Большинство кобылиц, следовавших за ним, были смирные, захудалые
лошади, и среди них выделялись своим ростом те девять породистых кобыл,
которых вороной конь увел первыми.
Табун этот охранялся так энергично и ревниво, что всякая кобыла, раз
попавшая в него, могла уже считаться безвозвратно потерянной для
скотовода, и сами скотоводы очень скоро поняли, что мустанг, поселившийся
в их области, приносит им слишком большой убыток.

2
Это случилось в декабре 1893 года. Я был новичком в стране, когда
выехал с фургоном из ранчо на Пиньяветитосе по направлению к Канадской
реке.
Провожая меня в дорогу, Фостер сказал:
- Смотрите, если вам представится случай увидеть проклятого мустанга,
не промахнитесь и всадите в него пулю.
Это было первое, что я услыхал об иноходце, и только по пути узнал его
историю от моего проводника, Бернса. Я сгорал от любопытства. Мне страстно
хотелось увидеть этого знаменитого мустанга, и я был несколько
разочарован, когда оказалось, что у источника Антилопы, куда мы пришли на
другой день, нет ни мустанга, ни его табуна.
На следующий день, когда мы перешли реку Аламозо Арройо и снова
поднимались к волнистой равнине, Джек Берне, ехавший впереди, вдруг припал
к шее своей лошади и, повернувшись ко мне, сказал:
- Приготовь ружье! Вон жеребец!
Я схватил ружье и поспешил вперед. Внизу, в овраге, пасся табун
лошадей. Среди кобыл стоял большой вороной мустанг.
Он, вероятно, услыхал шум нашего приближения и почуял опасность. Он
стоял, подняв голову и хвост. Ноздри у него раздулись.
Мустанг показался мне образцом лошадиной красоты, самым благородным
конем из всех когда-либо скакавших по степям, и уже одна мысль о том, что
этот красавец может превратиться в кучу падали, была мне отвратительна.
Джек убеждал меня стрелять скорее, но я медлил.
Мой вспыльчивый спутник выбранил меня за медлительность. Сердито
буркнув: "Дай мне ружье!", он схватил его, но я повернул ружье дулом
вверх, и оно нечаянно выстрелило.
Табун встрепенулся. Вороной мустанг заржал, зафыркал и забегал вокруг
табуна. Все кобылицы сгрудились в круг и поскакали вслед за своим вожаком.
Их скрыло облако пыли.
Жеребец скакал то с одной, то с другой стороны табуна. Он следил за
каждой кобылой в отдельности и далеко угнал их.
Я не сводил с него глаз, пока он совсем не исчез вдали; и, насколько я
мог судить, он ни разу не сбился с шага.
Джек, конечно, не пожалел крепких выражений для меня, моего ружья и
мустанга. Но, несмотря на его брань, я все же с радостью думал о красоте и
силе этого вороного иноходца. Нет, я не стал бы портить его атласную шкуру
из-за каких-то уведенных кобыл!

3
Существует несколько способов ловить диких лошадей. Один из них
заключается в том, чтобы пулей задеть лошадь по затылку так, чтобы на миг
оглушить ее, и тогда накинуть на нее лассо. Это называется "смять лошадь".
- Да, да! Я видал сотни раз, как люди ломали себе шею при этом, но не
видал до сих пор ни одного мустанга, который был бы "смят", - критически
замечал Дикий Джо.
Порой, если условия местности позволяют, табун загоняется в кораль
(загородку). Имея в своем распоряжении хороших лошадей, можно иногда
догнать табун, но самый простой способ, как это ни покажется невероятным
на первый взгляд, - это "уходить" мустанга (загнать его до изнеможения).
Слава знаменитого жеребца, который никогда не сбивался с иноходи в
галоп, все возрастала. О нем, о его быстроте, о его поступи и чутье,
рассказывали самые невероятные истории. Когда же старик Монтгомери из
ранчо Треугольник вдруг явился в трактир Уэлса в Улейтоне и в присутствии
свидетелей объявил, что даст тысячу долларов за этого жеребца, надежно
запертого в фургоне, если только, конечно, все эти рассказы не вранье, то
с десяток молодых пастухов загорелись желанием попытать счастья, как
только кончится срок их договоров с хозяевами и они будут свободны.
Дикий Джо решил опередить всех. Больше нельзя было терять времени. И
хотя срок его службы еще не кончился, он провел всю ночь в приготовлениях
к охоте.
Он взял у приятелей взаймы немного денег и снарядил экспедицию из
двадцати хороших верховых лошадей, кухонного фургона и запасов провизии на
две недели для трех человек: самого себя, товарища Чарли и повара.
Покончив с этими приготовлениями, он выехал из Клейтона с твердым
намерением "уходить" чудесного, быстроногого иноходца. На третий день он
уже достиг источника Антилопы и, так как приближался полдень, нисколько не
удивился, увидев, что вороной иноходец спускается к водопою вместе со всем
своим табуном.
Джо спрятался и не показывался до тех пор, пока все лошади не напились,
так как он знал, что животное, испытывающее жажду, всегда бежит лучше,
нежели то, которое отяжелело от выпитой воды.
После этого Джо, выйдя из засады, спокойно поехал вперед. Мустанг подал
сигнал к тревоге примерно за полмили от него и тотчас же погнал свой табун
к юго-востоку, в заросли. Джо галопом помчался за табуном, пока снова не
увидел его, затем вернулся и приказал повару, исполнявшему также
обязанности кучера, ехать на юг, к реке Аламозо Арройо. Сам же он снова
отправился к юго-востоку, следом за мустангом.
Проехав мили две, он опять увидел иноходца. Пустив шагом свою лошадь,
он подъехал к лошадям так близко, что табун испугался и ускакал к югу. Но
Джо поскакал наперерез и через час снова встретил табун. Он незаметно
приблизился к лошадям, и опять повторилось то же самое: новая тревога и
бегство. Так прошел весь день.
Мустанги описывали круги, постепенно двигаясь к югу, и, когда солнце
уже спустилось к горизонту, они находились - на это и рассчитывал Джо -
опять вблизи реки Аламозо Арройо. Мустанги снова были у него под рукой, и
Джо, спугнув их еще раз, вернулся к фургону. Его товарищ, отдыхавший до
тех пор, продолжал погоню на свежей лошади.
После ужина фургон двинулся к верхнему броду на Аламозо, как было
условлено раньше, и там Джо расположился на ночлег.
Между тем Чарли следовал за табуном. Дикие лошади не убегали так
стремительно, как вначале, потому что их преследователь не подавал виду,
что хочет напасть на них, и они мало-помалу стали привыкать к его
присутствию. Их легче было найти с наступлением сумерек, так как в табуне
была одна кобыла светлее других, выделявшаяся в темноте. Молодой месяц
тоже помогал преследовать табун, и Чарли, полагаясь на чутье своей лошади,
предоставил ей выбирать дорогу и спокойно скакать за табуном, среди
которого виднелась, точно призрак, светлая кобыла. Наконец все потонуло в
ночной темноте. Тогда он слез с лошади, расседлал ее и оставил пастись, а
сам, завернувшись в одеяло, быстро заснул.
При первых же лучах зари Чарли был уже на ногах и с помощью светлой
кобылы скоро нашел табун, проехав не более полумили. Увидев его, иноходец
громко заржал, и табун обратился в бегство.
Но на первом же пригорке лошади остановились, чтобы посмотреть, кто это
так упорно их преследует. Через минуту мустанг, решив, вероятно, что он
узнал уже все, что ему нужно, распустил гриву по ветру и двинулся вперед
своей неутомимой, ровной иноходью, словно черный метеор, увлекая за собой
весь табун.
Лошади повернули к западу, и после нескольких повторений той же самой
игры - бегства, погони, встречи и снова бегства - они достигли около
полудня старой сторожевой вышки индейцев. Там их подстерегал Джо. Длинная,
тонкая струйка дыма дала знать Чарли, что его ждут, и Чарли тотчас же дал
ответный сигнал при помощи своего карманного зеркальца, отражавшего
солнечные лучи. Джо вскочил на свежую лошадь и пустился в погоню, а Чарли
сел поесть и отдохнуть.
Весь следующий день Джо гнал мустангов, стараясь удерживать их на
окружности большого круга, по хорде которого двигался фургон. Перед
заходом солнца он подъехал к переправе, где уже ждал его Чарли со свежей
лошадью и пищей. Джо продолжал погоню весь вечер и даже часть ночи. Дикий
табун, по-видимому, немного уже начал привыкать к присутствию безвредных
незнакомцев. Кроме того, сказывалось и утомление. Табун уже не находился
более в степях с хорошей, сочной травой, а лошади преследователей получали
овес. Давало себя чувствовать также и постоянное нервное напряжение. Оно
лишало диких лошадей аппетита, но усиливало жажду. Преследователи давали
лошадям возможность пить много и часто. Напившейся лошади трудно бежать:
ноги у нее становятся точно деревянные и дыхание затрудняется. Джо поэтому
почти не поил свою лошадь. И он и его конь были вполне свежи, когда
наконец остановились на ночлег.
На рассвете Джо легко отыскал мустангов. Они вначале пустились бежать,
но скоро пошли шагом. Сражение, по-видимому, было уже почти выиграно, так
как главная трудность такого преследования заключается в том, чтобы не
терять из виду мустангов первые два-три дня, пока они еще не утомлены.
Все это утро Джо не упускал из виду табун и почти постоянно находился
вблизи от него. Около десяти часов утра Чарли сменил его у горы Хозе. В
этот день мустанги ушли от него вперед всего на четверть мили и
передвигались уже далеко не с такой легкостью, как раньше.
К вечеру Чарли сел опять на свежую лошадь и продолжал погоню, как и
раньше.
На следующий день мустанги шли уже понурив головы, и, несмотря на все
усилия вороного иноходца, временами расстояние, отделявшее их от погони,
было не более ста шагов.
Четвертый и пятый день прошли так же. Табун уже опять приближался к
источнику Антилопы. До сих пор все все шло так, как предполагалось: погоня
описывала большой круг, фургон же двигался внутри по меньшему кругу. Дикий
табун возвращался к источнику совершенно утомленный, охотники же ехали
бодрые, на свежих лошадях.
В течение всего этого дня, до самого вечера, мустангов не подпускали к
воде, а когда их наконец пригнали к источнику Антилопы, то дали им вволю
напиться. Тут наступил для искусных охотников, лошади которых получали
овес и берегли силы, ожидаемый миг столь долгой погони. Опившихся лошадей
нетрудно бывает поймать и стреножить.
До сих пор все шло блестяще. Но вороной жеребец был как будто выкован
из железа. Его непрерывный, плавный шаг не изменился и оставался все таким
же, как в первый день охоты. Он постоянно скакал взад и вперед вдоль
табуна, побуждая его ржаньем и собственным примером к бегству. Но силы
лошадей уже истощились. Светлая кобыла, помогавшая охотникам отыскивать
табун в темноте, была покинута табуном уже несколько часов назад и
находилась при последнем издыхании. Остальные кобылы, по-видимому, уже
потеряли всякий страх перед всадниками, и было ясно, что скоро они станут
добычей Джо.
А жеребец, который был целью всех трудов, оставался недосягаемым
по-прежнему.
Товарищи Джо хорошо знали его вспыльчивый нрав и нисколько не удивились
бы, если бы он в припадке внезапной ярости попытался застрелить
непобедимого вороного жеребца. Но Джо был далек от этой мысли.
В течение всей недели гоняясь за ним, он ни разу не видел, чтобы
вороной скакал галопом. Джо испытывал восхищение, свойственное всякому
хорошему наезднику перед такой чудесной лошадью; это восхищение все
возрастало, и он скорее готов был застрелить свою собственную лучшую
лошадь, нежели это великолепное животное.
Стоило ли даже брать награду, назначенную за его поимку? Джо начинал
колебаться. Сумма была не маленькая, но эта лошадь уже сама по себе
представляла капитал, так как могла стать родоначальником породы
иноходцев.
Но мустанг, за которого была назначена награда, все еще бегал на воле.
Нужно было кончать охоту.
Джо оседлал свою лучшую лошадь. Это была кобыла восточной крови, но
выросшая в прериях. Конечно, Джо никогда не мог бы приобрести такую
прекрасную лошадь, если бы не одна странная слабость, которой она была
подвержена. В этих краях растет ядовитая трава, называемая локо. Обычно
скот никогда не ест этой травы, но если случайно какое-нибудь животное
попробует ее, то оно начинает отыскивать ее повсюду. Действие этой травы
отчасти похоже на действие морфия, и лошадь, пристрастившаяся к ней, года
через два погибает от бешенства. Про такое животное местные жители
говорят, что оно "одержимо локо". И лучшая лошадь Джо имела в глазах дикий
блеск, который указывал знатоку, в чем тут дело. Но это была сильная и
проворная лошадь, и поэтому Джо выбрал ее для окончания охоты.
Джо поскакал вперед, к табуну. Он бросил лассо на землю, потащил его за
собой, чтобы выровнять веревку, затем обмотал его аккуратными петлями
вокруг ладони левой руки и, в первый раз за всю охоту пришпорив лошадь,
пустился прямо к жеребцу.
Началась бешеная скачка. Перепуганные кобылы бросились в разные
стороны, уступая дорогу. Свежая лошадь скакала галопом по степи, а впереди
нее, сохраняя прежнее расстояние, бежал жеребец, как и прежде не сбиваясь
со своей знаменитой иноходи.
Это было просто невероятно. Джо подстрекал и голосом и шпорами свою
лошадь. Она летела, как птица, но расстояние между нею и жеребцом не
уменьшалось ни на один дюйм.
Вороной миновал равнину и холм, поросший травой, спустился на
предательскую песчаную поляну и оттуда - в луговую полосу, где его
встретили лаем сурки. Джо скакал вслед за ним. Он едва верил своим глазам.
Расстояние между ними и жеребцом не только не уменьшилось, но даже как
будто увеличилось. Джо проклинал судьбу, шпорил и понукал свою бедную
лошадь и довел ее наконец до крайнего возбуждения.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9