свечей и зажег их.
Конан недоверчиво хмурился, но помалкивал. Если целитель обманывал, все равно поздно было что-то предпринимать. Да он и так собирался как можно скорее уносить отсюда ноги. Шут его знает, со стражников станется перерыть весь хренов город в поисках мнимого убийцы принцессы. А вылечит его или нет этот молодой жрец, особого значения не имело. В любом случае, с одной рукой или с двумя, он отыщет Хассима и рассчитается с ним за паскудство. Отправит его торговать краденым в преисподнюю…
Киммериец вновь посмотрел на стол, где Мадезус как раз смешивал какое-то тошнотворного вида снадобье. Запашок у зелья был еще тот.
– Пожалуйста, протяни руку… нет, не так, ладонью вверх… – Мадезус натер приготовленной мазью распухшее, обезображенное запястье, потом взял его в ладони. Закрыл глаза, склонил голову и начал: – Отче Небесный, Даритель Света и Жизни, Защитник Правды, услышь молитву смиренного слуги Твоего…
Несколько минут он нараспев произносил священные слова молитвы. Вскоре Конан ощутил странное покалывание в предплечье, и волосы у него на затылке непроизвольно зашевелились. Варвар никогда не доверял сверхъестественному и, вообще говоря, побаивался его. Ему до смерти захотелось выдернуть у целителя руку и послать его подальше со всеми его штучками. Он удержался, хотя и не без труда. Он ничего не имел ни против Митры, ни против его почитателей. У самого у него был совсем другой бог – угрюмый Кром, обитавший под стылыми серыми кряжами Бен Мора, что в Киммерии. Его народ редко беспокоил Крона молитвами. Кром давал своим детям при их рождении один-единственный подарок: волю сражаться и убивать. Молить свирепого бога о чем-либо еще считалось недопустимым признаком слабости. Конан весьма сомневался, что Кром вообще обращал внимание на молитвы…
Наконец Мадезус завершил молитву и выпустил запястье киммерийца. Лоб жреца усеяли крупные бисерины пота; он вытер лицо ладонью, и было заметно, как дрожала его рука. Вылив в чашку с водой содержимое небольшого фиала, Мадезус выпил. Скоро его руки перестали дрожать. Заметив озадаченное выражение на лице Конана, священнослужитель улыбнулся и ободрил его:
– Исцеляющая молитва коротка, но отнимает немало сил. Попробуй пошевелить пальцами, друг мой.
Конан послушно сжал правую руку в кулак, потом расправил ладонь. Пальцы, хотя и неохотно, все же повиновались. Запястье было все еще багрово-синим и вздувшимся, но опухоль быстро спадала. Конан решил про себя: что бы там ни представлял собой этот жрец, шарлатаном он не был уж точно. Он ворчливо поблагодарил Мадезуса, а потом спросил:
– Чем заплатить тебе за лечение?
– Лично я, – был ответ, – не могу принять никакой платы. Однако ты должен вручить мне нечто для приношения в храм. За подобную услугу, оказываемую иноверцу, жрецы обычно берут три золотых. К сожалению, воздействие молитвы скоро прекратится, если я не получу ничего.
Конан хотел было возразить, но вовремя прикусил язык. Жизнь уже приучила его не пускаться в споры со священниками и колдунами. К тому же накануне он выиграл в кости вполне приличную сумму. Его кошелек всегда пустел с той же легкостью, с какой и наполнялся. Дай только время, и скоро в нем опять зазвенит золото. Киммериец потянулся к поясу… и потрясенно осознал, что кошелька нет на месте. Он быстро обежал комнату взглядом, надеясь, что попросту уронил его накануне. А может, это Ивэнна сняла его, когда промывала ему раны?..
– Мой кошелек! – сказал он. – Ивэнна, ты его не видала?
Девушка непонимающе уставилась на его ремень, где полагалось висеть кошельку. Теперь на этом месте болтались лишь потертые ремешки.
– Наверное, – предположила она, – ремешки оборвались, когда вчера ты дрался с… то есть я хотела сказать, во время того несчастного случая, – неловко поправилась она, поймав предостерегающий взгляд Конана.
– Понятно, – сказал Мадезус и покачал головой: – Увы, если в самом скором времени я не сделаю приношения…
– Погоди! Возьми вот это, целитель. Эта штука стоит гораздо больше трех золотых, но дьявол с ней, с ценой, я благодарен тебе за помощь, – с этими словами Конан вытащил завернутый в тряпку браслет, по-прежнему надежно сохранявшийся во внутреннем кармане его безрукавки. Он покупал его для Ивэнны, но, если учесть историю, связанную с этим браслетом, девчонка все равно не сможет носить его открыто. А если учесть, что Конан заплатил за него всего два золотых, он оставался еще и при выгоде. Развернув украшение, он передал его жрецу. Мадезус взял браслет… и тотчас же, издав невнятное восклицание, выронил его, словно ядовитую змею.
– Да оградит нас Митра!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36